Безмолвная ярость - Валентен Мюссо

приходится много трудиться, иначе кто все это сделает?» Иногда, если работы было слишком много, а ее еще и ругали, Нина начинала плакать, но тут же жалела о слезах, катившихся по щекам. Мать смотрела на нее и говорила: «Крокодиловы слезы… Давай, нацеди ведро, пока рыдаешь!»

Мать дома была фанатично благочестива. Она вроде бы знала Священное Писание наизусть, но была при этом суеверна и ограниченна, принимая за чистую монету рассказы о Потопе, ангелах и демонах, городах, разрушенных серой и огнем. И подозревала, что Нина не получила достойного религиозного образования. Конечно, по воскресеньям семья ходила к обедне, а иногда и к вечерней службе. Все вместе посещали приходские праздники и принимали участие в благотворительных сборах. Между двумя делами, если было не слишком поздно, она заставляла девочку становиться на колени перед креслом и молится Пресвятой Деве, Отцу и Святому Духу, а в те редкие моменты, когда не слишком уставала, читала ей из Евангелия и даже отваживалась бормотать латинские фразы, из которых не понимала ни слова.

Что касается отца — Нина почувствовала это с первого дня, — он был хорошим, но слабым человеком, не позволявшим себе поспешных суждений. Когда мать после и без того слишком долгого и тяжелого дня выискивала предлог, чтобы пожаловаться на нее, он осмеливался робко сказать: «Она не такая уж и плохая девочка». На это жена отвечала, пожимая плечами: «Да что ты об этом знаешь? Не ты заперт с ней наедине весь день». Он предпочитал укрываться за трусливым молчанием и, бросив на Нину короткий виноватый взгляд, удалялся к камину и закуривал трубку. Табачный дым пах землей и сгоревшим сеном и очень нравился Нине.

Еда, хоть и была скудной, но качеством значительно превосходила все, что когда-либо пробовала Нина. За столом ей мешали только сильное чавканье и рыгание. Отец, верный себе, говорил мало, жевал медленно, окидывал долгим взглядом сидящих за столом и держал при себе мысли, которые ему внушали члены семьи. Если он брал слово, то лишь для того, чтобы затронуть денежные проблемы. Он жил в страхе промахнуться, объяснял, сколько франков потратил на ту или иную поставку, беспокоился о будущих расходах и повторял, что нужно быть осторожным, чтобы ничего не потратить зря.

Желая подать пример, отец сметал хлебные крошки в ладонь и высыпал их в рот привычным ловким жестом. Маленькая Анн-Мари смеялась, а мать бросала на Нину кислый взгляд, словно сетуя на новый рот, который приходится кормить.

Кристиан рисовал семейству планы новых начинаний, говорил о том дне, когда уедет с фермы. Получивший некоторое образование, он чувствовал себя неуютно в этом доме, где сталкивался с грубыми манерами. Молодой человек рассказывал о «проектах», ничего не уточняя, приводил в пример ровесников, менее умных и интеллигентных, но добившихся успехов в городе. Обиженный его воззрениями и планами, отец смотрел в сторону и изображал безразличие. Его жена поднимала глаза к потолку, повторяя: «В чужом огороде капуста слаще». Нину задевали эти колкости, как будто мишенью была она. Она сочувствовала Кристиану, потому что он всегда находил для нее доброе слово и не колеблясь помогал ей в некоторых изнурительных работах. Он был единственной рукой помощи в доме, единственным ухом, которому она иногда осмеливалась довериться.

Одержимость отца деньгами с коварством оспы заражала остальных членов семьи. Кристиан злился, видя в жадности отца непреодолимое препятствие для своих намерений, мать — еще одну возможность поссориться с Ниной, «позабыв», что домашние дела выполняются даром и что она получила немалую сумму за то, что приняла ее в дом.

В кухонном шкафу была спрятана металлическая коробка, где хранились деньги. Нина не могла об этом не знать, потому что отец часто доставал ее, чтобы добавить к содержимому несколько сэкономленных монет или — реже — взять, сколько требуется. Однажды, без особой причины, мать высыпала кучу монет на стол и принялась считать вслух. Закончив, воскликнула встревоженным тоном, которым пользовалась, чтобы драматизировать самую ерундовую ситуацию:

— Не хватает трех франков!

Нина только что вошла на кухню, стряхнув на пороге воду с салата.

— Ты слышала? В коробке не хватает трех франков.

Нина смотрела на столбики монет, качая головой.

— Я не брала…

— Зачем оправдываешься, если тебе не в чем себя упрекнуть?

— Я ничего не делала! Может вы… ошиблись.

Мать набросилась на нее как гарпия.

— Ошиблась?! Хочешь пересчитать? Она еще будет утверждать, что ученее меня! Я прекрасно знаю, сколько монет было в этой коробке.

— Возможно, их взял кто-то другой…

— Теперь обвиняешь других? Здесь только мы с тобой.

— Я никого не обвиняла.

— А теперь она еще и лгуньей меня называет…

Лицо матери исказила свирепая гримаса, она схватила Нину за волосы и начала трясти из стороны в сторону.

— Говори правду!

— Ой, больно!

— Ты — воровка. Деньги пропадают не первый раз. Твой опекун нас предупреждал!

— Обыщите мою комнату, если не верите! — крикнула Нина.

— Ты могла спрятать их в другом месте. Чего уж проще…

Мать вдруг задохнулась и отпустила Нину, вырвав у нее прядь светлых волос, схватила тряпку, висевшую на спинке стула, и принялась лупить девочку. Нина попыталась защититься, прикрываясь обеими руками.

— Вы сумасшедшая!

— Сумасшедшая? Да как ты смеешь?!

Удары сыпались один за другим.

— В тебе сидит дьявол! Да, дьявол, Сатана!

Нине было так смешно, что она перестала сопротивляться, и ее обидчица, ужасно удивившись, остановила экзекуцию.

— Говорят, что осознанная ошибка прощается наполовину. Но ты… ты хоть повтори Крестный путь Самого Господа, Он тебя все равно не простит. Прочь с глаз моих!

* * *

Вечером, когда ее муж пришел домой, мать рассказала о случившемся, подбавив сочных деталей, чтобы Нина выглядела еще виноватее.

— Может, она ничего и не сделала, — ответил он. — Я уже не помню, сколько там было денег.

— Такой тертый калач, как ты, не помнит, сколько их было?

— Не помню.

— «От плохого семени не жди хорошего племени». У этой девушки зло под кожей. Ее нужно наказать.

Лицо отца помрачнело. Он сразу понял, чего хочет жена.

— Я не подниму на нее руку, ты уже позаботилась об этом.

Мать хотела было запротестовать, но вспомнила, как равнодушно девочка принимала удары. Маленькая чертовка, возможно, даже получала удовольствие от того, что ее били… Кто знает, не доставит ли ей отцовский ремень еще большее наслаждение?

— Ладно, — буркнула она. — В любом случае у нас она надолго не задержится.

3

Это произошло в конце второго месяца ее пребывания на ферме. Мать в тот день ушла за покупками в деревню: со времени случая с металлическим ящиком она отказывалась доверить Нине хоть какую-то сумму