Из дневника фотолюбителя. Сборник рассказов - Эмма Павлова

Вдруг мне на плечо опустился белый голубь, у меня чуть инструмент не выпал из рук — откуда он? Взглянул на него и сразу узнал — это тот голубь, которого я на стройке спас, когда жил там в вагончике строителей. Крыло перебитое ему тогда перевязал да подкармливал, пока поправлялся. Вверх поднял глаза, а там ещё один такой же белоснежный голубь вьётся над головой, но не спускается ниже, подруга знакомого голубя, понял я. Голубь был дикий. Как он нашёл меня сейчас, знал это только голубь, а для меня случившееся останется загадкой.

К вечеру падал я от усталости. Но наступало утро и опять хотелось белую глаженую рубаху на чистые плечи набросить. Выстираю бывало под вечер всё ту же рубашку, одна она была у меня тогда белая, утром отглажу. Выйду в белом во двор, да с чуть побелевшими от седины своими волосами и опять за работу. И когда только я, чернявый подросток, успел седым стать, не заметил даже. Чуб весёлый мой да чёрный, как снег белым стал, и на висках заметно припорошило смолисто-черные кудри волос.

До глубоких заморозков дом я успел почти полностью поставить. Вот как-то осенью прибились ко мне двое крепких подростков, беспризорники, такие, как я, детдомовские. Очень они мне помогали в стройке, потом попросились остаться на зиму. Зимним вечером пацаны как-то признались, что их дядя Володя, то есть брат двоюродный названный мой, на помощь подослал ко мне. Сам двоюродный не появлялся и не интересовался жизнью в этом доме.

Я мало что мог бы рассказать о хозяине этого дома, который стал мне пусть не по крови, но настоящим братом двоюродным. От соседей, случайных знакомых по крохам я узнавал о семье его, когда-то построивших и живущих в этом доме. Мать всю войну была связной у партизан, пекла хлеб и снабжала партизан. Отец участвовал в северном конвое в Великую Отечественную из Англии в Мурманск и чудом остался жив после ранения. Брат двоюродный названный попал на год в тюрьму за драку, а когда его уже собирались освободить, как случайно попавшего, он, не выдержав и не зная об этом, совершил побег, за что его осудили уже надолго. Отец, а потом и мать умерли от горя. За домом смотрели его родственники дядя и тётя и поджидали уже скорого Володиного возвращения. А когда он вернулся, в доме оказался я, которого он принял и назвал своим двоюродным братом.

Спустя более тридцать лет не перестаю удивляться, как смог я, почти ещё подросток, никогда не сделавший ничего путного, поставить крепкий дом-четырёхстенок. Мой этот двоюродный брат позволил мне стать, надеюсь, человеком, мужиком, а не каким-то босяком с неизвестным будущим. Пока я строил дом, оказывается, он жил почти рядом, в соседнем селе. Там у него был тоже дом, две лошади, кошара с овцами и козами.

Очень мы с пацанами радовались, когда закончили дом. Потом таких же, как сам, сирот пустил я в дом этих ребят, помощников моих. Помогали они в строительстве здорово. Так и остались молодые пацаны в этом построенном доме и неплохо зажили в нём. Мы стали друзьями на всю жизнь в дальнейшем.

Старый дом названный двоюродный брат Володя оставил мне. А сам он вскорости по окончании стройки дома уехал в Афганистан воевать. Перед отъездом он пришёл вечером, но не один — с ним была девушка, та самая, которая частенько бывала у соседей и дразнила меня весело голубем белым. Я узнал её сразу, больше почувствовал, что это она, красива была необыкновенно! Я так растерялся при встрече, что забыл поздороваться с ними и стоял как пацан, опустив глаза в пол. Двоюродный больше года не появлялся здесь, а тут пришёл, да ещё не один — с красавицей гостьей. Но брат названный двоюродный — человек особый. Он будто вчера был здесь. Хлопнув по плечу меня, толкнул так, что я отлетел в сторону, и сразу глаза мои, как говорится, встали на место — я поздоровался. А двоюродный схватил за шею меня, притянул к себе и прохрипел в самое ухо:

— Привет, двоюродный, ты не такой, как я, ты мужик! Не загордись только, смотри, говнюком станешь!

Прощаясь, этот человек, которого я боялся до дрожи в коленках и одновременно обожал, опять хлопнул по плечу и вдруг протянул мне руку. Этот подарок был для меня в первый и последний раз и самым дорогим моей жизни. Через год пришло известие о его гибели в Афгане, и о том, что двоюродный брат был отважным бойцом.

А что потом было? Это уже как у всех людей. Катюша, так звали ту красивую девушку, стала моей женой. И это счастье мне он подарил — двоюродный, теперь навсегда брат. Мы жили дружно в любви и были счастливы. Трое богатырей сыновей родилось у нас. Один был похож на мою жёнушку, второй был чёрный как смоль — весь в меня, и третий тоже похож на меня. Дел у каждого из нас хватало. Друзья мои учились, я тоже учился, да и школу среднюю надо было вначале закончить. У меня к тому времени ведь шесть классов только было за плечами, а годков — порядком.

Главное, что крепко сплотило нас, беспризорников — это общая тяжёлая, вполне мужская работа. Мы смогли построить хороший дом, стали настоящими друзьями на всю жизнь, да ещё сам двоюродный их послал, как знал, что помощь мне не помешает. В трудностях помогаем друг другу, в праздники тоже не сторонимся друг друга. Позже у всех появились свои семьи крепкие. Да, они — настоящие мужики, каким настоящим мужиком был мой двоюродный брат.

Не сгорел я от водки, не пропал в тюрьме — это сделал двоюродный брат. Отмыл от житейской грязи, слепил и поставил на крепкие мужские ноги — это смог мой названный двоюродный брат. Правильный вкус к жизни привил мне двоюродный брат. Спасибо ему, что вовремя не пожалел моё звериное начало. Особо всегда кланяюсь у его могилы за Катю, мою жену Катюшу, с ней мы всю жизнь — в счастье, в понимании! Признаюсь, что до сих пор очень люблю молоко, лучше козье, а ещё — холодный хлебный квас, который научил меня делать двоюродный брат. А лучше хлеба нет другой пищи! Поверьте мне, чуть не пропавшему когда-то молодому человеку.

Былина об Алёше Поповиче

Город Алма-Ата, далёкие шестидесятые прошлого века —