Его невинная крошка (СИ) - Богатенко Наталия

Резко сажусь, так хоть можно избавиться от его блудливых рук. Руслан пристально сверлит взглядом, но ничего объяснять я не буду! С какой стати он меня допрашивает?

— Не твоё дело. — холодно бросаю, ненавидя его за то, что разбередил эту рану.

Весь день, после встречи с Марой пыталась переварить информацию, всё думала и думала, прислушивалась к себе, и поняла — моя решимость не прощать её здорово пошатнулась. Это сложно, в одночасье обрести не только мать, о которой восемнадцать лет не было ни слуха, ни духа, но и деда.

Но увидеться с ним я точно не готова, тем более, в свете тех событий, которые подтолкнули Мару от меня отказаться…

— Всё, что касается тебя, мое дело. — начинает кипятиться Соколов, не давая мне соскользнуть с кровати. — тебе пора уяснить это, Лиса. Ты — моя подопечная, и пока не дорастешь до двадцати одного года, будешь подчиняться. Мне.

— Размечтался. — зло отрезала я, ударив его по плечам. — отвали, оставь меня в покое!

— Злишься из-за вчерашнего? — невозмутимо спрашивает он, конечно же, попадая в яблочко.

Отворачиваюсь, не знаю, куда девать пальчики, и нервно перебираю края одеяла. Ублюдок, всё он прекрасно понимает. Но мне не нужна его чёртова забота, своя голова имеется. Отныне буду делать, что хочу, и Руслан не указ!

Зарывается ладонями в мои спутанные волосы, подтягивает за затылок ближе. От него привычно пахнет сигаретным дымом и дорогим одеколоном. Спокойно, не дрожать… Нечего давать ему понять, как перед ним теряюсь.

— Что у тебя происходит, маленькая? — шепчет, ласковыми движениями массируя мне шею, и меня охватывает сладостная нега. — давай зароем топор войны, и поговорим, как взрослые люди.

— Серьезно? — враждебно шиплю, проклиная себя за слабость. — так я же для тебя — мелкая дурочка, как мы можем говорить на равных?

— Когда я тебе это внушил?

— Я это вижу! По тому, как ты со мной обращаешься!

— Брось, — улыбается он, медленно скользит умелыми пальцами вниз по моим рукам, стаскивая бретельки майки. — ты сама ведешь себя, как маленькая, обижаешься на меня за пустяки, боишься собственных желаний, и постоянно норовишь задеть за живое. Блять, Алиса! Ты чё, правда, не догоняешь, что я могу разозлиться, разозлиться по-настоящему!

— Опять изобьешь ремнем? — вызывающе улыбаюсь, выдохнув слова ему в губы.

— Изобью. — дыхание его сбивается, роняет бретельки к запястьям, и стягивает мне руки, я не противлюсь, каким-то чутьем осознавая, что между нами происходит что-то новое. — если ты будешь продолжать свои выходки, я тебя накажу. По-взрослому накажу, усекла?

— Мне уже начинать умолять о пощаде? — мелкая дрожь становится крупной, озноб бежит меж лопаток, и над верхней губой выступают капельки пота.

Слизываю их, и замечаю, что этот невинный жест почему-то заставляет Руслана глухо застонать. Подаюсь к нему, неловко силясь высвободить связанные руки, но он держит крепко, вздергивает вверх у меня над головой, и я взбираюсь к нему на колени, прижимаюсь плотно.

— Я соскучилась… — слетает признание, и откровенное желание в его глазах для меня дороже подарков.

Я знаю, он оттолкнет меня, но это только раззадоривает. Я терпелива.

— Зачем я тебе? — блуждает он ладонями по моим волосам, утыкается лицом, и мы сидим так, лениво лаская друг друга. — я старый, больной, психованный.

— Слушай, дедушка, ты сам не раз повторял, что за меня любому голову открутишь. — коварно наступаю, вытаскиваю из хватки руки, как бы невзначай накрыв его ширинку. — твои слова?

— Чё-т такое припоминаю, угу. — невнятно мычит Соколов, трется носом о мою щеку, и мне щекотно. — к чему клонишь?

— К тому! — шаловливо поглаживаю его пах, чувствуя, как просыпается ствол, слабо шевелясь в тесном пространстве под джинсами. — я ведь уже взрослая. Ты не возбуждаешься на детишек, правда?

— Нет. — соглашается Руслан, занявшись моей грудью. — кто тебя научил этому бесстыдству? М-м?

— Это заложено природой, любимый, — выдыхаю, с жадностью прильнув губами к его губам, пью его вдохи, нежно терзаю податливую плоть пальчиками, чуть вдавливая.

Ух, какой он там огромный, просится на свободу, настойчиво тычется в ладошку. Руслан властно обхватывает меня за шею сзади, растирает разгоряченную кожу, поцелуй становится глубже, влажнее. Ласкает мои губы, то прикусывая и оттягивая зубами, то мягко и легонько лижет, а свободной рукой теребит набрякший сосок, и меня качает на жарких волнах удовольствия. Пожалуйста, не останавливайся…

— Меня сводит с ума твой запах. Ты пахнешь спелыми абрикосами, сладкая… Сладкая моя девочка… Моя… Ты моя… — слова его едва разборчивы, язык перемещается ниже, к ложбинке между холмиков, скользит вокруг груди, прижимается к горошинке.

Вбирает в рот, посасывает, подавшись ко мне бедрами, и я вожусь с ширинкой, замочек застревает в ткани, не могу его расстегнуть.

— Маленькая развратница, — усмехается Руслан, приподнимает меня, тянет юбку к коленям, и я снимаю её ногой. — моя сладенькая плохая девочка.

— Скажи, — дрожит голос, меня колотит от возбуждения, лихорадка передается от живота к промежности, а там мокро и горячо. — ну, скажи, скажи, что ты любишь меня! Любишь же?

Он хрипло смеётся, резко отталкивает меня, и, удерживая за поясницу, встает. Ойкаю о неожиданности, теряя ориентир, меня разворачивают, нагибают, и я падаю щекой на прохладное дерево кроватной спинки. Ослабевшие руки не слушаются, кое-как цепляюсь за неё, чтобы не рухнуть.

Сзади раздается шорох, горячее, покрытое испариной тело, вжимается в меня, он тяжелый, и мне нечем дышать, но я не жалуюсь. Да, давай, сделай это, наконец, лиши меня чёртовой девственности, я же давно твоя.

Руслан наваливается, бродя судорожно по моим ягодицам, тискает их, шлепает, и шепчет в ухо:

— Когда у тебя были те дни?

Я с трудом соображаю, вспоминая распорядок цикла.

— Через два — три дня должны быть. Да какая, блин, разница? — жалобно скулю, призывно виляя попкой, трусь о его пенис, вздрагивая от откровенного обнаженного контакта. — Чего ты боишься?

— А хер знает… Сложный вопрос. Я же никогда не трахал целок. — рычит он, и выпрямляется, но запротестовать не успеваю, меж ягодиц скользит твердый стержень, вверх и вниз, и это доводит до исступления.

— Откуда ты знаешь, что я ни с кем не была?

— Я и не знаю… А ты была?

Тихо и сдавленно смеюсь в ответ. Проверь, давай… Я берегла свое тело, только тогда еще не думала, что моим первым станешь ты.

Как же это сладко… Неловко выгибаюсь к нему, раздвигаю тугие полушария, требуя соития, и мне по фиг, пусть делает, что хочет, я на всё согласна. Пусть трахнет прямо сюда, я целиком принадлежу ему. А желанный мужчина не торопится, дразнит, водя гладкой бархатной головкой по моей липкой прогалинке, и я кусаю палец, чтобы не завопить от мучительного удовольствия.

— Руслан, я… — закусываю губу, и невнятно умоляю, уронив голову на руки, — я больше не выдержу… Только я боюсь…

Что-то нежно шепчет в утешение, целует в шею. Его рука под моим животиком, фиксирует меня на месте, вторая направляет каменный член в мое лоно, и обхватывает за шею, принуждая податься навстречу нижней частью тела. Накатывает еще больший страх, но уже поздно отступать. Внушительный орган внутри, и Руслан осторожно, сдерживая рвущееся нетерпение, продвигается дальше, преодолевает препятствие, я глухо вскрикиваю, инстинктивно хочу вырваться.

Из груди хрипло рвутся вскрики. Рот запечатывает потная ладонь, я еще яростнее извиваюсь, пытаясь избавиться от причиняющего боль пениса, но он входит глубже, замирает, и Руслан нежно целует меня в лопатку, в плечо, снова в лопатку.

— А-а-й, — приглушенные стоны затихают в его руке, он успокаивающе поглаживает мою щеку, и, подтянув меня теснее, медленно погружается до упора.

Вспышка боли иссякает, но меж бедер всё пылает, и я чувствую дискомфорт. Уже терпимо. Блин, неужели первый раз всегда так невыносимо и страшно?!