Всякая плоть - трава - Клиффорд Саймак

Я остановил машину и вылез; в нос ударил едкий болотный дух: пахло тлением, плесенью, гниющими травами, ржавой стоячей водой. В сущности, не такой уж тошнотворный завах, и, однако, было в нем что-то нечистое, меня даже передернуло. Вероятно, к этому можно привыкнуть, подумал я. Шкалик живет здесь так долго, что, скорей всего, принюхался и уже ничего не чувствует.

Я оглянулся на город - сквозь темную массу мрачных, будто в дурном сне приснившихся деревьев на миг блеснул луч уличного фонаря, что раскачивался на ветру. Да, можно не беспокоиться, я наверняка доехал незамеченным. Прежде чем свернуть с шоссе, я погасил фары и дальше, по проселочной дороге, которая, петляя, доходила до хижины Гранта, полз, как черепаха, при одном лишь тусклом свете луны.

Яко тать в нощи, подумалось мне. Да так оно и есть, вот только красть я ничего не собираюсь.

Тропинка привела меня к двери, слепленной, будто из заплат, из кривых, бросовых дощечек и обрезков; дверь заперта была на тяжелый засов с огромные висячим замком. Я попробовал один из больших ключей, он подошел, дужка замка откинулась. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась.

Я засветил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил из машины. С порога повел лучом вправо и влево. Стол, три стула, у одной стены койка, у другой очаг.

И - чистота. Деревянный пол устлан заботливо пригнанными друг к другу кусками линолеума. И линолеум протерт до блеска. Стены оштукатурены и тщательно оклеены клочками обоев, причем на какое-либо соответствие света и узора мастеру было в высшей степени наплевать.

Медленно поводя по сторонам лучом фонаря, я вошел в комнату. Теперь, кроме самых больших вещей, которые первыми бросились мне в глаза, - печка, стол, стулья, кровать, я стал замечать и другие, помельче.

И среди прочего - то, что должен был бы заметить прежде всего, но почему-то не заметил: на столе стоял телефон.

Я направил на него луч фонаря и долгие секунды смотрел, проверял то, что было очевидно с самого начала, с самого первого взгляда: у этого телефона не было ни диска, ни провода. Да и окажись у него провод, его здесь не к чему было бы присоединить: телефонная линия никогда не доходила до этой халупы на краю болота.

Стало быть, их три... то есть, это я знаю три. Один стоял у меня в конторе, другой - в кабинете Джералда Шервуда, а вот и ещё один - в лачуге первейшего милвиллского лодыря и забулдыги.

А впрочем, не такой уж он забулдыга, как воображает весь Милвилл.

Мы-то думали, он зарос грязью в своей развалюхе. А между тем пол вымыт, стены оклеены обоями, все чисто и опрятно.

Джералд Шервуд, я и Шкалик Грант - что, спрашивается, может нас объединять? И сколько ещё в Милвилле таких телефонов? С кем ещё соединяют нас неведомые, непонятные узы?

Я повел фонариком, луч взобрался на постель, застланную лоскутным одеялом - не смятым, не скомканным, а расправленным гладко, без единой морщинки. А потом луч осветил ещё столик по ту сторону кровати. Под ним стояли две картонные коробки. Одна без всякой надписи, на крышке другой яркие крупные буквы - известная марка превосходного шотландского виски.

Я подошел к столику и вытащил ящик из-под виски. То, что я в нем увидел, меня огорошило. Я думал, там сложено белье и прочие пожитки или свален никчемный старый хлам, но никак не ожидал, что это и правда виски.

Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой - непочатые, даже нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться... но, если вдуматься, тут было не до смеха.

Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под столом стоял целый ящик первоклассного виски.

Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги просто маскарад? Грязные, обломанные ногти; мятая драная одежда; вечно небритая физиономия и немытая шея, и вечно он клянчит на выпивку, и не брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного... так что же, все это - подделка и обман?

Но если это притворство, то - чего ради?

Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку.

Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были телефоны.

Я оцепенел, вытаращив глаза. Так, значит, вот каким образом тот аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня, подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы - и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего.

И все время он втихомолку надо мной насмехался.

Нет, неправда. Не станет Грант надо мной насмехаться. Мы с ним старые, верные друзья, и не станет он надо мной измываться и дурачить меня. Тут кроется что-то серьезное, что-то очень, очень серьезное, тут совсем не до смеха.

Если это Шкалик принес телефон ко мне в контору, так, может, он сам его и забрал? Может, потому он и заявился вечером ко мне домой - хотел объяснить, отчего телефон исчез?

Нет, едва ли. Не похоже.

Но если телефон забрал не Шкалик, значит, тут замешан кто-то еще.

Вынимать телефоны из коробки не было никакой надобности, я отлично знал, что это такое. И все-таки вытащил их - и, конечно, не ошибся. Ни дисков, ни проводов у них не было.

Я поднялся на ноги и постоял в раздумье, глядя на тот телефон, что стоял на столе; потом решился, подошел к столу и снял трубку.

- Слушаю! - отозвался уже знакомый мне деловитый голос. - Что вы можете сообщить?

- Это не Шкалик говорит, - сказал я. - Шкалика отвезли в больницу. Он заболел.

Короткая заминка, потом голос сказал:

- А, это мистер Брэдшоу Картер, не так ли? Очень мило, что вы позвонили.

- Я нашел телефонные аппараты у Шкалика. Я сейчас у него дома. А тот телефон, который был у меня в конторе, куда-то пропал. И я виделся с Джералдом Шервудом. Мне кажется, приятель, вам пора объясниться начистоту.

- Да, конечно, - сказал голос. - Как я понимаю, вы согласны представлять наши интересы.

- Стоп, одну минуту. Сперва объясните толком, в чем дело. И дайте мне время подумать.

- Ну, вот что, - сказал голос, - вы все обдумайте и позвоните нам. А что вы сказали про Шкалика, куда его увезли?

- В больницу. Он заболел.

- Почему же он не сообщил нам! - ахнули в трубке. - Мы бы привели его в порядок. Ведь он прекрасно знает...

- Может быть, он просто не успел. Когда я его нашел, он был очень плох.

- Как называется то место, куда его увезли?

- Элмор. Элморская больница.

- Элмор. Да, да, конечно. Мы знаем, где это.