«Операцию «Шторм» начать раньше - Николай Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Погоди, я сейчас, сейчас освобожу. — Лена чуть подвинулась, начала осторожно выкладывать на край ямы кости.
Господи! Как хорошо, что он не заорал это идиотское «Ложись!». Бориса даже бросило в жар от одной мысли, что он мог сделать подобное. Сделал бы в тот миг, когда Желторотик… Впрочем, это он сам желторотик, Лена на десять шагов идет впереди него по отношению к жизни. Она…
Мысль затерялась, и Борис махнул рукой — ну и ладно. Главное, есть Бог на свете. А если и нет — тоже хорошо, тогда вообще никто не видит те глупости, на которые мыслят идти люди человеки…
— Товарищ старший лейтенант, с приездом! — закричал сбоку Буланов.
Лена резко подняла голову, но, видимо, все же не ожидала увидеть так близко, прямо перед собой, Бориса. Торопливо начала сдувать, поправлять локтями упавшие на лицо волосы, одергивать куртку.
— Ой, извините. А мы вас так ждали, — наконец произнесла она. И тише, торопясь, чтобы успеть и чтобы не услышали подходившие к ним ребята, сообщила: — А я знала, что приедете снова вы.
— Это случайность. Мог и не приехать, — пожал плечами Ледогоров.
— А я все равно знала, — повторила Лена и начала выбираться из траншеи. Борис подал руку, она посмотрела на свои ладони, испачканные землей. «Давай давай», — улыбнулся старший лейтенант, и пионервожатая протянула руку навстречу.
…После вечернего чая, когда сгорели все заготовленные для костра дрова, потянулись в палатку.
— Спим все вместе, теплее и друг за друга не боимся, — шепнула Лена, а громко, уже для всех, произнесла: — Где мы товарищу старшему лейтенанту место определим?
— А кто где спит? — в свою очередь спросил Борис.
— Мы с Настей — с этого края, у печки. С другого — Сережа, Петя, Саша и Юра. А вот как раз между нами и пусто было. Как, ребята, пустим нашего командира в середочку?
— Пустим, — первой отозвалась Настя.
— Да я… мне все равно… — закрутился Ледогоров. Ложиться рядом с Леной? И она вот так запросто к этому подводит всех? Может, она еще и место специально оставила рядом с собой для этого случая? А теперь боится и того, что все может поломаться, и невольного разоблачения?
Мало было света от «буржуйки» — только только дотягивались, допрыгивали до лиц красноватые отблески, но Борис все равно увидел взгляд, глаза Лены. И понял, что не ошибся: ее излишне громкий голос, просьба коллективно решить выдвинутый единственный вариант — это не что иное, как стремление скрыть волнение и оправдать себя, свою маленькую хитрость еще той, первой ночи, когда только занимала место на нарах и оставляла рядом свободное.
«Прости меня, — прочел он в ее взгляде. — И не выдавай, не оставляй одну в этой ситуации».
Борис быстро оглядел ребят — каждый занимался своим делом. Может, и в самом деле он только все осложняет? Палатка то одна, и кто то все равно будет спать рядом с Леной. Делов то…
Бросил фуражку на место, указанное Леной, — занято, И сразу вышел из палатки. Если кто что нибудь и подумает — плевать, он здесь старший и будет делать то, что посчитает нужным.
Стемнело — без костра и печки — мгновенно. Вершины деревьев, боясь зацепить запутавшиеся в листьях звезды, замерли, притворились неживыми. Но вот где то далеко прогудел поезд, — значит, жизнь все таки не замерла, несется, грохочет.
Послышался шорох — из палатки вышел сначала Сергей, потом остальные ребята.
— Первыми они ложатся, — кивнул на палатку курсант.
— Подъем во сколько?
— Как встанем. Утром все равно роса, так что в любом случае ждем солнца. А сегодня Елена
Викторовна сказала, чтобы после отбоя не разговаривали: нужно, мол, дать вам отдохнуть с дороги.
— Вот еще, — возмутился Ледогоров. Такая опека становилась уже назойливой. — Дежурство какое то ночью есть?
— Я хотел вначале предложить, но… — Сергей только махнул рукой. — Так, сам иногда встаю, подтапливаю печь. Спим в спорткостюмах. Вначале вроде жарко, а потом ничего.
— Туалеты оборудовал?
— Так точно. Все по науке.
— Наука… А почему тогда рукомойник прибит прямо к дубу?
— Филиппок прибивал, я просто не стал переделывать, чтобы не обидеть.
— Как ребята? — старший лейтенант оглянулся на присевших около потухшего костра ребят.
— Нормально. Главное, работящие и без заскоков. Это сегодня они притихли, привыкают к вам.
— А Настя? — пролил бальзам на душу курсанту Ледогоров.
— Улы ыба а… — расплылся в улыбке Сергей. Было видно, что ему нравится произносить это имя, однако, спохватившись, курсант тут же добавил небрежно: — Ничего. Уши, правда, немного большеватые, как пельмешки.
Тоже, нашел недостаток. Да и всем бы говорить об этом с такой затаенной нежностью и любовью.
— Ну что ж, раз попали в хорошую компанию, будем работать, — не стал больше выяснять понятное и без слов старший лейтенант. — Железа много?
— Много. Пока только отмечаю, никого не подпускаю к этим местам. Копаем там, где чисто.
— Хорошо. Ну что, идем спать? Идем спать, орлы? — переспросил школьников, одновременно приглашая к дружбе и союзу с собой.
— Позовут, — после некоторого молчания по взрослому пояснил Филиппок.
— Заходите, — тотчас же послышался из палатки голос Лены.
Зашли гуртом: в общем колоброде и Борис вроде перестал комплексовать, разделся, спокойно залез под одеяло. Лена, вначале лежавшая на боку, отвернувшись от него, повернулась на спину, замерла. Борис же на спине никогда в жизни не спал, но теперь, чтобы улечься удобнее, нужно было или отвернуться от Лены, или, наоборот, лечь к ней лицом. И вдруг понял, что ни того ни другого сделать не сможет, что вынужден будет лежать как струна, руки по швам. И с каждой секундой понимал все больше и больше, что в таком положении уснуть не сможет. А спина уже занемела, стала каменной, нестерпимо захотелось поднять хотя бы руку, забросить ее за голову.
Затаив дыхание, тихонько пошевелил ею, пытаясь вытащить из под одеяла, но заворочался кто то из ребят, и он мгновенно замер. Какую же глупость сотворила Лена, приказав всем сегодня молчать, дать ему отдохнуть. Дали, спасибо за заботу! К утру на этом месте найдут мумию или истукана.
Заворочался, повернулся рядом Юра, и Борис, ловя момент, тоже повернулся к Лене. Она тихо, но все равно на всю палатку, спросила:
— Непривычно на новом месте?
— Привыкнем, — прошептал он в ответ и теперь уже вполне официально пообустраивался еще, отыскивая удобное положение.
Лена, понаблюдав искоса за ним, отвернулась, лишь только он глянул в ответ.
— Спокойной ночи, — сказала она всем и быстро повернулась к Насте.
«Спокойной ночи», — поджал губы Борис. И уже не стесняясь шума, тоже отвернулся от Лены: могла бы полежать и так, как лежала. А не желает — и не надо, он тоже гордый и тоже имеет характер.
Глава 8
БЕСПОКОЙСТВО ВЫЗЫВАЕТ ТАРАКИ. — КОГДА ВОЮЮТ ПЛЕМЕНА — ПЛАЧЕТ
РЕВОЛЮЦИЯ. — ЗА КЕМ ПОЙДЕТ КАДЫР? — «МОРСКОЕ ЗВЕНО» ПОСТАНОВЛЯЕТ…
Начало июня 1978 года. Москва. ЦК КПСС.
Из Афганистана Николай Нестерович Симоненко, заведующий сектором ЦК по Среднему
Востоку, вернулся удрученным. Командировка была краткой, всего несколько дней, но ему, занимавшемуся Афганистаном не один десяток лет, не составляло особого труда соединить в логическую цепь разрозненные вроде бы факты, по интонациям бесед понять общее настроение и в руководстве страны, и в республике в целом.
Самое страшное и неприятное — особое беспокойство вызывал сам Нур Мухаммед Тараки. Как ни прискорбно, но он предстал соловьем, который слышит только собственную песню. Что то можно было, конечно, списать на эйфорию от победы революции, но Николай Нестерович слишком хорошо знал нынешнего председателя Революционного совета еще по прежним временам.
В декабре теперь уже далекого 1956 года ему поручили встретиться с Генеральным секретарем
ЦК тогда только что созданной НДПА. Правда, высказали пожелание:
— Неофициально и не в кабинетах на Старой площади.
Тогда они с Ульяновским и увидели первый раз Нур Мухаммеда Тараки. Афганец, как оказалось, прибыл в СССР, направляясь на лечение в ФРГ. Транзит был через Москву, и
Генеральный секретарь просто не пришел на регистрацию, чтобы не лететь дальше.
— Наша партия — достаточная сила, чтобы совершить революцию и установить режим народной демократии, — увлеченно, с гордостью доказывал Тараки на этих встречах. В открытую, правда, ничего не просил — ни помощи, ни поддержки, а может, был просто уверен в этом и не считал нужным напоминать. Ему важнее было другое — утвердиться в глазах самой влиятельной компартии мира. — Наша революция станет победоносной, — заключал он в конце каждой беседы.
А их было несколько — в ФРГ Тараки так и не выехал, дожидался обратного рейса в Москве. За это время Николай Нестерович попытался выяснить уровень теоретической подготовки лидера