Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 - Алекс Бухнер

Солдаты шли и шли мимо убитых и умирающих. Они были готовы топтать своими сапогами все, лишь бы выйти из этого ада. Они хотели жить.

Далеко на северо-западе на обледенелой высоте у Новой Буды наши валлоны из состава бригады точно выполняли приказ обороняться и все еще вели огонь по наступавшим. Они видели огни вокруг остановившейся и перемолотой колонны в Шендеровке. До них долетал нескончаемый крик тысяч солдат, гонимых вперед снарядами и пулями.

В ночь на 17 февраля между 1.00 и 5.00 подразделения нашей бригады одно за другим начали отходить. Темные тени тихо скользили по снегу в темноте ночи. Они направлялись к небольшой складке местности на юго-востоке, у которой должны были собраться вместе. Им не нужно было искать туда дорогу. Вздымающиеся в небо факелы пожаров горящей деревни освещали им путь. Идя к месту сбора, они проходили мимо горящих грузовиков, убитых лошадей и мертвых солдат, лежащих в самых немыслимых позах.

Всю ночь шли сквозь деревню небольшие быстрые группы валлонов.

Но наш арьергард продолжал выполнять свою задачу у Новой Буды. Ведя огонь неслыханной интенсивности, они прижали противника к земле и прочно удерживали высоту. В 5.00 они приступили к выполнению последней части плана и объединились с последним заслоном дивизии «Викинг» у северной окраины Шендеровки. Затем вслед за последними грузовиками они миновали наскоро залатанный мост и двинулись на юг.

Колонна грузовиков и телег, растянувшаяся на два километра в длину при ширине около 50 метров, подошла почти вплотную к передовой. Я встал на патронный ящик и собрал вокруг себя моих валлонов, которые, несмотря на все передряги, еще могли сражаться.

В неописуемом беспорядке сгрудились вокруг солдаты и повозки. Взошедшее через несколько минут солнце осветило своими первыми лучами начинающегося дня этот хаос танков, грузовиков, запряженных лошадьми телег, солдат из различных батальонов, украинских беженцев и советских военнопленных. Внезапно в центр этой мешанины ударил снаряд. Затем десяток снарядов. И еще несколько. Вражеские танки и орудия овладели высотой у Шендеровки, находившейся у нас за спиной. Мы представляли для них отличную цель.

Последние двадцать германских танков, чтобы не быть сосредоточенной целью, рванули из колонны в разные стороны, давя гусеницами все, что оказалось у них на пути. Их примеру последовали и водители грузовиков, и погонщики лошадей. Верховые лошади бросились врассыпную. Другие, чьи ноги были раздавлены танками, пронзительно ржали. Над снегом и землей свистели осколки снарядов...

Штурмовая бригада «Валлония» получила приказ — к началу дневной атаки перейти в головную часть колонны, чтобы участвовать в решающем прорыве.

 Спасение или смерть!

Сквозь достойный эпического описания беспорядок, вызванный советскими танками среди последних тысяч германских повозок и грузовиков, мы быстро протолкались на юго-запад. Шум у нас за спиной буквально раздирал уши. Шендеровка была занята врагом не далее как час тому назад, русские уже выходили из села, наступая нам на пятки. Их танки тоже следовали сюда для решительного боя с нами. Нашими последними боеспособными танками решено было пожертвовать для отражения этого удара... Они прогрохотали своими гусеницами по снегу сквозь хаос нашего отхода. Обратно не вернулся никто — ни один человек и ни один танк. Чтобы выиграть один час времени, который дал возможность спастись нескольким тысячам солдат, эти танкисты погибли все до последнего человека южнее Шендеровки утром 17 февраля. Под прикрытием этого танкового заслона идущие на прорыв уходили все дальше на юго-запад. Начался снегопад, крупные хлопья кружились в воздухе. Плотный снег предвещал спасение, поскольку скрывал нас от взора врага. В ясную погоду вражеская авиация быстро бы уничтожила нас всех. Скрытые падающим снегом, мы двигались вперед настолько быстро, как только могли. Коридоры для движения, свободные от сил неприятеля, были очень узкими. Наши передовые части расчистили от врага лишь участки шириной в считаные сотни метров. Местность представляла собой чередование холмов и низин. Спустившись с одного холма, мы через несколько сот метров поднимались на следующий. В низинах — ужасающая мешанина разбитых грузовиков, телег и десятков мертвых солдат на покрасневшем от их крови снегу. Вражеские орудия держат свободные проходы под постоянным обстрелом. Мы спотыкаемся об истекающих кровью раненых и шагаем по мертвым телам.

Едва мы выходим из одной низины, как по нас открывают огонь с обеих сторон вражеские снайперы. То один, то другой из наших солдат вдруг вскрикивает, падает в снег на колени и прижимает руки к животу. Вскоре снег уже усеян телами умирающих. Минут пять еще можно различить их лица и пряди волос. Проходит еще десять минут — и это уже груды заснеженных мертвых тел, о которые спотыкаются еще живые.

Тем не менее колонна сохраняла известный порядок. В это мгновение мимо хвоста колонны пронеслась волна советских танков, которые своими гусеницами прошлись по замыкающей повозке, раздавив ее погонщика, раненых и лошадей. Нам все же удалось переправить в голову колонны легкораненых и спасти от танков несколько повозок.

Пройдя мимо небольшой рощицы, мы снова спустились в низину. Но едва мы стали подниматься на следующий пригорок, как заметили у себя за спиной несколько сотен всадников, спускающихся по склону расположенного к юго-западу холма. Поднеся к глазам бинокль, я по их форме точно установил, что это были казаки. Они пустились в дикую погоню за нашим арьергардом.

Над нами словно висело какое-то проклятие. Советская пехота вела по нас огонь, русские танки преследовали, а теперь еще и казаки устроили на нас охоту. Когда же, наконец, ну когда же появятся танки деблокирующей группировки, которые должны идти навстречу нам с юго-запада... Мы прошли уже больше десяти километров, а их все не было видно. Мы обречены идти и идти.

В суматохе перестрелок и бросков нам все же удалось вовремя добраться до небольшого леска, через который мы рассчитывали с наступлением темноты выйти близко к Лысянке.

В трехстах метрах от нас на улице Лысянки стволы танковых орудий были все еще развернуты на северо-запад, туда, где находился второй большой участок прорыва. Там тоже осуществлялся массированный прорыв. В течение нескольких часов он оттягивал на себя силы советских танков и пехоты. Это нас и спасло.

Наступала ночь. Крупные хлопья снега, опускаясь, медленно кружили в воздухе. Из глубины степи до нас доносились душераздирающие крики раненых о помощи. Но все эти призывы оставались без ответа...

В то время, пока мы ожидали наступления темноты для атаки, все прорвавшиеся солдаты, нашедшие убежище в нашем леске, были разбиты по воинским званиям. Были задействованы все рода войск, а также многочисленные украинские беженцы (предатели, сотрудничавшие с оккупантами. — Ред.), ушедшие с нами при приближении Красной армии. С самого утра у нас во рту не было ничего, кроме пары горстей снега. Но снег лишь еще больше усиливал нашу жажду. Наших раненых бил озноб. Мы сбились в плотную кучу, чтобы хоть немного их согреть. Но сильнее всего нас изнуряли нетерпение и страх, с которыми мы ожидали окончания этого ужасного дня. Лишь когда вражеские танки на вершине холма и на улице Лысянки не могли более различать нас в темноте, мы смогли покинуть спасительный лесок.

В половине шестого вечера мы в строгом порядке двинулись в путь. С высоты, которая скрывала нас от советских танкистов, с холмов и из низин, которые мы пересекали утром, до нас доносился непрерывный зов о помощи, особенно хорошо слышный в эту морозную ночь... Но мы замкнули свои сердца для этих раздиравших наши души звуков и двигались навстречу нашему освобождению. По узкой тропе мы шли вдоль опушки леса. Ночь светлела. Вся колонна шагала молча, что было удивительно. Ни одного слова не издавали эти 3 тысячи человек, последними из которых шли 632 валлона моей бригады, даже легкий шепот не доносился до моего слуха.

С проводниками во главе колонны мы прошагали два километра по тропе, которая вела нас через такую топь, где грязь доходила нам до колен. Ни один русский нас не заметил.

Мы поднялись по крутому заснеженному склону. С него в свете луны стал виден блеск водного потока. Один за другим мы перебрались через него по скользкому, из хлипких досок, сбитому на скорую руку мосту. Прошли еще метров пятьдесят. И тут внезапно перед нами выросли три темные фигуры в стальных касках. Это был один из передовых дозоров деблокирующей группировки, остановившейся в Лысянке-Северной.

Теперь котел становился для нас ужасным воспоминанием. Мы спаслись, мы в самом деле спасены.

И тут же новое счастье — остаток ночи мы провели в окрестных домишках и хатах. Но все же мы были в непосредственной близости от русских. Но куда же идти среди ночи и сквозь снегопад?