Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

Багратион, шедший в голове колонны генерала Я. И. Повало-Швейковского, впервые столкнулся в упорном бою с французами в городке Лекко, что в верховьях реки Адды. Багратион решил взять городок с ходу, но был отбит, потом все-таки завладел городом и с трудом сдерживал натиск противника — дивизии генерала Ж. М. Ф. Серрурье. При этом впервые его достала французская пуля — Багратион был ранен в правую ногу, выше колена. В журнале военных действий отряда Багратиона записано: «Полков имени моего: ранено: я — 1, полковник Хвитский — 1, майор Яковлев — 1…» и т. д.

Сопротивление французов было сильным, пришлось просить поддержку. Ее оказал Милорадович, подошедший на подводах со свежим батальоном, а затем Повало-Швейковский еще с двумя батальонами. При этом Милорадович совершил истинно благородный поступок, впоследствии отмеченный Суворовым в приказе по армии. Будучи старше в чине, он мог взять командование бригадой на себя, но этого не сделал, а передал батальон Багратиону, который успешно отбил нападение французов. Правда, тут выяснилось, что удерживать Лекко не было нужды — союзники уже переправились ниже его по течению Адды, у Бривио. Потери отряда Багратиона в том бою были велики — 365 (по другим данным — 385) человек. Потери французов оказались не меньшими, хотя вряд ли они составляли три тысячи человек, как писат в своем формулярном списке Багратион. Пленных французов было тоже не 200, как писал Багратион, а 100 человек. Раненый, но оставшийся в бою Багратион удостоился пожалования в командоры ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

Для австрийцев первым серьезным столкновением с французами стал выигранный ими бой у Ваприо-Кассано на Адде, когда началась переправа на правый берег. Австрийцам помогали вездесущие казаки и венгерские гусары. Удар по французским позициям был рассчитан Суворовым точно — французы уже не могли оборонять Милан и через Павию отступили юго-западнее, к Турину. 18 апреля казаки заняли Милан и уничтожили Цизальпинскую республику. Правда, в Миланской цитадели засел большой французский гарнизон.

За десять дней был достигнут колоссальный успех — войска союзников продвинулись на сто верст, форсировали пять рек, одержали победу при Адде и заняли столицу Цизальпинской республики. Но Суворов уже обдумал план продолжения операции. Он предложил Вене новую диспозицию, которая предусматривала наступление на разделенные корпуса генералов Моро (он сменил Шерера) и Макдональда. Предполагалось сначала разбить идущего с юга Макдональда, а потом разобраться с Моро, собиравшим свои разгромленные силы в Пьемонте, и занять Турин. Гофкригсрат отверг этот план и предписал завершить осаду Мантуи, которая хотя оставалась позади наступавшей союзной армии, но не представляла для нее особой опасности из-за того, что коммуникации между основной армией французов и гарнизоном Мантуи были разорваны и Мантуя находилась в изоляции. В итоге 20 апреля Суворов под личную ответственность и без одобрения Вены продолжил наступление. Он пошел к берегам реки По и форсировал ее, хотя Вена многократно запрещала ему действовать на правом берегу, а между тем только там можно было встретить идущего из Тосканы Макдональда.

Как всегда, Багратион шел впереди: 21 апреля он первым переправился через По у Пьяченцы. Но его движение было остановлено. Получив достоверные известия о том, что Макдональд еще далеко и не дебушировался из Апеннин, Суворов решил повернуть на Моро. Это привело русские войска 22 апреля в Павию — наиболее удобный пункт для начала задуманной операции. И опять вперед, в разведку боем, был послан авангард Багратиона. Он сообщал Суворову, что «слух носится, что неприятель у Александрии укрепился, и я ожидаю оттудова известия, а партию еще давно послал и приказал, чтобы непременно достали языка»". 23 апреля Багратион «нащупал» противника в крепости Тортона и остановился в Вогере, далеко впереди основных сил австрийцев. В тот же день он бодро писал Суворову: «Неприятель остался в Тортоне и весьма трусит нас — имевши со мною перепалку, потерял около 100 человек как конницы, так и пехоты… жалко мне, что в горах баталионы ко мне не примкнули, верно бы взял город. Неприятель совсем из пушек не стреляет — говорят обыватели, что ни ядер, ни картечь не имеет по калибру пушки. Стрелки мои из шанцев их выбили, и тогда даже они не стреляли — выпалили раз, но слуху не было от ядра или картечи. Здесь обыватели нетерпеливо ожидают вашего сиятельства. Охотников пропасть со мною — и отбиться от них не могу. В город я не вхожу для того, что неприятельский гарнизон весьма силен и жду армию в помощь». Примечателен дух и стиль этого, да и других рапортов Багратиона. Видно, что он, как говорили в то время, в кураже, воюет с удовольствием, проявляя смелость, отвагу, задор, но вместе с тем и осмотрительность и внимание.

Наступление развивалось успешно. Как и прежде, численное превосходство (более 45 тысяч против 20 тысяч у Моро) и инициатива, благодаря активности Суворова, оставались на стороне союзников. Их действия были осмысленны и целенаправленны. Одна австро-русская группировка на левом берегу По последовательно занимает Новару, Верчелли и, как и в начале кампании, захватывает подошвы Альп, пресекая коммуникации французов со Швейцарией (где находилась группировка генерала Массены) и подступая к Турину. Другая группировка действует на правом берегу По, в самом опасном месте, где возможен прорыв Макдональда. 28 апреля Багратион со своей бригадой двинулся от Вогеры к крупной крепости Алессандрия. Основные силы союзников сосредоточились у Тортоны, где находился штаб Суворова.

Моро расположился почти напротив, на левом берегу реки Танаро, притока По. Нужно отдать должное этому отважному и умному генералу. Он сумел воспользоваться тем, что после проигранного им сражения при Адде противник его не преследовал и позволил занять максимально удобную как для обороны Турина, так и для встречи с Макдональдом позицию: слева упираясь в берег По у города Валенцы, а справа — у крепости Алессандрия.

Выходка юнца. Начало разыгранной по обе стороны реки По «партии» осталось за французами. Причиной стал неудачный десант 1 мая корпуса Розенберга, предпринятый для занятия Валенцы по приказу Суворова, который полагал, что город оставлен французами. Но когда Розенберг, перейдя По, у селения Бассиана оказался перед лицом мощной группировки противника, он не сумел вывести вовремя войска и увяз в оборонительном, как писал Суворов, «беспрочном» бою, причем медвежью услугу Розенбергу сослужил прибывший в войска великий князь Константин Павлович, который, желая отличиться как полководец, вмешался в управление войсками и способствовал большим потерям русских. По словам бывшего рядом с Константином Е. Ф. Комаровского, великий князь оскорбил Розенберга, обвинив его почти в трусости, когда тот, видя сильные позиции французов и недостаток собственных сил, пытлчся подождать подкрепления. В ответ на слова Константина «генерал Розенберг, оскорбленный до глубины сердца таким упреком, отвечал: “Я докажу, что я не трус”, вынул шпагу, закричал солдатам: “За мной!” и сам пошел первый вброд. Сия поспешность имела самые дурные последствия». Как вспоминал один из участников сражения капитан Грязев, произошло самое ужасное — войска охватила паника: «Будучи теснимы со всех сторон более и более неприятельской многочисленностью, мы начинали ослабевать и силами, и духом, и, наконец, совершенно расстроились, смешались и в беспорядке, мало сказать, что ретировались, но бежали… тогда никакая власть, никакая сила не могла наши батальоны ни устроить, ни удержать от постыдного бегства. Я не могу без ужаса вспомнить о сем горестном для нас происшествии, которого я, по несчастию, был сам очевидным свидетелем»2". Погибло и было ранено почти полторы тысячи человек, убит генерал-майор Чубарое. Позже Суворов сурово отчитал царского сына и пообещал отдать его под военный суд, после чего Константин стал тише воды, ниже травы.