Предел прочности. Книга четвертая (СИ) - Углов Артем

- А ты, Герб, пойдешь обратно, если сию минуту не угомонишься, - Джанет становится напротив великана, в своей знаменитой позе, уперев руки в боки. Не сводит взгляда с парня, и тот замолкает, лишь буркнув для порядка неразборчивое про «справедливость» и «где она».

Нет ее, Герб, не ищи, не в этом мире точно. В отличии от товарища не испытываю столь сильных негативных чувств. Разумеется, Потоцкого, что дурачиться со свитой напротив, наказать хочется, но сколько их таких, придурков: сотни, тысячи по земле ходят, а папа Альсон экземпляр единичный. Видел я его фотографию, специально в сети рылся. Благообразный седоусый джентльмен, этакий образец крепкого семьянина и достойного гражданина, жертвующего миллионы на благотворительность. Ничего не сочиняю, в электронной энциклопедии так и было про него написано, слово в слово. Достойный гражданин… Этот достойный гражданин достоин только одного, чтобы отрубили под самый корень и в тюрьму отправили гнить до конца жизни.

- Полюбуйся, Герберт, что наделал. Сам завелся и Воронова завел, - поддержала Марго подругу. - Еще не хватало, чтобы он здесь стрелять начал.

- Как будто я только и делаю, что стреляю, – возмущаюсь в слух от такой несправедливости, – у меня даже оружия нет.

- Воронов, еще не хватало, чтобы оно у тебя было. Ты и без пистолетов на всякое горазд, - фыркает Марго.

Вот ведь баба вредная, и чего, спрашивается, прицепилась: дни в календаре неудачные или настроения просто нет?

- Заткнулись все! - вдруг рявкает бывшая старшая, да так громко, что смолкли даже на противоположном краю поляны. Впрочем, последних хватило ненадолго: громко стреляет шампанское, визжит перепуганная дама. И снова шум, гам, веселье, получает веером по спине проказник Антуа.

- Вы можете хотя бы минуту побыть нормальной группой, - Ли обводит всех злым взглядом. – Стоит собраться вместе, и грызетесь меж собой, как вечная стая голодных псов.

Разве это грыземся, так, баловство сплошное. Вот был бы здесь Соми Энджи…

- Хочу напомнить, что через пять минут состоится дуэль. Дуэль не Рандольфа Мэдфорда, а человека, представляющего третью группы образца выпуска тридцать девятого года, в защиту и честь Лианы Альсон, в защиту и честь нашей группы, а значит каждого из нас. Поэтому давайте вести себя достойно, дабы в полной мере соответствовать высокому званию детектива.

Вам бы урок по политической подготовке вести, уважаемая Джанет Ли. Умеете донести до слушателей генеральную линию партии, точнее руководства. Идеальная старшая по группе, которую должность не отпустит никогда. Но в одном она права, не время для препирательств.

Странно сосредоточенным выглядит Мэдфорд, не проронивший не единого слова, отстранившийся от всего происходящего. Только периодически разминает руки и припадает, то на одну ногу, то на другую. Не многим уступает секундант в лице Леженца - парень судорожно вцепился в чемоданчик с оружием, словно от этого зависела его дальнейшая жизнь. Да, тот самый Леженец, без скабрезных шуток которого не проходило ни одно собрание в казарме, и которому было абсолютно плевать на время, обстоятельства и прочую уместность.

И не скажешь, что готовятся к поединку на тупых шпагах, который поединком-то можно назвать с превеликой натяжкой, скорее обыкновенной тренировкой, разминкой для двух великосветских особ.

К центру поля вышагивает важный павлин – Микаэль Затовцев, назначенный сторонами в качестве третейского судьи. Я когда первый раз услышал его фамилию, сильно удивился, помятую о непростых отношения с Мэдфордом, еще в бытность курсантами академии. Но Герб развеял мои сомнения, произнеся всего два слова:

- Они аристократы.

Это многое объясняло, если не все. Конкуренты и противники, вечно подначивающие друг друга, строящие козни, и играющие порою на грани фола, объединились, едва речь зашла о фундаментальных понятиях, таких как честь. Не следует сомневаться: Затовцев отсудит строго по букве кодекса, не склоняясь в ту или иную сторону, потому что это заложено в его генах, в крови, потому что сия наука вдалбливалась, где тяжелой отцовской рукой, а где и розгами, с самого первого дня рождения. Изменить ей, значило пойти против себя, против родителей, против рода, а страшнее всего - против общества, частью которого он являлся, плоть от плоти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Затовцев замер ровно по середине поляны, с идеально подстриженной травой. Недовольно посмотрел в сторону веселящейся публики. Я уже знал от Нагурова, что подобное поведение на дуэли являлось признаком плохого тона. Негоже устраивать спектакль из поединка, пускай и состоится тот на тренировочных мечах. Вызов есть вызов, и отнестись к нему следует с должным почтением, согласно дуэльному кодексу, насчитывающему многие сотни лет.

Рука судьи медленно поднимается в воздух и голоса смолкают, как по команде. Доносятся лишь отдельные шепотки, слышно пение птиц в парковой зоне.

- Удачи, Мэд - тихо произносит Ловинс. Радольф едва заметно кивает, и вслед за секундантом выдвигается в центр площадки. Старается идти спокойно, расслаблено, но за четыре года я успел изучить Мэдфорда, чтобы понимать – парень явно напряжен и нервничает.

С противоположной стороны отделяется пара противников. Без труда распознаю, кто из них Потоцкий – одет ровно так же, что и Мэдфорд: в белую рубашку, обтягивающие спортивные штаны, заправленные в мягкие сапоги. Никаких физических изъянов, или других отличительных черт, за которые можно было бы зацепиться взгляду: в меру высокий, в меру смазливый, породистый не в меру. С такого персонажа картину писать маслом и вешать в родовом именье, непременно в массивной золотой раме. Можно верхом на коне, с мечом в ножнах, для пущей убедительности и величия, чтобы на века хватило.

Все эти аристократы… выглядят слишком идеально, как на подбор, словно их в инкубаторе выращивали, в промышленных масштабах, на фазе зародыша отсеивая страшных и некрасивых. Надо будет поинтересоваться у Герба, насколько популярна в иномирье генная инженерия.

Тем временем противники сблизились до расстояния нескольких шагов, между ними только трава и Затовцев, с каменным выражением лица. За спинами каждого стоят секунданты, с чемоданчиками в руках: замерли, ждут команды. Судья бьет двумя пальцами по ладони, призывая последних подойти. Поворачивает голову к одному - произносит короткую речь, к другому. Нам отсюда ничего не слышно, долетают лишь отдельные отголоски фраз.

Уверен, произносится сущая безделица: нет ли обстоятельств, препятствующих проведению дуэли, не желают ли стороны примирится. Я видел пару местных фильмов, так вот там самое интересное начиналось во время поединка, а все что предшествует – пустопорожняя болтовня, дань традициям. Сейчас откроют чемоданчики, продемонстрируют оружие и разойдутся по углам, ждать отмашки «к бою». Стандартная процедура для…

Неожиданно Леженец разрождается длинной тирадой, явно выходящей за рамки протокола. Понимаю это по опешившим лицам участников, особенно удивленным выглядит секундант Потоцкого. Он беспомощно оглядывается через плечо, словно ища поддержки.

По нашим рядам прокатилась волна возбуждения, народ зашептался. Любопытно, что же такое Дмитрий умудрился отчебучить, неужели очередная шутка ниже пояса? Он, конечно, временами дубовый, но не до такой же степени.

Потоцкий в нарушение всех правил покинул свое место, зашагал к судье. Его примеру последовал Мэдфорд и вот уже все четверо сошлись в центре, активно споря и выясняя отношения. Вместе с ними заволновались и зрители, а барышня из числа наиболее эмоциональных, выкрикнула, нервное:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Антуа, вернись!

Слова прозвучали совсем уж неуместно, но никто и не подумал улыбнуться: публика гудела осиным роем, встревоженная возникшей заминкой.

- … будет донесено, общественность узнает, не имеете права, оговорено иное, - доносит ветер обрывки фраз. Потоцкий, забывшись, активно жестикулирует, в негодовании выпячивает губы. Красивую маску лица искажает гримаса то ли злости, то ли страха, а может всего вместе. Не осталось в нем ничего прежнего от породистого отпрыска, портрет которого хотелось бы повесить в центральной зале родового поместья.