В ожидании апокалипсиса - Чингиз Абдуллаев

— Думаешь, я не понимаю, зачем тебе «магнум»? — с вызовом спросила Мария. — Ты ведь всегда бываешь без оружия. Просто после встречи в Амстердаме тебе его выдали для моей ликвидации. Разве не так?

Он не ответил. Молчал он как-то неприятно, тяжело, и его молчание было страшнее любых самых громких слов.

— Да, — произнес наконец Дронго, — на тебя вышла английская контрразведка. И мне дали этот «магнум» против тебя, Мария. Ты права.

— Тогда зачем ты отдал мне свое оружие?

— А зачем ты отдала мне свое? Ты ведь все поняла, как только я вошел в номер.

— Я не смогла, — прошептала Мария. — В этот раз не смогла.

— А я могу? — разозлился Дронго. — Или ты думаешь, что я тоже буду работать на твое управление?

Гостья встала, подходя к нему.

— Прости, что так получилось. Я не хотела.

Он тоже поднялся.

— О чем ты говоришь, ненормальная? Тебе нужно думать о себе, а ты просишь у меня прощения. Тебе нужно исчезнуть, бежать немедленно.

— Ты все-таки дурак, — прошептала женщина, прижимаясь к нему.

— Да, — похолодел Дронго, предугадывая, что она ему скажет.

— Они уже знают, что я здесь, — прошептала Мария, — за твоей гостиницей следили. Мне не разрешат уйти отсюда живой. Ни за что не разрешат.

Он дотронулся губами до ее губ, шершавых и сухих.

— У нас есть шанс, — прошептал Дронго, — я попросил их подумать.

— Ни единого, мой милый, ни одного. — Она поцеловала его. — Подари мне эту ночь. — Мария обняла Дронго.

Потом подошла к окну, задергивая шторы.

Он молчал, задыхаясь от ужаса, разумом понимая, что она права, и негодуя на свою беспомощность и соучастие в этом постыдном спектакле, столь жалком и величественном одновременно.

Она сняла свитер, стянула брюки. Дронго просто стоял и смотрел. Мария расстегнула лифчик, и он увидел два маленьких тугих соска, словно изголодавшихся по любви. И подтянутый живот женщины-спортсменки, с несколькими характерными полосами от растяжении-после беременности и родов. «Почему я не увидел этого в первую ночь?» — вдруг подумал Дронго.

Мария подошла к нему совсем близко. Ему хотелось обнять это стройное, почти девичье тело и как-то успокоить, пригреть женщину с измученной душой и такой страшной, неустроенной жизнью. Но он просто смотрел на нее.

— Мария, — хрипло проговорил Дронго, — мы должны попытаться.

— Конечно, — женщина даже улыбнулась, развязывая ему галстук, — только потом.

Она потянула покрывало, и ее «дженнингс» упал на пол.

Впервые в жизни он действовал как в бреду.

Сцена в постели была отчаянным актом прощания с еще живым человеком. Они изнуряли себя ласками, не разрешая себе думать о предстоящем; в эту ночь они отдавались друг другу с какой-то безумной страстью, словно любовники накануне казни.

За окнами забрезжил рассвет, когда Мария, задыхаясь от бешеной гонки, легла рядом с ним.

— Я могу тебя попросить? — спросила она.

— О чем?

— В Ленинграде живет моя дочь. Запомни адрес, — она назвала улицу и номер дома, — если можно, навести ее потом. Я не знаю твоего задания, но если сможешь вернуться, не забудь.

— Что ты несешь, — мрачно проговорил он.

— Не надо притворяться. Все и так ясно. Знаешь, я вое время думала, что будет, если ты попадешь к ним раньше срока. Как мне в тебя стрелять? Я бы не смогла.

— Молчи, — он чувствовал, что его нервы на пределе, — не надо ничего говорить.

— Хочешь, я открою тебе одну тайну? — вдруг спросила женщина. — Не хотела рассказывать тебе, но сейчас можно. Знаешь, ведь мы с тобой раньше встречались.

— Не может быть, — выдавил он, — я сразу запоминаю лица.

— А меня не запомнил, — улыбнулась сквозь слезы Мария. — В восемьдесят первом году в Ленинграде. Ты был на вечеринке у Славика. Помнишь? Тогда и я там была с мужем. Это было одиннадцать лет назад. Мы как раз улетали в Афган.

— Ты… — Дронго начал вспоминать каких-то людей, молодых, шумных, влюбленных. На вечер он попал случайно, со своим другом. И даже познакомился там с одной девушкой. Но этих двоих он запомнил. Муж и жена. Правильно. Военный летчик, молодой, красивый парень. Капитан или майор. Как его звали? Фамилия… Рогов, верно Рогов. А девушка, его жена. Она была, кажется, с косичками. С такими смешными косичками. Неужели это Мария?

— Постой. — Он изумленно приподнялся на локте. — Значит, тебе тогда было двадцать три. Эта девушка с косичками…

— Да, я. Мне было тогда действительно всего двадцать три года. Знакомые говорили, что я очень молодо выгляжу. Мы были женаты уже пять лет. Тогда моей дочери исполнилось четыре года, сейчас пятнадцать. Она кончает школу в будущем году.

— Значит, ты Рогова.

— Ты даже вспомнил нашу фамилию. Но это по мужу.

— Как тебя зовут?

— Ирина. Ирина Кислицына.

— Как же ты меня узнала? Ведь прошло одиннадцать лет. Я так изменился. И ты, тебя не узнаешь. Помню твои светлые волосы.

— Они стали седыми после смерти мужа, и я перекрасилась в брюнетку.

— А косы? У тебя были такие чудные косы.

— Снайперам на войне они не нужны.

— Как же ты могла меня узнать?

— По походке. Тогда еще смеялись над тобой. Ты ходишь, широко расставив ноги, как бывшие балероны или матросы — в качку. Тебя трудно с кем-то спутать. Кроме того, глаза, жесты. Ты мне понравился еще тогда. Муж тоже обратил на тебя внимание. Кстати, я совсем не помню твоей фамилии. А имя помню. Тебя звали…

И она прошептала его имя.

Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

— Зачем ты мне это сказала?

— Чтобы ты понял: у меня нет желания уходить. Я знаю правила игры, мистер Фридман. Я не имела права подставляться. У меня нет никаких шансов.

— Хорошо, — с неожиданной злостью проговорил Дронго, — тогда я пойду и просто сдамся бельгийским властям. Как русский шпион. Меня все равно потом выдадут американцам, а ты сумеешь спастись.

— Не получится, — Мария смотрела в потолок, — тебе не разрешат дойти до полицейского участка. Ты должен застрелить меня, и тогда тебя арестуют на законных основаниях. И только в этом случае тебе поверят американцы.

— Откуда ты знаешь?

— Я работаю уже много лет, Дронго. Ты выдающийся аналитик, об этом все знают. А я профессиональный убийца. Если у меня случился провал в Париже, значит, меня должны ликвидировать в Брюсселе. И это сделать должен ты.

В этот момент раздался резкий телефонный звонок. Оба вздрогнули. Дронго подошел к телефону.

— Мария Грот в вашем номере, мистер Фридман? — спросили по-английски.

Притворяться не было смысла.

— После завтрака вас будет ждать автомобиль. Прямо у входа. Водителя зовут Яан.

Дронго положил трубку и обернулся.

Мария держала в руках свой «дженнингс».

В первый момент он даже обрадовался. Женщина могла все решить, сама выстрелив в него. Но она почему-то медлила. Пистолет дрожал в ее руке.

А Дронго стоял голый посредине комнаты, глядя в дуло пистолета, наставленное прямо на него. Наконец она опустила оружие.

— Не могу, — прошептала Мария, — вот теперь не могу.

Он медленно прошел в ванную. Умылся ледяной водой, вернулся в комнату.

— Это был бы лучший вариант, — заметил он.

— Думаешь, я не стреляла из жалости, — зло возразила Мария, — просто твоя смерть ничего не даст. Я только загублю всю операцию. Будь они прокляты — все эти сволочи из КГБ, ЦРУ, МИ-5, МИ-6, МОССАД. Все эти рассадники заразы. Они никому ничего хорошего не принесли. Будь прокляты все войны на свете. И горячие и холодные. Вы, мужики, стреляете друг в друга от удовольствия и избытка жизненных сил, а мы остаемся вдовами с вашими детьми.

Он слушал эти проклятия, в который раз думая, как ему все надоело.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Только уже выходя из номера, она вдруг взглянула на него.

— Ты не забыл адрес в Ленинграде?

— Не забыл. Между прочим, город называется сейчас Санкт-Петербург.

— Что, ж от этого ничего не меняется.

Через час с двумя похожими чемоданчиками, даже не позавтракав, они садились в автомобиль.

Глава 16

Водитель, оказавшийся неразговорчивым пожилым голландцем, повез их ко дворцу юстиции. Там ждала другая машина с тремя громилами. Мария молча пересела туда. Дронго устроился рядом с ней.

Они ехали долго, в сторону лесных массивов, лежавших на юго-востоке от бельгийской столицы. Никто в автомобиле не говорил. Слова были не нужны.

Наконец они свернули на какую-то грунтовую дорогу и, проехав немного, остановились. Громила, сидевший впереди, рядом с водителем, посмотрел на Дронго, предложив выйти.

Мария, устроившись с левого края, смотрела в окно, даже не повернувшись. Дронго вышел из машины. Они отошли метров на десять-пятнадцать.

— Олег Николаевич доложил о ваших возражениях в Москву, — сказал молодой человек с характерно невыразительным лицом и пустыми глазами.

— Говорите, — не выдержал Дронго.

— Мы можем увезти ее подальше, спрятать где-нибудь, — кивнул его собеседник. — Но труп все равно должен быть.