Натюрморт из Кардингтон-кресент - Энн Перри

— В Кардингтон-кресент совершено убийство, сэр, — медленно произнес Страйп, даже не пытаясь освободиться из железных объятий Питта. — Лорд Эшворд мертв. И леди Be… Be… леди Камминг-Гульд специально спрашивала о вас. И просила, чтобы вам передали, что она уже послала свой экипаж за мисс Шарлоттой, сэр. Мне очень жаль, мистер Питт, сэр.

Горячей волной по всему телу Томаса прокатилось чувство облегчения, так что ему чуть было не сделалось дурно. Питту стало стыдно за свой эгоизм, а за стыдом последовала острая жалость по отношению к Эмили. Он взглянул на честную физиономию Страйпа, и она показалась ему удивительно забавной и привлекательной.

Инспектор отпустил констебля.

— Спасибо, Страйп. Вы правильно сделали, что сами сообщили мне о случившемся. Лорд Эшворд — мой… был моим свояком. — Слова Питта прозвучали абсурдно. Лорд Эшворд — его свояк! Однако Страйп был слишком хорошо воспитан, чтобы рассмеяться ему в лицо. — Сестра моей жены вышла замуж за…

— Да, сэр, конечно, — поспешил согласиться с ним Страйп. — Они настаивали на вашем приезде. И вас уже ждет экипаж.

— В таком случае едем!

Томас проследовал за Страйпом по тротуару к экипажу, находившемуся у обочины на расстоянии десяти ярдов от двери станции. Лошадь стояла, опустив голову. Констебль открыл дверцу, Питт вошел внутрь, и Страйп сразу же последовал за ним, предварительно сообщив кучеру, куда ему надлежит отправиться.

Путешествие было не слишком долгим, и у Томаса было мало времени для размышлений. Он пребывал в полнейшем смятении, любые попытки спокойно и взвешенно взглянуть на происходящее тонули в горестных раздумьях об Эмили и неожиданном для него самого ощущении утраты. Ему нравился Джордж. Он был открытым и великодушным человеком, любителем красиво и ярко пожить. У кого и по какой причине могло возникнуть желание убить его? Питт мог бы понять такую смерть как следствие случайного разбойного нападения на улице или даже ссоры в каком-нибудь аристократическом клубе или на спортивном соревновании, вышедшей за рамки допустимого. Но все произошло в городском доме Джорджа, в окружении его собственного семейства!

Почему экипаж движется так медленно? Томасу казалось, что он едет целую вечность, — и тем не менее, когда они прибыли, он был совершенно не готов.

— Мистер Питт, сэр, — произнес Страйп.

— Да. — Томас вышел из экипажа и остановился на горячем тротуаре перед роскошным фасадом особняка Кардингтон-кресент.

Восхищающие своими пропорциями окна — три стекла по горизонтали, четыре по вертикали, кладка из тесаного камня, простые архитравы и массивная дверь. Он производил впечатление строения, одновременно и очень удобного, и доказавшего надежность многими столетиями своей истории. Но ныне, увы, не осталось ничего неприкосновенного. Страйп терпеливо ожидал рядом.

— Да, — повторил Питт, расплатился с кучером и проследовал к парадной двери, вызвав тем самым величайшее смущение и растерянность Страйпа.

Полиция должна была входить в дом через двери, предназначенные для торговцев и разносчиков. Инспектор решительно отказывался соблюдать подобные правила, однако Страйпу ничего об этом не было известно. Последнему приходилось иметь дело с преступным миром дешевых доходных домов и кишащих крысами лабиринтов трущоб, подобных Сент-Джайлсу, району, расположенному в нескольких шагах от Блумсбери, или, в лучшем случае, с мелкими буржуа, клерками, лавочниками и мастеровыми, претендующими на некоторую респектабельность, но, как бы то ни было, располагающими только одной входной дверью.

Питт дернул шнурок звонка, и мгновение спустя на пороге появился дворецкий, как всегда невозмутимо мрачный. Ну, конечно, тетушка Веспасия должна была поставить его в известность, что инспектор никогда не пользуется черным ходом. Дворецкий окинул Питта внимательным взглядом и, обратив внимание на высокий рост сыщика, его непослушные волосы, оттопыренные карманы, сразу же сделал правильный вывод.

— Инспектор Питт? Пожалуйста, проходите. Подождите немного. Мистер Марч скоро выйдет.

— Спасибо. Но я бы хотел, чтобы констебль Страйп прошел в комнаты для прислуги и начал бы допрашивать слуг, если вы не возражаете.

Мгновение дворецкий колебался, но затем осознал неизбежность предстоящей процедуры.

— Я провожу его, — медленно произнес он, чтобы убедиться, что они оба понимают, что слуги находятся в круге его ответственности, и он не собирается с себя ее снимать.

— Да, конечно, — кивнул Питт.

— Тогда пройдемте сюда.

Он повернулся и провел Томаса по изысканному, изобилующему украшениями холлу в комнату, явно перегруженную мебелью. Строгие кожаные кресла у письменного стола красного дерева, японские лакированные столики, черные и ярких оттенков красного цвета, коллекция индийского боевого оружия — трофеи службы Ее величеству и Империи кого-то из предков, беспорядочно развешанные на стенах напротив китайской шелковой ширмы.

Дальнейшие действия вызвали у дворецкого некоторое замешательство. Откровенно говоря, он не знал, как ему поступить с полицейским, стоящим у входа в дом, и в конце концов оставил его без единого слова. Он должен забрать Страйпа от входа и препроводить его в комнаты для прислуги и притом сделать так, чтобы он не испугал никого из девушек тринадцати-четырнадцати лет, чтобы слуги не ударили в грязь лицом и чтобы никто не вылезал без очереди и не говорил ничего лишнего.

Питт продолжал стоять. Комната, в общем, не отличалась от множества других, которые ему приходилось видеть раньше, — довольно типичная для своей эпохи и социального класса. От других комнат ее, возможно, отличало только необычное смешение стилей, словно в ее оформлении принимали участие три абсолютно разных по характеру и вкусам человека. С одной стороны, это был, вероятно, здравомыслящий, но весьма приземленный и крайне упрямый мужчина; с другой — некая дама с претензиями на высокую культуру; и с третьей — консервативный поклонник классической традиции и семейных ценностей.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Юстас Марч, энергичный румяный мужчина лет пятидесяти пяти. В данный момент этого джентльмена разрывали крайне противоречивые чувства, заставлявшие его играть непривычную роль.

— Добрый день, э-э…

— Питт.

— Добрый день, Питт. Тут у нас трагедия. Доктор — полный идиот. За вами не следовало и посылать. Это абсолютно семейное, внутреннее дело. Мой племянник, точнее, один из кузенов моей супруги, еще точнее, внучатый племянник моей тещи… — Он встретился взглядом с Питтом и покраснел. — Но я полагаю, вам все известно. Как бы то ни было, бедняга мертв. — Юстас Марч замолчал, сделал глубокий вдох и поспешно продолжил: — Мне очень неприятно это говорить, но он оказался в совершенно безнадежной ситуации из-за своей женитьбы и, по всей видимости, став жертвой глубочайшей депрессии, покончил с собой. Ужасно, ужасно… У него довольно эксцентричная семья. Но вы же не знаете других ее членов…

— Я знал Джорджа, — холодно отозвался Питт. — И всегда считал его в высшей степени здравомыслящим, уравновешенным человеком. Что же касается леди Камминг-Гульд, то она — одна из самых разумных женщин, с которыми мне приходилось иметь дело.

Рябоватое лицо Юстаса еще больше побагровело.

— Не исключено! — рявкнул он. — Но мы с вами вращаемся в совершенно разных общественных кругах, мистер Питт. И то, что считается нормальным и даже разумным в вашем кругу, в моем принимается отнюдь не столь благосклонно.

Томас почувствовал, как у него внутри начинает вскипать гнев, совершенно противопоказанный в его профессии, которому он не имел права давать воли. Инспектор привык к грубости и не придавал ей большого значения. Однако в данном случае его чувства были задеты прежде всего потому, что жертвой преступления стал Джордж. Но именно поэтому он, инспектор Питт, должен вести себя особенно безупречно, чтобы не дать Юстасу Марчу повода отстранить его от ведения дела. И в особенности он не должен позволить собственным эмоциям затуманить ему разум до такой степени, чтобы не суметь дойти до истины без причинения ущерба невинным людям. В ходе расследования — любого расследования, — как правило, открывается гораздо больше всего, нежели просто суть основного преступления: множество других более мелких грехов, довольно болезненных секретов, глупых и постыдных вещей, которые, выходя на поверхность, способны погубить любовь и разрушить доверие между людьми — те самые любовь и доверие, что в прежние времена сумели пережить на первый взгляд гораздо более серьезные испытания.

Хозяин дома не сводил глаз с Питта, ожидая его реакции. На физиономии Марча отобразилось предельное нетерпение.

Томас тяжело вздохнул.

— Не могли бы вы объяснить мне, сэр, что способно было вызвать такое отчаяние у лорда Эшворда, что, проснувшись утром, он сразу же без лишних размышлений покончил с собой? И, кстати, каким способом он это осуществил?