Русская Армия генерала Врангеля. Бои на Кубани и в Северной Таврии. Том 14 - Сергей Владимирович Волков

осколок почти отрывает руку. Был отправлен в госпиталь и в батарею не возвратился. Ранен был он в первых числах июня.

Утром 5 августа мы возвратились из ночного успешного набега на тыл противника, и, подкрепившись с кухонного котла рыбешкой, батарейный парк крепко уснул до вечера, а вечером бодрые, веселые телефонисты устроили свой вокальный «концерт» у своей двуколки, до тех пор, пока дежурный офицер по батарее, наслушавшись наших добровольческих песен, попросил разойтись и отдыхать до утра, а там что Бог пошлет…

Тихая, светлая южная ночь Северной Таврии. Глубоким сном спят батарейцы, кроме дежурного офицера по батарее, двух дневальных у коновязи, бодро шагает часовой у орудий, и борется с дремотой телефонист с трубкой у уха, мальчик-богатырь – ему 6 лет… Иногда ночной покой прорежет ржание лошади на коновязи и крик на нее дневального. У двуколки спят два телефониста под одной попоной, прижавшись друг к другу. Они были неразлучные друзья, нося в батарее «пальму малолетства». Предчувствие их сблизило в эту последнюю ночь.

Генерал А.В. Туркул в своей книге «Дроздовцы в огне» пишет о малолетних богатырях: «Никого не было так жаль, как их, и было стыдно за всех взрослых, что такие мальчуганы обречены, вместе с нами, на кровопролитие и страдания. Кромешная Россия бросила в огонь детей. Это было как жертвоприношение». Слезы душат, когда читаешь эти страшные слова о юных богатырях!!!

6 августа 1920 года, немецкая колония Фридрихсфельд. Утром батарея стала на позицию левее колонии. Два телефониста, Соколов и Коваленко, потянули провода на наблюдательный пункт впереди колонии, на ветряную мельницу, я с Каншиным остался на батарее, остальные трое были свободны и с остальными батарейцами лежали вблизи батареи под деревьями. Скучно телефонистам сидеть у аппарата, когда нет стрельбы. Заскучал на пункте и Соколов без друга Каншина. Он просил командира заменить его телефонистом с батареи. Командир разрешил и сказал, чтобы на пункт явился Булгаков.

Вскоре, после моего прихода на пункт, красная артиллерия открыла редкий и беспорядочный огонь из двух орудий. С пункта наблюдая неприятельские разрывы по всей колонии, я увидел, как, к великому нашему удивлению, два снаряда разрываются на батарее. Моментально связь с батареей прервалась. «Бежать по линии», – приказал командир. Я быстро спустился с пункта, но меня вернули обратно – с батареи передали Коваленко сообщить командиру, что с ним будет говорить старший офицер подполковник Болотников. Когда я поднялся на пункт, я понял из разговора командира с батареей, что там имеются жертвы, в людях и лошадях. Получив трубку от командира, я спросил у батарейного телефониста Соколова за брата, а он, не отвечая на мой вопрос, взволнованным голосом умолял меня сменить его немедленно, потому что он не в состоянии слышать стоны умирающего Каншина и что Самойлов убит, а остальные телефонисты будут сопровождать раненых на станцию Михайловка. Я доложил командиру просьбу Соколова и, получив разрешение, бросился бежать на батарею, – я боялся за брата, к счастью, он находился с пулеметной тачанкой слева от батареи, на позиции. Подбегая к батарее, я видел, как Соколов положил трубку на аппарат и бросился бежать на пункт – он бежал навстречу своей смерти…

На батарее я застал потрясающую картину: перевязывали раненых. Каншин был повязан с головы до ног, стонал, иногда бессвязно что-то говорил. Рядом с ним лежал убитый Самойлов, и раздавались выстрелы, там, где стояли передки, это пристреливали тяжело раненных лошадей. Из раненых я только помню капитана Герзея – начальника конной разведки, и из номеров – молодого князя Волконского, но сколько было всех, я не помню. Я занял свое место у аппарата сам, точно в это время кто-то мне сказал, что Каншин скончался.

Еще не возвратились санитарные линейки со станции, как мы увидели разрыв только одного снаряда у ветряка, и связь с пунктом прервалась. На мой настойчивый вызов пункта никто не отвечал. Я доложил старшему офицеру, что связь с пунктом прервана, и получил приказание бежать по линии от старшего офицера, который занял сам мое место у аппарата. Схватив провод в руку, я побежал на пункт, но по пути встретил телефониста Коваленко, медленно шагающего мне навстречу, с головы до ног обсыпанного мукой. На мой вопрос, что с ним, он ответить не мог и, не останавливаясь, что-то пробормотал; я понял, что он контужен.

Прибежав на пункт, я был потрясен видом безголового трупа Соколова, которого разведчики с командиром выносили из ветряка. Заметив меня, командир заорал: «Булгаков! Марш на батарею!» Обезглавленный труп Соколова не забыть мне до смерти. Это был редкий случай прямого попадания снаряда в голову. Наша маленькая команда, состоящая из 7 телефонистов, за 2–3 часа потеряла троих убитых и одного тяжело контуженного, а меня Рука Всемилостивейшего Господа Бога дважды отводила от места кровопролития…

Еще и кратко о нашей команде. Она до Фридрихсфельда дошла в тяжелых боях с одной жертвой. В это время мы с батареей громили корпус Жлобы, курсантов под Ореховом и Преображенкой, били 8-ю латышскую дивизию, ходили несколько раз ночью по тылам красных, когда были в ударной группе, тянули и снимали провода под сильными обстрелами врага, и смерть как будто стыдилась косить таких молодых богатырей.

Несколько слов о предпоследнем и последнем боях у деревни Старый Чуваш и Карповой Балки. Наша команда в грохоте тяжелого боя стояла и исправляла провода под жестоким пулеметным и артиллерийским огнем, перебитые снарядами и порванные кавалеристами, и даже один раз после зарвавшегося в район батареи красного автоброневика. Командир отменил передачу команд на батарею по телефону и приказал телефонистам передавать их по цепи. И на этот раз команда осталась без жертв.

Нам живым до сих пор нет возможности посетить те места, где защищали святую Русь, и братскую могилу – Каншина, Соколова и Самойлова, чтобы поклониться ей на кладбище в колонии Фридрихсфельд. Так пусть настоящее повествование будет венком на братскую могилу, а героям малолетним на Вечную Память!

Раздел 4

Б. Павлов259

О десанте под Геническом260

В начале апреля 1920 года, для того чтобы облегчить оборону Перекопа, войсками белых было произведено два десанта в тылу у противника. Левый – Дроздовской дивизией со стороны Черного моря у селения Хорлы и правый – Алексеевской бригадой со стороны Азовского моря у деревни Кирилловки.

В воспоминаниях генерала П.Н. Врангеля мы читаем: «В этот день (1 апреля) наш правый десант – Алексеевская бригада, имевшая целью отвлечь резервы красных, благополучно высадилась у деревни