Журнал «Вокруг Света» №07 за 1978 год - Вокруг Света

У нас не было никаких доказательств. Воры вполне могли спрятать серебро на дне в укромном месте и после нашего отъезда извлечь его. Если на них напустить полицию, они вообще могут выбросить его в море — и концы в воду. Я решил действовать «дипломатическими каналами». Супруга пирата И. жила в Фуншале. Жена одного из наших мадейрских друзей провела с ней беседу. Желает ли мадам И., чтобы ее мужа посадили в тюрьму за воровство, а имя семьи покрылось позором?

Мадам И. взяла дело в свои руки. Она позвонила своему мужу и, рыдая, начала заклинать его вернуть взятое. Если он не сделает этого, она — о, страшная кара! — расскажет обо всем своей матери!

Угроза была не напрасной. Теща едва не застукала бедного И. с сообщниками в тот самый момент, когда они опускали ворованные слитки в колодец позади дома. И. сдался перед грозным ультиматумом.

Так закончилась эта жалкая попытка. Неустановленные личности подложили ночью слитки на ступени бельгийского консульства в Фуншале. Полиция квалифицировала воров, как «импульсивных молодых людей, поступивших опрометчиво, но заслуживающих прощения». Я забрал свою жалобу назад.

За то время, что я играл в Мегрэ, из толщи песка один за другим появлялись разрозненные слитки. Не хватало еще семнадцати пушек. На «Слот тер Хооге» их было тридцать восемь; Летбридж поднял десять, в том числе два бронзовых орудия. Восемь мы оставили на дне, потому что на архипелаге не было химикатов для обработки извлеченных из воды крупных металлических предметов.

Очевидно, еще половина останков судна покоилась посреди песчаной равнины, где мы не искали. Раскапывать «Сахару» было бы безумием — все равно что вычерпывать море ложкой. Баллоны становились все тяжелее, лямки все глубже врезались в плечи, покорябанные ладони саднило от морской воды, компрессор то и дело барахлил, и, когда Мишель говорил о поломках, называя технические детали, я понимал, что моторы тоже выдохлись, как и мы.

Зачем искать дальше? Цель достигнута, все, что хотелось узнать, узнано. Летбридж после пяти лет работы тоже должен был принять трудное решение. Он оставил нам часть сокровищ. Мы последуем, как и во всем другом, его примеру. Надо же оставить что-то и нашим преемникам, верно?

Перевел с французского Б. Тишинский

Робер Стенюи

Хосе Луис Сампедро. Сотондская коррида

Хосе Луис Сампедро — современный испанский писатель. Его наиболее известные романы — «Конгресс в Стокгольме» и «Река, которая нас несет». Писатель хорошо знает быт и нелегкую жизнь испанских крестьян. Простые труженики земли — частые герои его романов и рассказов. В своих произведениях Сампедро выступает с позиции не только писателя, но и экономиста, который глубоко знает и которого глубоко волнуют проблемы испанских крестьян. «Сотондская коррида» — отрывок из романа «Река, которая нас несет», рассказывающего о тяжелом w мужественном труде плотогонов, их нравах и обычаях, о столкновении их свободолюбивых, независимых характеров с вековой отсталостью и забитостью местных крестьян. И не случайно именно этот отрывок на правах самостоятельного произведения был включен в книгу «Испанские хроники» — сборник рассказов о быте и нравах современной Испании.

Утро

— Кто будет сегодня быком? — выходя из таверны, спросил Четырехпалый у Черного.

— Да кто захочет. Наверное, кто-нибудь из местных.

Площадь имела небольшой уклон. На возвышенной ее части стояла церковь. Галерея, окружавшая церковь, и несколько ступенек, ведущих на колоннаду, создавали подобие трибун. Там уже сидели женщины — и совсем молоденькие сеньориты, и почтенные сельские матроны, а позади них стояли мужчины, серьезные и строгие, в беретах и кепках с большими козырьками. На углу, возле единственного дома с балконом, Бенигно Руис соорудил подмостки на двух телегах, чтобы присутствовать на празднике в окружении своих близких, возвышаясь — как ему и полагалось — над чернью. Сюда же он пригласил Паулу и Американо. Было за метно, что он заискивал перед ними. Шеннон решил остаться около подмостков. К площади сходились местные крестьяне и плотогоны с реки. На ступенях галереи председательствовали сеньор мэр, сеньор священник, альгвазил (1 Альгвазил — глашатай, должность в местных органах власти; в обязанности альгвазила входят публичные оглашения указов судебных и исполнительных органов власти, а также всевозможных объявлений. (Примеч. пер.)) и какой-то старец.

Альгвазил встал и затрубил в рожок, призывая ко вниманию. Его призыв поддержали удары барабана, и тут на площадь с криком выскочил шут. Он угрожающе наскочил на ребятишек, заставив их отпрянуть назад. Самые маленькие от испуга даже расплакались. Пробежав один круг, шут исчез за дверьми таверны, и альгвазил снова затрубил в рожок. Площадь погрузилась в молчание. Глаза Шеннона четко фиксировали отдельные детали: голову, показавшуюся в маленьком оконце дома, огромную уродливую птицу, парящую высоко в ослепительном сиянии солнца.

— Торо! Торо! — вдруг истерично закричала какая-то девушка.

И бык, точно призванный этим криком тысячелетий, выскочил на площадь из черной пустоты таверны. Свирепое животное изображал человек, скрытый темной плотной накидкой. Сзади у него болталась расплетенная веревка, заменявшая хвост, к ступням прикреплены вырезанные из дерева копыта, а на голове был укреплен деревянный каркас с двумя огромными рогами. Он бегал по площади, часто приседая и всеми своими движениями стараясь подражать настоящему быку. По резвым прыжкам и быстрым движениям угадывалась ловкость юноши.

— С этим мы быстро справимся, — воскликнул один из плотогонов.

Но до самой корриды было еще далеко. Сейчас шла лишь оценка качеств быка, и публика подбадривала его шутками и грубоватыми выкриками. Настал самый подходящий момент завязывать знакомства: плотогоны спрашивали девушек, чей это жених вырядился в быка, в ответ те громко смеялись. Разговоры, шутки, гул возбужденных голосов постепенно заполнили всю площадь. То там, то здесь временами раздавались испуганные вопли, когда бык, как бы нападая, устремлялся из круга на зрителей.

— Эх, хорош бычок! Нравится? — спросил Бенигно у Паулы.

— Он слишком далеко... — сказала девушка, избегая прямого ответа.

Бенигно Руис вскочил.

— Торо! — закричал он. — Ко мне, быстро!

Бык, на мгновенье парализованный его голосом, с покорностью приблизился.

— Теперь ты его хорошо видишь, красавица?! — И, обращаясь к бычку, воскликнул: — Что, мешают рога?!

Деревянный каркас отрицательно качнулся из стороны в сторону. Люди засмеялись над шуткой главы дома Руисов из Сотондо. А Бенигно, демонстрируя свою абсолютную власть, бросил с презрением:

— Ладно, иди прыгай там, болван несчастный!

Бык удалился, сделав виртуозный прыжок...

— Он может обращаться с людьми, как ему вздумается, — сказала Пауле одна из сестер Бенигно, худая, будто высушенная на солнце, женщина. — Ведь почти все должны ему.

Вынимая из кармана сигару, Руис удовлетворенно покачивал своей огромной головой. Закуривая, он вспомнил фразу, услышанную в Мадриде, когда единственный раз был в театре.

— Тебе не мешает дым?

— Нет, — ответила Паула.

— Вот такие девушки в моем вкусе.

Тем временем на площадь высыпали расхрабрившиеся ребятишки и стали гнать быка, словно псы в старинной корриде. Бык, не переставая на них нападать, ретировался к таверне, куда в конце концов и скрылся от своих преследователей.

Наконец настало время смотра квадрильи, роли в которой были распределены среди плотогонов. Впереди шел стройный мужчина лет сорока по прозвищу Косичка (1 Косичка (исп. — колета) — имеется в виду накладная косичка, которую носят тореадоры. (Примеч. пер.)): он хвастался, что в молодости был тореадором-малетильей (2 Тореадор-малетилья — тореадор, не пользующийся известностью и участвующий в незначительных корридах, главным образом в маленьких провинциальных местечках. (Примеч. пер.)), За ним шествовало несколько человек, среди которых Шеннон узнал Черного и Сухого. Далее, верхом на трех здоровенных парнях, следовали пикадоры с баграми наперевес. Теперь Шеннон понял назначение небольшой подушки под накидкой изображаемого быка и усомнился в надежности такой защиты, когда пикадоры пустят в ход свои багры. Каждый в квадрилье сделал все возможное, чтобы его костюм был похож на настоящий: шляпы приобрели форму монтеро (3 Монтеро — шапочка, являющаяся неотъемлемой частью костюма тореадора. (Примеч. пер.)), а штаны и куртки лишились во всяком случае их обыденного вида. Не у всех, правда, плащи были из алой материи, как плащ Сухого — пылающего красного цвета, раздобытый одному богу известно в чьем доме и у какой Дульсинеи, обольщенной красноречием его нынешнего владельца.