Словарь культуры XX века - Вадим Руднев

Я недаром все время говорю о кнопках, потому что понятие Г. тесно связано с компьютерными виртуальными реальностями.

Существует даже компьютерная художественная литература и, по меньшей мере, один классик этой литературы. И фамилия у него для классика вполне подходящая - Джойс, правда, зовут его не Джеймс, а Майкл и написал он не "Улисса", а компьютерный роман "Полдень". Особенность этого романа в том, что его можно адекватно читать только на дисплее компьютера. Он построен так, как строится Г. В нем есть "кнопки", нажимая на которые можно переключать движение сюжета в прошлое и в будущее, менять эпизоды местами, углубиться в предысторию героини, изменить плохой конец на хороший и т. п. Серийность (см. серийное мышление, новый роман) - это тоже одна из особенностей Г.

Здесь мы подходим к понятию гиперреальности, которое придумал французский философ, властитель умов современного мира Жан Бодрийар. Для того чтобы понять, что такое гиперреальность, надо отождествить реальность с текстом (что было нами сделано в статье реальность, а текст построить как Г. - получится гиперреальность. Бодрийар утверждает, что мы уже живем в гиперреальности. Масс-медиа, бесконечные пересекающиеся потоки информации, создают впечатление, что кто-то нажимает и нажимает различные кнопки, а мы только успеваем рот разевать. Мы перекатываемся, как при шторме на корабле, из одного конца Г. в другой.

Например, Бодрийар считал, что войны в Персидском заливе зимой 1991 г. между Ираком и США в обычном "реальностном" смысле не было. Это была гипертекстовая война, вся "посаженная" на дисплеи компьютеров и экраны видеопроекторов. Это не мистика - это особая метафизика гиперреальности, сон наяву, если угодно.

Дальше в нашей цепочке были пространство и время. Конечно, пространство здесь прагматическое (см. пространство, эгоцентрические слова), а время серийное, по нему можно подниматься в будущее и спускаться в прошлое, как по эскалатору. То есть, строго говоря, времени в Г. вообще нет.

Возьмем наш словарь. В хронологическом плане он зафиксирован на "отметке" ХХ век. Но внутри этой отметки времени нет - мы перепрыгиваем из венской культуры начала века в Москву конца века, а оттуда - в Берлин 1943 г. Время здесь становится разновидностью пространства. Это и есть миф (см.), где все повторяется, и это есть неомифологизм, доведенный до последней черты: каждое слово - цитата, каждое предложение - мифологема. И конечно, такое сознание нельзя считать неизменным - мы его сами и изменили. Это своеобразная шизотехника, некоторый культурный психоз, и мы нажимаем кнопки бессознательно, поэтому это имеет прямое отношение к бессознательному (к парасемантике, - см.), и это имеет отношение к Эдипову комплексу, ибо кого же мы хотим перехитрить, как не самого себя и свои чудовищные бессознательные стремления, и это безусловно индивидуальный язык, потому что его, кроме нас, никто не поймет, и это аналитическая философия, потому что мы все время так или иначе анализируем значения употребляемых нами слов, и это теория речевых актов, потому что гипертекстовое путешествие - это очень сложная разновидность речевого акта, а раз так, то он относится к области прагматики и, стало быть, к семиотике, поскольку прагматика - одна третья часть семиотики. И это, конечно, семиотика интертекста.

Надеюсь, что более наглядно и убедительно трудно было объяснить, что такое Г.

Лит.:

Бодрийар Ж. Войны в заливе не было // Художественный журнал. 1993. - М 4.

Интервью с Жаном Бодрийаром // Там же. 1995. - М 8.

Руднев В. Морфология реальности: Исследование по "философии текста". - М., 1996.

ГИПОТЕЗА ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ

- разработанная американскими лингвистами Эдуардом Сепиром и Бенджаменом Ли Уорфом в 1920 - 1940-е гг. теория, в соответствии с которой не реальность определяет язык, на котором о ней говорят, а наоборот, наш язык всякий раз по-новому членит реальность. Реальность опосредована языком.

Вначале этот взгляд был в общем виде высказан Сепиром:

"Люди живут не только в объективном мире вещей и не только в мире общественной деятельности, как это обычно полагают; они в значительной мере находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения для данного общества. Было бы ошибочно полагать, что мы можем полностью осознать действительность, не прибегая к помощи языка, или что язык является побочным средством разрешения некоторых частных проблем общения и мышления. На самом же деле "реальный мир" в значительной степени бессознательно строится на основе языковых норм данной группы... Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом потому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения".

Уорф подробно развил взгляды Сепира. Уорф не был обыкновенным лингвистом, по профессии он был химик, и работа по специальности позволила ему взглянуть на язык специфическим образом - с точки зрения прагматики и прагматизма. Вот как он пишет о своих впечатлениях от работы на бензиновом заводе:

"Так, например, возле склада так называемых бензиновых цистерн люди ведут себя соответствующим образом, то есть с большей осторожностью; в то же время рядом со складом с названием "Пустые бензиновые цистерны" люди ведут себя иначе: недостаточно осторожно, курят и даже бросают окурки. Однако эти "пустые" цистерны могут быть более опасными, так как в них содержатся взрывчатые испарения. При наличии реально опасной ситуации лингвистический анализ ориентируется на слово "пустой", предполагающее отсутствие всякого риска".

Похожим был случай в лондонском метро, о котором когда-то писали газеты. Таблички на дверях, гласившие "Выхода нет", по совету социологов заменили табличками "Выход рядом", что на несколько процентов понизило число самоубийств в Лондоне.

Уорф был страстным поклонником культуры и языков американских индейцев. Сравнивая их языки со средними стандартными европейскими языками, он и сформулировал основные положения Г. л. о. Форма, культура, обычаи, этические и религиозные представления, отражающиеся в языке, имели у американских индейцев чрезвычайно своеобразный характер и резко отличались от всего того, с чем до знакомства с ними приходилось сталкиваться в этих областях культуры ученым. Это обстоятельство и подсказало мысль о прямой связи между формами языка, культуры и мышления.

Уорф писал: "Мыслительный мир" хопи не знает воображаемого пространства. Отсюда следует, что они не могут связать мысль о реальном пространстве с чем-либо иным, кроме реального пространства, или отделить реальное пространство от воздействия мысли. Человек, говорящий на языке хопи, стал бы, естественно, предполагать, что он сам или его мысль путешествует вместе с розовым кустом или, скорее, с ростком маиса, о котором он думает. Мысль эта должна оставить какой-то след на растении в поле. Если это хорошая мысль, мысль о здоровье или росте - это хорошо для растения, если плохая - плохо".

Еще один пример:

"В языке хопи множественное число и количественное числительное употребляются только для обозначения тех предметов, которые образуют или могут образовать реальную группу. Там не существует множества воображаемых чисел, вместо них употребляются порядковые числительные в единственном числе.

Такое выражение, как "десять дней", не употребляется. Эквивалентом его служит выражение, указывающее на процесс счета. Таким образом, "они пробыли десять дней" превращается в "они прожили до одиннадцатого дня" или "они уехали после десятого дня".

Вот один из самых выразительных и наиболее часто цитируемых примеров Уорфа: "Можно выделить некий объект действительности, обозначив его - "Это падающий источник". Язык апачей строит это выражение на глаголе "быть белым" [...] с помощью префикса да, который привносит значение действия, направленного вниз: белизна движется вниз. [...] Результат соответствует нашему "падающий источник", но на самом деле утверждение представляет собой соединение: "Подобно воде или источнику, белизна движется вниз". Как это не похоже на наш образ мышления!"

Уорф поясняет: "Предположим, что какой-нибудь народ [...] способен воспринимать только синий цвет. Термин синий будет лишен для них всякого значения. В их языке мы не найдем названий цветов, а их слова, обозначающие оттенки синего цвета, будут соответствовать нашим словам светлый, темный, белый, черный и т. д., но не нашему слову синий. Для того чтобы сказать, что они видят только синий цвет, они должны [...] воспринимать и другие цвета".

Г. л. о. сыграла большую роль в культуре ХХ в., но не столько в академической лингвистике, которая к ней относилась с подозрением, сколько в смежных областях, в аналитической философии, в междисциплинарных культурологических исследованиах.

Лит.:

Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. - М., 1960. - Вып. 1.