Наполеон I и его гений - Павел Ковалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но особенное внимание первого консула было обращено на устройство армии. А армия нужна была, так как политический горизонт представлялся слишком мрачным и темным.
Немедленно по вступлении в должность первый консул обратился письменно к германскому императору и английскому королю с предложением заключения мирных договоров; однако и от того и от другого получил отрицательный ответ. Приходилось воевать.
По-прежнему военные действия происходили в Австрии и в Италии. Главнокомандующим австрийской армии был назначен Моро, главнокомандующим итальянской армией – Массена. По статутам конституции первый консул не мог быть главнокомандующим армией. Это не значило, однако, чтобы первый консул не мог управлять ходом кампании. Назначив главнокомандующим Моро, Наполеон вместе с этим составил и план военных действий. Для более успешного выполнения его Наполеон вызвал начальника штаба армии Дессоля и старался уяснить ему план действий с целью более успешного воздействия на Моро. Выслушав Наполеона, Дессоль отвечал: “У вас способ вести войну, превосходящий все иные способы, но у Моро тоже свои приемы, которые, несомненно, ниже ваших, но в своем роде тоже прекрасны. Предоставьте его самому себе; он будет действовать медленно, но верно, и даст вам те результаты, какие вам необходимы для общих комбинаций. Если же вы навяжете ему свои идеи, вы смутите его, вы даже, может быть, его оскорбите и, желая получить многое, не получите ничего”.
Первый консул сдался на доводы Дессоля. Основная черта тупоумных людей – обижаться честно высказанным мнением подчиненного.
Предоставив право Моро действовать на свой страх в Австрии, Наполеон двинулся на помощь Массене, предварительно необыкновенно быстро изготовив восьмидесятитысячную армию. Полководцем австрийской армии в Италии был почтенный генерал Мелас. Узнав о походе Наполеона в Италию на помощь Массене, он не придал ему никакого значения, так как, во-первых, скептически относился к способностям Наполеона, во-вторых, не верил в существование резервной армии у французов и, в-третьих, был защищен от Франции горными высотами с Сен-Бернаром во главе. Во всех трех отношениях Мелас ошибался. Наполеон был гений, имел готовую резервную армию и перешел Сен-Бернар. Находясь у Сен-Бернара, Наполеон пригласил инженерного генерала Мареско и спросил его о возможности перехода через этот хребет, на что получил ответ, что переход будет очень трудный. “Трудно – это ничего, но возможно ли?” – спросил первый консул. “Я считаю это возможным, но для этого понадобятся необычайные усилия”. – “В таком случае в путь”, – сказал Наполеон.
В этом переходе через Сен-Бернар сказался весь гений Наполеона. Он видел и знал все, он не упустил из виду ничего. Провиант был заготовлен. Носильщики были готовы. У ущелий были запасены артели кузнецов. Здесь же устроена была шорная мастерская для упряжи. Словом, не было той мелочи, которой бы не предусмотрел прозорливый глаз Наполеона. В силу этого армия Наполеона не только вполне удачно вошла в Италию, но даже очень скоро достигла Милана. Результатом этого посещения Милана Наполеоном была постановка прекрасной статуи Наполеона на Миланском соборе, в числе остальных шести тысяч находящихся там статуй.
Можно себе представить весь ужас Меласа, когда он узнал, что Наполеон уже в Италии и армия его не миф. Это последнее вскоре он испытал на опыте под Маренго, оставив Наполеону 7000 убитых, 40 пушек и 3000 пленных. Мелас был уничтожен и просил перемирия.
Теперь первый консул-победитель вновь обратился к германскому императору с предложением мира. Между прочим, он пишет: “Я имел возможность взять всю армию вашего величества; но я довольствовался перемирием, в надежде, что это будет первый шаг к миру, мысль о котором тем более близка моему сердцу, что я могу навлечь на себя подозрения в нечувствительности к ужасам войны… Прошу ваше величество читать это письмо с теми чувствами, какие меня заставили писать его, и быть уверенным, что после мыслей об интересах и счастии моего народа ничто не будет меня занимать столь живо, как благосостояние воинственной нации, мужество и военные качества которой возбуждают уже в течение восьми лет мой неизменный восторг. Бонапарт”.
К сожалению, за несколько часов до предложения Наполеона подписан был Австрией договор с Англией – не вступать с Францией ни в какие сепаратные предложения. Война продолжалась. Зато Наполеон успел заключить почетный мир с Неаполем. В силу этого договора порты Неаполитанского королевства закрывались для Англии.
Оставив армию на попечение полководцев, Наполеон уехал во Францию. Его возвращение в Париж было триумфальным шествием от французской границы и до Парижа.
Обстоятельства Наполеону благоприятствовали. Русский император Павел, оскорбленный заведомо недружелюбным отношением австрийцев к своему знаменитому полководцу, Суворову ,[5] и всей русской армии, а также и другими фактами непорядочного отношения к авторитету императора и истории, с одной стороны, и не менее неприличными поступками Англии, резко порвал отношения с Австрией, заключил с Данией, Швецией и Пруссией вооруженный нейтралитет против Англии и искал сближения с Францией. Наполеон зорко следил за всеми фазами этих отношений и всеми мерами старался склонить императора Павла на свою сторону. При этом он совершил целый ряд авансов, действительно могших понравиться императору Павлу. Он признал за императором Павлом звание гроссмейстера Мальтийского ордена и прислал ему гроссмейстерский меч, взятый французами на острове Мальте.
Затем Наполеон обмундировал 7000 русских пленных и приказал их отправить императору Павлу. Ввиду этих и других любезностей Наполеона император Павел написал ему следующее письмо: “Гражданин первый консул! Я пишу вам не с тем, чтобы вступать в прения по поводу прав человека и гражданина; каждая страна управляется по своему усмотрению. Повсюду, где бы я ни встречал человека, умеющего управлять и сражаться, мое сердце склоняется к нему. Я пишу вам, чтобы довести до сведения вашего о моем неудовольствии против Англии, которая нарушает все международные права и которая руководствуется единственно своим эгоизмом и собственными интересами. Я хочу соединиться с вами, чтобы положить предел несправедливостям этого государства”.
В это же время последовали новые военные неудачи в Австрии и последняя волей-неволей вынуждена была заключить с Францией сепаратный договор как за себя, так и за мелкие германские государства. Условия этого мира были уже далеко не столь благоприятны для Австрии и нанесли тяжелый удар завоевательным стремлениям, которыми Австрия до сих пор слишком широко пользовалась.
Несомненно, что моневильский договор с Австрией дал очень многое Франции, но еще более он важен был для Наполеона, которому предстояло сделать весьма многое для упрочения своего положения.
Государственный переворот 18 брюмера произошел весьма благополучно для Наполеона. Народ не только не протестовал против него, а, напротив, слишком радушно приветствовал его. Народ жаждал тишины, мира и спокойствия. Но он не прочь был и от славы. В Наполеоне он видел и то и другое. Французские народные идеалы воплотились в Бонапарте. Свое благополучие французский народ видел в военном гении Наполеона, который даст Франции и мир и благополучие. Швед Брикман говорит, что “ни один законный монарх, при вступлении своем на престол, не встречал такой готовности к повиновению, какую нашел Бонапарт у своих сограждан. В буквальном смысле слова, Франция стремилась выполнить невозможное, чтобы оказать Наполеону помощь для упрочения правительства. За исключением презренной шайки анархистов, весь французский народ до такой степени жаждет отдохнуть от опротивевших ему революционных ужасов и безрассудств, что считает каждую перемену в своем положении к лучшему… Даже роялисты всех оттенков питают к Бонапарту искреннюю преданность, так как приписывают ему намерение постепенно восстановить прежний порядок вещей. Равнодушные к политическим принципам относятся к Бонапарту как к человеку, наиболее способному доставить Франции внутренний и внешний мир. Просвещенные республиканцы хотя и трепещут за свои учреждения, но предпочитают, чтобы государственная власть находилась лучше в руках одного талантливого человека, чем целого клуба интриганов”.
В этом было счастье Наполеона; но в этом было и его несчастье, ибо все эти партии не теряли надежды воспользоваться Наполеоном для своих собственных услуг и интересов. Сам Наполеон по этому поводу говорил следующее: “Это была одна из тех эпох моей жизни, когда мне довелось обнаружить больше всего искусства и ловкости. Я обещал Сийесу претворить выработанную им конституцию от слова к делу. Я принимал у себя вождей якобинской партии и агентов Бурбонской династии. Я выслушивал все советы, но сам советовал лишь то, что сообразовалось с моими интересами… Все и каждый запутывались в мои сети, и, когда я сделался главой государства, не было во Франции ни одной партии, которая не возлагала бы на меня своих надежд!”
