Дети Афродиты - Вера Колочкова

– Хотя – чего уж… Ладно, расскажу все до конца. Ты ведь и впрямь девушка крепкая, надеюсь, выдержишь. Она ведь приходила потом ко мне, Оля…

– Кто? Анна?

– Ну да. Тебе аккурат полтора годика исполнилось, она и заявилась в дом. А я ее выгнала… Даже посмотреть на тебя не дала. Вот тут, на этом месте, где ты сидишь, и она тогда сидела. Ты спала наверху, а она, значит, передо мной исповедовалась… Про судьбу свою горемычную рассказывала, про отца твоего, прости меня, господи. Какой уж там отец… Даже рассказывать не хочется, ей-богу. Не лежит душа.

– А ты все-таки расскажи, бабушка.

– Да, конечно, если обещала. Хотя я мало что из ее исповеди запомнила… Так, обрывки всякие. Ужас во языцех. Помню, слушала ее, и очень хотелось, чтобы она поскорее ушла.

– А она что-то жалостливое про себя рассказывала, да?

– Жалостливое? Ну, как сказать… Наверное, да, жалостливо звучало. Якобы ее сожитель, ну, этот… От которого она тебя понесла, был чистой воды бандит. Еще и с дурными наклонностями. Как сейчас говорят – педофил… Раньше-то и слов таких не знали – педофилия. Не было ничего подобного у нас в стране, равно как проституции и секса. А этот бандит, как она рассказывала, был в солидном возрасте дядька. То есть в относительно солидном, конечно, – для нее, для пятнадцатилетней детдомовской соплюхи. Я думаю, ему лет сорок было. Сманил ее из детдома бежать, наплел, что он якобы родной отец, дочку любимую отыскал… Она, дурочка, и поверила. А он ее изнасиловал в первый же вечер. Потом никуда не выпускал, в страхе держал. Бил часто. Издевался. Сейчас про таких детей говорят – жертва сексуального насилия.

– О, господи… Ужас какой. Неужели это правда, бабушка?

– Не знаю. Я повторяю лишь то, что от нее услышала.

– А как же она от него сбежала, беременная?

– Да не сбежала, говорит, а просто ушла, случай такой представился. Якобы среди бандитов заварушка случилась, они деньги меж собой не поделили, что ли… Этот, который ее насильник, был у них вроде кассира, что ли… Она говорила слово, я не запомнила. Красивое такое, серьезное…

– Казначей?

– Да, да! Точно, казначей! Так вот, это самый казначей то ли проворовался, то ли не туда растратился, то ли деньги для себя утаил… И его должны были за это убить. И ему уж не до Анны было, свою бы шкуру спасти. Вот она и сбежала, улучила момент… Жила, как беспризорница. Боялась, что ее кто-нибудь найдет, или тот самый педофил-казначей, или другие бандиты. А Витя ее пожалел так просто, от души, от сердца… У него ж на лбу было написано, что он порядочный и честный парень. Они тогда с другом в город поехали, зашли в кафе перекусить, а там Анна… Ходит меж столиков, смотрит на всех голодными глазами. Ну, Витя ее к себе подозвал, накормил, разговорил как-то… А потом сюда привез. Да я тебе рассказывала, как она жила у нас в доме до родов! А как в роддоме узнала, что Витя умер, и оттуда сбежала. Испугалась, что с ребенком на руках она будет для тех бандитов как открытая мишень…

– Значит, это она тебе звонила, когда главврачом представилась?

– Да. Она. Не хотела, говорит, чтобы дочку, тебя то есть, в детдом отправили. И ведь все правильно рассчитала, знала, на что надавить.

– А ты… Жалела когда-нибудь о своем поступке?

– Да что ты говоришь такое, Ольга! Как у тебя язык повернулся такое спрашивать!

– Прости, бабушка! Прости. Значит, она объявилась потом, за мной пришла…

– Да. Полтора года прошло, и объявилась. Вот она я, красавица, за дочкой пришла. Я потом только, уже из ее рассказа, поняла, отчего она так осмелела. Оказывается, этого бандита в тюрьму посадили, большой срок дали… А она узнала и вроде как из подполья вышла. И за дочкой явилась. Партизанка… Помню, даже на колени передо мной бухнулась – отдайте дитя! Цирк с клоунами! Представляешь?

– Нет… – покачала головой Ольга, растерянно улыбнувшись.

– То-то и оно! Я ее спрашиваю – куда, мол, с ребенком пойдешь? Есть у тебя жилье, работа? Ведь нет ничего? А она смотрит и молчит, и носом хлюпает… Некуда ей идти-то было. Я так поняла, она в общежитии при обувной фабрике уборщицей устроилась, ей там каморку дали. Не знаю, может, врала… Да если бы даже и не врала! Я что, должна была тебя в какую-то каморку отдать? Этой… Этой… Неизвестно кому? Правильно я говорю, Ольга?

– Да, бабушка… Конечно, все так. Да…

– В общем, прогнала я ее тогда. Сказала – радуйся, глупая, что твой ребенок в тепле и любви растет. Подниму, воспитаю, образование дам, в люди выведу. Что я и сделала в конечном итоге… Разве не так?

– Так, бабушка, так. И что после этого? Она развернулась и ушла?

– Ну, не сразу… Поревела еще, конечно. Просила, чтоб разрешила ей на тебя взглянуть, да я не дала.

– Почему? – спросила Ольга глухо.

– Не знаю… Не знаю, Оль. Будто испугалась я чего-то. Может, и не права была… Может, ее пожалеть надо было. А с другой стороны – меня кто пожалел? Сына отняли, даже никто прощения попросить не удосужился. У каждого своя судьба, свой путь… И только от тебя зависит, как ты по этому пути идешь, прямо или криво. Никто эту Анну не заставлял по своему пути петлять, как заяц. Если уж поплыла по течению, как щепка, плыви дальше. Нет, а что, в самом деле, если правде в глаза посмотреть? Ведь жила же она с этим бандитом? В милицию жаловаться на него не пошла? И обратно в детдом, когда сбежала от него, почему не вернулась? Значит, это был ее выбор, сама так захотела! Вот и пусть! Да и Витю я не могла ей простить… Как думаешь, права я или не права? Столько лет этот вопрос сама себе задаю… А вдруг я ее погубила тем, что оттолкнула тогда, грех на душу взяла?

– Не переживай, бабушка, никого ты не погубила. Она ж потом, как выяснилось, замуж выскочила, успела даже брательника мне родить. Недавно я его видела, нормальный парень. На три года меня моложе.

– Да. Я знаю. Он ко мне приходил на днях. Ничего, симпатичный молодой человек.

– Ты его выгнала, да?

– Выгнала. Стара я стала, пуглива. Ты уж извини меня.

– Да ладно… Не за что тебе передо мной извиняться, бабушка. Наоборот… Спасибо тебе за все.

Помолчали, глядя в окно. В комнате резко потемнело, ветер колыхнул занавеску, принес ропот набухающей в небе грозы. Ольга вздохнула, произнесла сдавленно, будто подвела грустные о себе итоги:

– Да, очень интересно получается… Значит, моя мать – малолетняя жертва насилия, отец и вовсе бандит…

– А я тебя предупреждала, Ольга! – властно и в то же время испуганно вскинулась Елизавета Максимовна. – Я тебе говорила – зачем тебе знать? Ты же сама хотела правды! Ты же настаивала!

– Да я не жалею, бабушка, что ты… Нет, все нормально. Просто мне надо привыкнуть к такому знанию. Скажи, а она… Моя мать больше за мной не приходила?