Бремя Власти - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

— Правду! — Данациус принял вызов своей лучшей ученицы. — Хорошо, я скажу тебе правду. В настоящее время мне не нужен сильный император и единое командование армии. Я рассчитывал поднять его на вершину позднее, когда мы возьмем столицу и сможем разделить с ним власть, но юноша оказался слишком прытким. Иоанн, как один из претендентов мне подходит, а Иоанн — император, мне сейчас совершенно не нужен. Он способен сломать всю игру. Конечно, потеря такой ключевой фигуры все усложнит, но я подумаю о его замене, когда придет время, а сейчас, пусть все идет как идет. Меня устраивает ситуация, где они грызутся между собой и каждый тащит в свою сторону, а армия по-прежнему стоит в долине Ура.

Через огромное расстояние взгляд магистра вошел в сознание Зары.

— Вот тебе правда! Что стало легче? Ты же знаешь, идет война, ставки в которой настолько высоки, что даже моя жизнь или твоя, всего лишь крохотные винтики в одном огромном механизме.

— Политика! — Почти с ненавистью прошептала Зара. — Холодная и бездушная политика, а совсем не воля Астарты! Это твоя воля, Эрторий, а не ее. А как же слово, что я дала ему от твоего имени? Оно то имеет цену?

Эрторий Данациус слишком привык к незыблемости своих приказов, и сейчас там далеко в Царском городе он не смог правильно оценить эмоциональное состояние девушки. Даже наоборот, на ее упрек его губы чуть тронула горькая усмешка и в голове Зары прозвучало:

— Поверь, девочка моя, за победу я готов заплатить и не такую цену.

— А я нет! — Зара вдруг широко распахнула глаза. — Я своим словом не разбрасываюсь. Если я обещала, что не позволю убить его, то сдержу обещание, и пусть Астарта нас рассудит.

Если бы в это момент небо упало на землю, то это и то произвело бы на Эртория меньшее впечатление, чем открытый бунт ученицы.

— Не смей! — Растерянно выкрикнул он, но Зара уже не слышала. Ее сознание закрылось, и магистр почувствовал это так, словно с разбегу врезался в закрытую прозрачную дверь. Переждав легкое сотрясение, он потер лоб и, собираясь с мыслями, раздраженно пробормотал: «Дело твое безнадежно, если ученики не идут по стопам твоим».

Прервав контакт, Зара как будто открыла глаза и увидела, наконец, реальность. Там, на другой стороне площади катались два борющихся тела, и она, облегченно выдохнув — жив, подняла глаза к небу.

— Спасибо тебе, мать Астарта!

Последнюю фразу Зара заканчивала уже на бегу. У нее перед глазами стояла широкая спина преторианца, его вскинутая рука, и блеснувший на солнце нож. Яркое как вспышка понимание прожгло ее сознание: «Не успею!»

Медленно, словно время затормозилось, клинок убийцы двинулся вниз, целя Иоанну прямо в грудь, а ей еще надо пробежать как минимум десять шагов.

«Не успею!» — Вновь сверкнуло осознание, и Зара, отбросив меч, рванула с пояса нож. Не целясь, а лишь выцепив взглядом то место, куда хочет попасть, она метнула узкое стальное лезвие со старой вытертой рукоятью.

Спина защищена панцирем, на голове шлем, и только узкая полоска шеи между кромкой брони и назатыльником шлема. Попасть туда с такого расстояния нереально, но только так можно остановить убийцу. Любая другая рана не остановит, возможно ранит, но не остановит. Лишь воткнувшееся в основание головы стальное жало принесет мгновенную смерть.

Зара вцепилась взглядом в коричневую полоску кожи между железными пластинами, словно вела глазами свой нож. Она не дышала, не жила — до того мгновения пока дернувшая в предсмертной судороге голова не возвестила: — «Есть! Попала!»

Глава 8

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию. Земля Суми.

Несмотря на раннее утро, лагерь руголандцев гудел как потревоженный улей. По приказу конунга две ладьи вновь спускали на воду, и вся дружина изводила Озмуна вопросами. В воздухе роились самые невероятные слухи, но правая рука Рорика отмалчивался, рыча на самых назойливых: «Что вы разгалделись как бабы! Сейчас конунг выйдет и сам все расскажет». Ненадолго это помогало, связываться с Озмуном никому не хотелось.

Выбив подпорки и подставив плечи, бойцы стащили на воду два больших корабля. Работали молча, но как только дело было сделано, к Озмуну пристали уже серьезно.

— Куда пойдем?

— Почему не все?

— Что за разборки с вендами?

Вопросы сыпались со всех сторон, а Озмун лишь мрачно зыркал по сторонам. Наконец, не выдержав, он рявкнул:

— Хватит галдеть! Ладно, пойду схожу к Рорику, узнаю чего он тянет.

Дружинники расступились, давая проход старшине, и Озмун, ни на кого не глядя, направился к шатру конунга.

* * *

В большой палатке конунга воздух поистине пропитался напряжением. Злой взгляд Рорика нацелился на стоящего у входа Ольгерда.

— Ты хоть понимаешь, что ты наделал⁈ — Он подошел вплотную к опустившему глаза племяннику. — Венды сами отдают нам то, за что сотни руголандцев положили свои жизни, то, чего так хотел добиться твой дед и не смог. Ты понимаешь, что это значит для нас⁈

Молчание и понурый вид Ольгерда ввели Рорика в заблуждение, и подумав, что племянник раскаивается, конунг даже успел смягчиться, когда тот вдруг угрюмо произнес:

— Отдай ее мне!

— Что! — Взъярился Рорик. — В глазах блеснула злая искра, не предвещающая племяннику ничего хорошего.

Он подскочил к Ольгерду впиваясь взглядом тому в лицо.

— Да Хендрикс ли ты вообще? Ты что, совсем ничего не понимаешь⁈ — Поток презрения перемешанный с яростью обрушилось на юношу. — Девку тебе отдать⁈

Кулаки Рорика сжались, удерживая бешеную натуру внутри и не давая ей овладеть разумом. Взгляды дяди и племянника скрестились словно мечи в поединке. Казалось, еще миг и случится непоправимое, но Ольгерд вдруг отступил. Опустив глаза, он словно бы сдулся, разом ссутулившись и опустив плечи. Рассудок победил! Вбитые с раннего детства правила взяли вверх, напомнив, кто есть кто, и как должен вести себя отрок в присутствии старшего.

Отступление Ольгерда охладило и Рорика. Тот, резко развернувшись, отошел в угол шатра, и оттуда, стоя спиной к племяннику, выдохнул надрывно, но уже беззлобно.

— Да пойми ты, дурья башка! Кабы в девке дело! Я ведь не девку в жены беру, я землю эту беру! Долю в ярмарках, голос в совете. Начнем с малого, а там глядишь и все наше будет. Понимаешь,