Тайная история атомной бомбы - Джим Бэгготт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Август еще не успел подойти к концу, а Джозеф был уже в Польше. Тола в тот момент поправлялась после аппендицита и не могла пока никуда ехать. Запрет на публикацию и распространение информации, действовавший в то время в стране, мешал супругам понять всю серьезность нависшей над Польшей угрозы. Ротблат снова отправился в Англию всего за несколько дней до того, как началось германское вторжение. Он сел на один из последних поездов — больше транспорт за пределы страны не выпускали. Молодая жена Джозефа теперь не могла никуда уехать, и, несмотря на то что он неоднократно пытался вызволить ее из польского плена, увидеться им уже не было суждено. Тола умерла там, в оккупированной фашистами стране. Ротблат впоследствии так ни на ком не женился.
Зверства, которые теперь творились у него на родине, подтолкнули Джозефа в конце ноября сделать Чедвику предложение начать совместные работы по созданию атомной бомбы. Ротблат боялся, что те физики, которые остались в нацистской Германии, уже начали подобные разработки для Гитлера, а тот, несомненно, не преминул бы воспользоваться этим оружием на своем пути к мировому господству. «В то время я просто места себе не находил, пытаясь решить, возможно, самую ужасную дилемму из тех, что могут встать перед ученым, — так Ротблат писал впоследствии. — Работа над оружием массового поражения ломала все мои убеждения — убеждения о том, каким целям должна служить наука, — но любым идеалам все равно пришел бы конец, если бы в руках у Гитлера все-таки оказалась бомба».
Чедвика начало войны также застигло врасплох[31]. В то время он как раз решил провести выходные на рыбалке. Вместе с женой и дочерьми он отправился ловить форель в отдаленный уголок северной Швеции. Узнав о том, что части германской армии вторглись на территорию Польши, Чедвик с семьей немедленно выехали в Стокгольм, однако там их ждала другая неприятная весть: все полеты в Лондон отменили. Им пришлось лететь сначала в Голландию. Там, в Амстердаме, в гостинице они повстречались с известным писателем Г. Уэллсом. И только спустя некоторое время, на трамповом судне[32]смогли выйти в Северное море.
Ротблат самостоятельно пришел к выводу о том, что расщепление урана-235 медленными нейтронами не породит взрывное выделение ядерной энергии — это возможно только при использовании быстрых нейтронов. Как-то поздно вечером Джозеф решил поговорить об этом с Чедвиком, но тот, выслушав его, лишь хмыкнул в ответ. Однако первоначальный скептицизм англичанина вскоре уступил место нарастающему интересу, а приведенные Ротблатом аргументы подтверждали мнение Чедвика по данному вопросу. Построенный в Ливерпуле циклотрон был введен в эксплуатацию несколько месяцев назад. После разговора с Ротблатом прошло всего пару дней, а Чедвик, настроенный совсем по-другому, уже сел обсуждать с ним эксперименты, необходимые для достижения поставленной цели.
Сообщение Фриша и Пайерлса
Фриш и Пайерлс обсудили последние полученные результаты с Олифантом. Тот сразу же согласился со всеми приведенными ими аргументами и рекомендовал изложить их в короткой пояснительной записке. Ученые составили две машинописные записки, обе датированные мартом 1940-го. В первой рассказывалось главным образом о реальной возможности создать супербомбу с использованием урана-235 и о физических принципах, на которых основывалось ее действие. Вторая записка, озаглавленная «Краткое сообщение о свойствах радиоактивной супербомбы», несла в себе множество предсказаний различного толка. Авторы доказывали, что создание атомного оружия — «дело времени»; что применение атомной бомбы невозможно без «гибели большого количества мирного населения»; что «по всей вероятности, Германия действительно занимается разработкой этого оружия». Хотя Фриш и Пайерлс, конечно, допускали и такую мысль: возможно «пока никто из немцев не догадался, что разделение изотопов урана открывает путь к созданию супербомбы». В записке косвенно говорилось о грядущей угрозе:
Если детально проработать предположение о том, что Германия располагает или будет располагать таким оружием, становится совершенно очевидно: найти надежное укрытие от него попросту невозможно, тем более укрытие для большого количества людей. Наиболее эффективной мерой противодействия такому оружию будет только встречная угроза применения аналогичной бомбы.
Фриш с Пайерлсом, таким образом, уже поняли, что единственное средство защиты от ядерного оружия — политика сдерживания.
Олифант отправил подготовленный учеными материал Генри Тизарду, химику из Оксфорда, который занимал также должность председателя Комитета по исследованиям в области авиации. Хотя практически все внимание комитета было отдано разработкам радарных технологий, он все же считался одной из ведущих организаций, заинтересованных в использовании науки в военное время. Тизард рекомендовал создать небольшую консультативную группу. В итоге в нее вошли Олифант, Джодж Томсон[33] — профессор физики из Королевского колледжа Лондона — и Патрик Блэкетт — также профессор физики, но из Манчестерского университета. Во главе группы поставили Томсона. Блэкетт в то время был занят другими проектами для военных и не мог сразу присоединиться к коллегам. Вскоре в состав группы вошел и Джон Кокрофт — ученый, который вместе с Эрнестом Уолтоном «первым разделил атом». После начала войны Кокрофт занял в Министерстве снабжения должность заместителя руководителя по научно-исследовательской работе и занимался в основном разработками, связанными с радарами. Фриша и Пайерлса в состав группы не включили, поскольку они были гражданами враждебного государства.
В начале апреля в Лондон приехал Жак Аллье. Он сообщил Томсону, Олифанту и Кокрофту о тех исследованиях, которыми занимались в Париже французские физики-ядерщики, а также о том, что немецкие ученые стали проявлять интерес к тяжелой воде. Работа консультативной группы наконец приобрела сколько-нибудь заметный характер. Ее члены встретились первый раз 10 апреля в Лондоне, в здании Королевского научного общества. За день до этого германские войска вошли в Данию и Норвегию.
Участники группы изучили материалы, подготовленные Фришем и Пайерлсом, но восприняли их весьма скептично. Они согласились с тем, что серия небольших экспериментов по выделению U235 с использованием гексафторида урана имела смысл, но в то же время не было никакой причины переводить эти исследования в ранг имеющих стратегическое военное значение. Тизард и вовсе считал, что французы «уж чересчур переживают» из-за существования германской ядерной программы. В этом аналогия данного собрания с первым заседанием возглавляемого Бриггсом Консультативного комитета по вопросам использования урана была полной.
Но на сим сходство заканчивалось. 16 апреля Томсон написал Чедвику письмо с приглашением присоединиться к группе, вторая встреча которой состоялась через восемь дней. Узнав подробнее о планах Фриша и Пайерлса, содержавшихся в их сообщении, Чедвик оказался сбит с толку. В целом его мысли совпадали с тем, что предлагали эти ученые, однако Чедвик, не получив на тот момент достаточно экспериментальных доказательств, отнюдь не был уверен, что создание атомной бомбы с использованием урана-235 так вероятно. Однако британский ученый согласился с технической частью сообщения — и это резко повысило его убедительность для членов консультативной группы, которые теперь вдруг поняли, что создать атомную бомбу действительно возможно. Осознание этого по-настоящему потрясло всех входивших в группу физиков.
Фриш с Пайерлсом прекрасно понимали потенциальные последствия своего открытия. Однако у них и мысли не возникало, как будущий проект по созданию оружия невероятной разрушительной силы, оружия, которое могло быть причиной «гибели большого количества мирного населения», выглядит с точки зрения морали. Впоследствии Фриш напишет:
Зачем было начинать проект, если его успех приведет к появлению невероятно жестокого оружия массового поражения, подобных которому мир еще не видел? Ответ очень прост. Шла война, она и оправдывала все цели. Вполне вероятно, что немецкие ученые думали в точности так же, как и мы, занимаясь совершенно аналогичными разработками.
Учеными руководил прежде всего страх. Они боялись того, что новое оружие окажется в руках того зверского режима, которому под силу поработить не только Европу, но и весь мир; режима, который вершил зло, выходящее далеко за грани человеческого воображения.
Спонтанное деление
Пайерлс вместе со своей женой Евгенией, уроженкой России, переехал в новый довольно просторный дом в другом районе Бирмингема — Эдгбастоне, и пригласил Фриша пожить у них. Отто с радостью покинул свою тесную комнатушку. Женя была просто необыкновенной девушкой. Хозяйством она занималась «разумно и всегда с радостью. У нее был звенящий голос, а говорила она с манчестерским акцентом и еще, как и многие русские, прекрасно обходилась в речи без определенного артикля». Она приучила Фриша бриться каждый день и показала ему, как вытирать тарелки точно так же быстро, как она их мыла.