Монах - Михаил Константинович Зарубин

радовался замполит, утверждавший, что действовал по инструкции.

После этого случая всегда выезжали в полной боеукладке.

Однако Саше рейды доставались редко, почти круглосуточно он находился в ремонтной зоне. Его друг Роман, с которым жизнь свела на призывном пункте, был механиком-водителем тягача, и практически каждый день уходил «на дело». После рейдов он всегда забегал к Саше.

— Привет, жестянщик! — кричал он. — Давай курнем!

Они доставали сигареты, и Саша с удовольствием слушал рассказы Романа о стычках с духами. Говорил он напористо, возбужденно, словно все накопившееся в нем выходило наружу, освобождая от неимоверного груза.

…Октябрьским жарким днем почти весь полк ушел в рейд. На базе осталась только охрана и ремонтная группа. Саше, как ни просился вместе со всеми, не разрешили, работы было много. Ночью все вернулись, оказалось, попали под обстрел. Утром Саша стал искать Романа.

— Ты не видел Романа? — спросил он командира отделения.

— Здесь должен быть.

— Не могу найти. Обычно он сам забегает ко мне.

— Может, спит? Его тягач духи подорвали, и я отдал команду пересесть на БТР.

— А кто Ромку после этого видел?

— Да я видел, сказал ему, куда садиться.

— Живым видел, не раненым?

— Ну чего ты пристал?

— Так нет его нигде.

— Куда ему деться?

Однако, поиски ни к чему не привели. Командование отдало приказ группе вернуться к месту боя. Сашу включили тоже. Вот и тягач, что стоял возле дороги с развороченными гусеницами. Но люки были задраены изнутри. Саша закричал:

— Рома, открой люк! Свои!

— Не могу, Санек!

— Что с тобой?

— Руки заняты!

После долгих усилий люк сорвали, и Саша первый залез в тягач. Роман сидел с двумя гранатами в руках, гранаты были без колец.

— Рома, все нормально, выброси гранаты.

— Не могу, Саша, занемели пальцы, не разжать…

— Только ты не суетись.

Саша потихоньку, чтобы не отлетела чека, стал разжимать по одному пальцу, и, в конце концов, освободил гранаты из рук Романа. Все с облегчением вздохнули. Стали обнимать Романа, а тот неожиданно для всех заплакал…

Уже вечером в каптерке у Саши, разливая неприкосновенный запас, Роман рассказывал:

— После взрыва я еще долго не мог понять, что произошло, видимо, оглушило порядочно.

— Но тебе же командир отделения приказал сесть на БТР!

— Я видел, что он махал, но был как заторможенный. Полез внутрь вещи взять. Когда выбрался, наших никого уже не было. Ладно, думаю, хватятся, вернутся. Люки задраил, жду. Ночью пришли духи и стали ползать по тягачу, сняли пулемет, пробовали открыть люки. Тогда я взял в руки по гранате, и зубами вырвал кольца. Думаю, если залезут, себя взорву и их. Видимо, торопились, не почувствовали, что в тягаче кто-то есть, ушли. А я остался сидеть с гранатами в руках, отпустить не могу, выбросить тоже.

— Ладно. Слава Богу, обошлось, вовремя спохватились.

Они выпили. Помолчали. Вдруг Роман, глядя на Сашу, сказал:

— Ты не думай, я в плен никогда бы не сдался.

— Я и не думаю. Тем более с двумя гранатами в руках. Захочешь — не получится.

— Я лучше себя взорву, чем плен.

— Чего ты заладил, плен да плен. Сидишь с друзьями, живой-здоровый, чего еще надо?

Роман уснул в каптерке. Саша, прикрыв его телогрейкой, продолжил разбираться с заклинившим пулеметом. О капризах этих пулеметов знали все, но зато калибр у него значительно больше, чем у его собрата на тягаче. Однако следить за ним нужно было постоянно, затвор слишком навороченный: то его клинит, то патроны не заходят в патронник. Один придурок-наводчик пытался решить эту проблему при помощи молотка. Пуля оказалась разрывная, разнесло пацану лицо в клочья…

* * *

Уже почти год, как Саша служит в Афганистане. Чужая страна, чужая земля. Страна гор. Кругом, куда ни кинешь взгляд: горы, горы, горы. Хребет за хребтом простирается до самого горизонта. Земля напоминает неожиданно застывшее море во время сильного шторма. Все окутано горными цепями, идущими во всех направлениях. Стянуло, опутало землю каменным поясом. Все лишено растительности. Реки, берущие начало в горах, теряются в песках. Можно ехать многие дни и не увидеть ничего, кроме обрывистых горных ущелий, отдаленных вершин, и новых хребтов, уходящих к горизонту.

Радостно весной. Долины выглядят эффектно, словно зеленая прерия, живописные холмы зарастают высокой травой и цветами. Красные маки трепещут на ветру. Меньше месяца длится это благословенное время. Весенние дожди прекращаются, зеленый покров исчезает, летняя жара все сжигает. И словно насмешка, вдали видны снежные вершины гор — величественные и холодные.

Зимой все заметает снегом, и такой мороз опускается на землю, что не выдерживает металл. А люди выдерживают все.

В Афганистане мало автомобильных дорог, а звуков паровоза никто не слышал в каменных джунглях. Горы буквально изрезаны тропами и тропинками. Часто можно видеть, как по безлюдной пустыне, под палящим солнцем идет караван. Друг за другом шагают верблюды, нагруженные вьюками. В них — драгоценный каракуль с мелкими тугими завитками шерсти, или снаряды, или оружие, или наркотики. Караван-баши и погонщики верблюдов одеты в широченные шаровары и длинные овчинные шубы. На головах белые и цветные чалмы, на ногах мягкая кожаная обувь с загнутыми носами. Молодым солдатам, не привыкшим к этим пейзажам, хочется к родным берегам полноводной реки, вода в которой холодная даже в жаркие дни…

Саша встряхнул головой. И сразу родные милые места исчезли, и перед глазами — нынешняя жизнь. Налево — штаб, прямо — казарма, за ней столовая. Потом баня, потом склады. За складами автопарк и мастерские, радиостанция, накрытая маскировочной сетью. За каменным забором видны дувалы, огороды, уходящая в горы дорога. После ангаров — длинное здание узла связи. Одна стена выкрашена в белый цвет — это экран. Фильмы проектировали из «клуба» — двухэтажного вагончика. За клубом — плац для построений и строевой подготовки.

Союз где-то далеко, за горами. Как тяжело быть вдали от родных мест! Как там мама, последнее письмо от нее было так давно. Она ложилась на операцию. Он написал несколько писем, но сестры не отвечают. Неужели что-то случилось? Как плохо без весточки из дома! Он посмотрел на высокое небо, потрогал крестик на груди, подаренный мамой.

Роман вбежал в мастерские, словно за ним кто-то гнался.

— Ты чего, Рома?

— Саша, уходим в рейд.

— Когда?

— Через два дня.

— Далеко?

— Ну, кто мне маршрут скажет.

— У меня все в порядке, последний танк одеваю.

— Слушай, давай попросим ротного, чтобы ты с нами сходил.

— Не пустят.

— А вдруг?

— Давай попробуем.

Они пошли в штаб. Ротный посмотрел на ребят с недоумением.

— Да что в рейдах хорошего,