Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

В этот момент в кабинет вошел Жданов.

– Послушайте, Ванников не хочет выпускать стасемимиллиметровые орудия, – сказал Сталин Жданову. – Но эти пушки очень хороши. Я знаю их по Гражданской войне.

– Ванников всегда против чего-нибудь возражает, – сухо заметил Андрей Жданов. – Это его стиль работы.

– Вы наш главный артиллерийский эксперт, вам и разбираться в этом вопросе, – завершил аудиенцию вождь.

Сталин поручил Жданову решить спор Ванникова и Кулика, напоследок еще раз подчеркнув, что «107-миллиметровые орудия – хорошие пушки». Сталинский фаворит созвал совещание. На нем Ванников вновь выступил против предложения Кулика. Жданов уже стал на сторону маршала. Он обвинил наркома вооружений в саботаже.

– Мертвые мешают двигаться живым вперед, – угрожающе произнес он.

Но Борис Ванников и не думал сдаваться.

– Вы поддерживаете разоружение нашей артиллерии накануне неминуемой войны! – крикнул он в ответ.

Андрей Жданов смерил его испепеляющим взглядом и сказал, что собирается пожаловаться на него Сталину. Иосиф Виссарионович согласился с мнением Кулика. От этого глупого решения пришлось срочно отказываться, когда началась война. Борис Ванников был арестован. Только в сталинском царстве абсурда всего за несколько недель до начала войны можно было арестовать главного специалиста страны по вооружениям. Но куликовский лозунг: «тюрьма или медаль» – вновь одержал победу над здравым смыслом.

Новая волна репрессий быстро расходилась кругами от центра, захватывая все новых и новых жертв. Скоро она достигла семейства Кагановичей. Пострадал, правда, не Железный Лазарь, а его брат. Вождь решил проверить в этом почти библейском сюжете пожертвования любимым родственником твердость Лазаря.

Ванникова жестоко пытали. Следователей особенно интересовала его недавняя работа на посту заместителя Михаила Кагановича, наркома авиационной промышленности. Сталина не удовлетворяло положение дел в этой отрасли. Самолеты, явно собранные наспех и несовершенные технически, разбивались настолько часто, что необходимо было разобраться в причинах и устранить их. В течение одного года в результате аварий погибли четыре Героя Советского Союза. Срочно требовался козел отпущения. Иосиф Виссарионович лично разговаривал не только с авиационными начальниками и генералами, но и с простыми инженерами, работающими на авиазаводах.

– Что это за человек? – спрашивал генсек об одном инженере. – Может, он сволочь?

Конечно, виноваты в авариях были «сволочи». Чекисты выбили из Ванникова нужное признание. «Сволочью» решили сделать Михаила Кагановича.

Тем временем Василий Сталин закончил летное училище. Любовь отца, которой ему так не хватало, Василий стремился завоевать довольно оригинальным способом – жалуясь на начальство. Таким образом он сыграл определенную роль в «авиационном деле».

В 1940 году Василий Сталин влюбился в хорошенькую пухленькую блондинку Галину Бурдонскую, дочь чекиста, и женился на ней. Галина была музыкантом, играла на трубе.

Василий очень любил выпить. У него нередко случалось плохое настроение. Вел он себя высокомерно, как и подобает принцу. Конечно, он тоже совершал добрые поступки, но гораздо чаще от него следовало ждать какого-нибудь подвоха или неприятности. Трудно сказать, каким стал бы Василий в другой жизни, но в большевистском окружении он все больше превращался, по словам Светланы, в серьезную угрозу для окружающих.

«Здравствуй, дорогой отец, – писал он 4 марта 1941 года. – Как твое здоровье? Недавно я приезжал в Москву, меня вызывал Рычагов [начальник Главного управления военно-воздушных сил]. Я очень хотел повидаться, но мне сказали, что ты очень занят. Отец, мне не дают летать. Рычагов отругал меня. Ему не понравилось, что вместо того, чтобы изучать теорию, я хожу по командирам и доказываю, что могу летать. Он приказал мне сообщить тебе об этом разговоре. Отец, напиши мне хотя бы пару слов, если у тебя будет время. Для меня твои письма огромная радость, потому что я очень по тебе скучаю. Твой Вася».

Этот утонченный донос не мог не сказаться на судьбе Павла Рычагова, смелого тридцатидевятилетнего летчика, только что назначенного на высокую должность в наркомате. Рычагов допустил роковую ошибку, приехав на большое совещание по вопросам авиации в нетрезвом состоянии. Когда Сталин начал критиковать летчиков, Павел Рычагов встал и гневно ответил, что уровень смертности в авиации такой высокий, поскольку «заставляют летать в гробах». В комнате наступила мертвая тишина. Вождь ходил по комнате. Слышны были лишь попыхивание его трубки и едва слышный скрип сапог.

– Зря вы это сказали, – наконец проговорил генсек и через несколько секунд мрачно повторил: – Зря…

На той же неделе Павла Рычагова арестовали. Вместе с ним схватили еще нескольких высокопоставленных чиновников и генералов из наркомата авиации. В руки чекистов попал и генерал Штерн, командующий Красной армией на Дальнем Востоке. Позже все они были расстреляны. Задержанные так же, как Борис Ванников, дали показания на Михаила Моисеевича Кагановича.

«Нам принесли показания, в которых твой брат обвиняется в участии в заговоре», – сообщил Сталин Железному Лазарю. Главным обвинением против Михаила Кагановича был неудачный выбор места строительства авиационных заводов. Чекисты считали, что он строил заводы слишком близко к границе, чтобы помочь Гитлеру быстро их уничтожить. По мнению Сталина, Михаилу отводилась роль главы марионеточного правительства, которое фашисты сформируют после нападения на Советский Союз. Еврей Каганович, возглавляющий профашистское правительство, – эта идея была настолько абсурдна, что наверняка исходила от какого-нибудь дурака из НКВД. Впрочем, она могла быть и шуткой, придуманной Сталиным и Берией. Оба обладали именно таким извращенным чувством юмора. Сталин и Берия, конечно, помнили ярость Серго Орджоникидзе, когда арестовали его брата. Наверняка они не забыли, что Серго и Железный Лазарь были очень близкими друзьями.

– Это ложь, – якобы ответил Лазарь Каганович, прочитав показания Ванникова и других арестованных. – Я знаю брата. Он большевик с тысяча девятьсот пятого года и предан Центральному комитету.

– Как это может быть ложью? – удивился Сталин. – Ты же сам читал показания.

– Я уверен, что это ложь. Я требую очной ставки.

Пройдет несколько десятилетий, и Железный Лазарь будет утверждать, что не предавал брата. «Если бы мой брат был врагом народа, я бы сам выступил против него, – говорил он. – Я был уверен, что он чист. Я защищал его! Защищал…»