Выстрел, который снес крышу - Владимир Колычев

– Кушать подано! – громогласно объявил розовощекий санитар.

– А рыба где? – спросил Торопов, делая жалкую попытку подняться с койки.

– Извини, уплыла сегодня твоя рыба, с крючка сорвалась. Зато масла двойная порция. И каша на молоке.

– Ну, если так… Что-то сил подняться нет… Можно я в постели поем?

– Ну а чего ж нельзя? Что ж мы не люди?

Санитар даже спрашивать не стал, почему Павел не может встать с кровати. Видимо, и без того знал, отчего у него нет сил. Он подкатил тележку с ужином к койке и направился к выходу.

Большая тележка, двухъярусная, на ней ужин человек на десять может уместиться, но здесь только одна порция. Персонально для Торопова. И все потому, что ему подмешивают какую-то дрянь в кашу, в чай.

Только за санитаром закрылась дверь, как Павел вскочил со своей койки. Схватил тарелку с кашей, забежал в санузел, смел овсянку в унитаз, чай же вылил в раковину. Вернувшись в постель, намазал масло на хлеб и съел все без остатка. Он уже точно знал, что такой бутерброд безопасен. Да и кусок рыбы сейчас бы не помешал, в него тоже ничего не подмешаешь. То ли дело каша и чай, но от этой отравы он избавляется уже пятый день подряд. И, как оказывается, не зря.

В ту ночь, когда он впервые отказался от полноценного ужина, Маша явилась к нему всего на пару часов. Она снова ругалась, проклинала его, но уже не так громко, как обычно. Пришла она к нему и на следующую ночь, но всего на часик. На этот раз и вовсе не было истерики. И третья ночь не обошлась без ее участия, но в тот раз она вообще и звука не проронила. Минут десять стояла у постели, молча и с печалью смотрела на Павла, будто прощалась с ним. На том ее визиты и закончились. И сегодня она не побеспокоит его…

А еще к Торопову возвращались силы, и голова не кружилась, и сознание не туманилось. И все потому, что он перестал принимать психотропную отраву, которую тайком от него прописала ему Эльвира Тимофеевна. И все же он был еще далек от того физического состояния, в котором угодил в лапы к Архиповой. Но ничего, он еще восстановится. К тому же сегодня он чувствует себя достаточно крепким, чтобы предпринять ночную вылазку. Но перед санитаром, пришедшим за посудой, он прикинулся жалкой развалиной. Павел едва пошевелил рукой, выражая благодарность за ужин.

Вне всякого сомнения, санитар знал, отчего пациент дышит на ладан. Он знал, что Павел превращается в овощ, и ждал только команды, чтобы из хорошей палаты «пересадить» его на общую «грядку», к другим несчастным. Существует же особый блок, куда, возможно, перевели уже Рому Дудника с его неуемной страстью к детективным расследованиям. Ведь он больше не выходил на прогулку после того случая, когда увлек Павла на склад…

Но с Дудником не сложно расправиться, он, можно сказать, штатный пациент. Другое дело Торопов. Он хоть и сирота, но вдруг найдутся люди, которые могут поднять шум. Поэтому Эльвира Тимофеевна и держит его в отдельной палате и залечивает его так, чтобы он ни о чем не догадывался и мало-помалу превращался в растение. А когда она убедится, что он никому не нужен, его переместят на «грядку» и будут там или растить, или сразу пустят на удобрения…

Хитро закрутила Эльвира Тимофеевна. Очень хитро запутала его в своей паутине. И галлюцинации грамотно вызвала. И еще она знала, что милиция не расследует покушение на Горуханова. А в общежитие Павла так и не свозила, хотя и обещала. И он на этом не настаивал, потому что психотропные лекарства очень быстро ввергли его сознание в сумеречное состояние…

Он сам угодил в ловушку, перепрыгнув через забор вслед за клоуном, а Эльвира Тимофеевна лишь грамотно закрыла за ним дверцу. И только в одном она просчиталась, когда навела его на мысль, что в разговоре с Дарьей Павловной он общается с самим собой. Его подконтрольный разум привык верить ей, поэтому и произошло своего рода раздвоение личности. Настоящая Дарья Павловна рассказала ему о покушении на Горуханова, а воображаемая – озвучила его собственные догадки, гнездившиеся в заблокированных глубинах сознания. Возможно, он не смог бы открыть себе самому глаза, если бы Эльвира Тимофеевна не переборщила с дозой, скормив ему двойную порцию на ужин. Возможно, это был как раз тот случай, когда клин выбивается клином…

А настоящая Дарья Павловна была, теперь в этом нет никаких сомнений. Она адвокат, и, возможно, к Эльвире Тимофеевне привело ее какое-то преступление, совершенное где-то на воле. Возможно, связанное с убийством Горуханова. Неспроста же она так ревностно начала наводить справки о Павле после того, как он рассказал ей об истории с клоуном. И даже, рискуя собой, попыталась вывести его на истинный путь…

Где она сейчас? Почему она не дает о себе знать? Может, она так и не смогла покинуть территорию больницы? Ведь у Эльвиры Тимофеевны в распоряжении десятки санитаров, и среди них есть такие, кто безоговорочно готов исполнить ее волю. Дарью Павловну могли заточить в специальный блок, где после нескольких сильнодействующих инъекций она превратится в полноценную идиотку – в медицинском смысле этого слова. Или уже превратилась. Все-таки пять дней прошло после разговора с ней…

Торопов понимал, что его стерегут. Но, похоже, смотрят за ним вполглаза – как иначе объяснить тот случай, что он беспрепятственно мог подойти к складу, где развратничал благообразный Косынцев? Павел еще тогда был в состоянии перелезть через забор, и то его упустили из виду. А сейчас он совсем дошел, с кровати подняться не может. Кто же к такому доходяге относится всерьез?

Сегодня днем его потревожил шум в коридоре. Приоткрыв дверь, он слышал голоса. Представитель пожарного надзора выговаривал завхозу за дверь на балкон в конце коридора. Это был пожарный выход, но держали его на замке, а ключ находился неизвестно у кого. Оказывается, на днях где-то в городе случился пожар, и городские власти назначили проверку всех социально важных объектов. Пожарный велел устранить недостаток и обещал завтра лично проверить. Пугал он или нет, но, возможно, дверь до завтрашнего дня осталась открытой. А вплотную к балкону примыкает пожарная лестница, и спуститься по ней с третьего этажа совсем не трудно.

Несложно будет перемахнуть через забор, но Торопов сомневался в правильности такого поступка. Может, и не стоит покидать территорию больницы, пока не будет найден человек, который стрелял в Горуханова под маской клоуна. Прищучить киллера, вытрясти из него всю правду, а затем прижать к стенке Эльвиру Тимофеевну, к которой у Павла целая телега претензий. Она должна ответить за тот цирк, под ареной которого едва его не погребла.

Но ведь столько времени прошло с тех пор, как покушались на Горуханова, скоро будет два месяца, сколько воды уже утекло. Возможно, и клоуна давно уже нет, и сам цирк уже уехал. Может быть, одна только Эльвира Тимофеевна и осталась. А ставить ее к стенке без убедительных на то причин смысла не имеет. Она тертый калач и так просто не раскрошится. Вот если братву к делу подключить…

А ведь это мысль! Дарья Павловна говорила, что разговаривала с Вадимом Евсеевым, значит, он работает в клубе. Значит, и начальник охраны прежний, а Максим Иваныч с Горухановым был на короткой ноге. Он и его преемника знает, а тот обязан отомстить за гибель авторитета. Павел расскажет, кто пригрел киллера, и братва поставит на уши весь этот дурдом вместе с Эльвирой Тимофеевной… Да, мысль интересная. Но возникают вопросы. Поверит ли ему Максим Иваныч? А если да, то выживет ли Эльвира Тимофеевна? Она, конечно, сука еще та, но все-таки женщина. А он хоть и уголовник, но не бандит, чтобы так запросто подставлять человека под пулю. Хватит с него Маши вместе с ее любовником…

Дожидаясь полуночи, Торопов пришел к выводу, что в любом случае ночной вылазки не избежать. Для начала он обследует березы возле склада, отыщет пулевые отверстия в них. А там и сам склад проверит, если представится такая возможность. Дальше – по обстоятельствам; может, назад в палату вернется, может, через забор, и на волю…

Шел уже второй час ночи, когда он вышел из палаты. Тихо в коридоре, ни медсестры за дежурным столом, ни санитара. И до балкона десятка два шагов. Пожарная дверь закрыта только на защелку, раз-два, и готово. Одно плохо, ночь безлунная и холодная, да еще моросящий дождь. Железная лестница мокрая, но руки по ней не скользят, и сил вполне хватает, чтобы перемахнуть через балконное ограждение…

Лестница заканчивалась метрах в двух над землей, Торопову пришлось прыгать. Ногу он не сломал, и даже не вывихнул, но равновесия не удержал, упал на бок, намочив халат во влажной траве.

Какое-то время он лежал, прислушиваясь, всматриваясь в моросящую темноту, а затем пошел на огоньки фонарей, что тянулись вдоль главной аллеи. Безлюдно там, и лавочки пустые, но под козырьком парадного входа тлеет огонек сигареты. Охранник там, покурить вышел. На всякий случай Павел затаился, мало ли что. А когда тяжелая входная дверь скрипнула, впуская обратно в холл ночного вахтера, двинулся дальше.