Ждите моего звонка - Николай Леонов

Вчера, узнав в кореше Серого своего друга детства, он с трудом сдержался, чтобы не выстрелить. Новый враг был умен и коварен, убрать его следовало быстро и обязательно руками Серого. Михаил уже вчера почувствовал: тезка имеет какую-то власть над главарем. Значит, надо торопиться, так как власть эта будет расти и переубедить Серого станет трудно.

Цыган приоткрыл тяжелые от бессонницы веки и оглядел комнату. Серж лежал лицом вниз, плотно обхватив подушку, спал или делал вид, что спит. Ночью, когда Серый «посоветовал» ему не расставаться с ребятами, Серж не возражал, пришел сюда и как лег, так и лежит, и его ровное дыхание Цыган слушал всю ночь. Оба они не раздевались, и Цыган был почти уверен, что иод подушкой рука Сержа сжимает рукоятку нагана.

Цыган вскочил, достал из кармана ключ, отпер замок и, громко хлопнув дверью, вышел в коридор. Сделав несколько шагов, он на цыпочках вернулся и заглянул в замочную скважину: видны были только ноги, но, судя по их положению, Михаил не шевелился.

В соседней комнате был один Взлет, который, сидя за столом, играл сам с собой в очко.

— Постигаешь науку? — спросил как можно миролюбивее Цыган.

Валет бросил пухлую колоду и, показав полный набор стальных зубов, сказал:

— Встали, ваше благородие? Серый с ребятами куда-то подался, а мне велел француза караулить.

— Без тебя уберегу. — Цыган взял карты неловко перетасовав, дал одну Валету. — Червонец.

Валет посмотрел карту и сказал:

— Да.

— Идет, — Цыган взял карту себе и дал опять Валету, потом еще одну.

— Паскудина! — Валет бросил карты. — Перебор! Шестнадцать с меня.

— Тебя девки любят, Валет, — Цыган дружески потрепал его по плечу. — Иди-ка ты лучше в кино, на Плющихе в «Ореоле» дают «Индийскую гробницу». Классная вещь, я вчера видел.

— Серый не велел, — нерешительно протянул Валет.

— Да он, наверное, только к вечеру заявится. Две серии, классный боевик, — убеждал Цыган, а про себя добавил: «Иди, голубчик, иди, а я с другом детства потолкую, а потом объясню, так, мол, и так, хотел убежать, мерзавец».

— А чего ты меня гонишь? — подозрительно спросил Валет.

— Сиди, — равнодушно сказал Цыган и пожал плечами, — мне не мешаешь.

Вернувшись в свою комнату, он снял со стены гитару и, взяв несколько аккордов, поморщился. Опять эти мужики рвали струны и ревели свои тюремные песни. Михаил сопел в подушку и не двигался. Тогда Цыган настроил гитару и запел:

— Скатерть белая залита вином...

— Все гусары спят беспробудным сном, — подхватил Серж и сел на постели. Он потянулся и сладко зевнул. — До чего же здорово, что мы опять встретились!

Мастер сделал шаг назад, восторженно оглядел Пашку с ног до головы, будто не только стриг, но и одевал его, вообще создал собственноручно целиком, от кончиков модных ботинок до самой макушки, закатил глаза и, прижав руки к груди, воскликнул:

— Готово-с, молодой человек!

Пашка с грустью посмотрел под ноги, где шелковистой горкой покоились его кудри, вздохнул, поднял глаза и встретился взглядом со своим двойником в зеркале. Уши, которых Пашка раньше не замечал, вдруг нахально заявили о своем присутствии. Зато появился лоб, очень даже высокий и благородный, а пробор, ради которого он и отважился на эту операцию, был выше всяких похвал.

Пашка покорно повернулся, разрешая мастеру пройтись щеткой по воротнику и лацканам нового пиджака, зажмурился в едком облаке одеколона и, сунув деньги в протянутую руку, выскочил на улицу.

Он шел деревянной походкой, словно манекен, боясь увидеть насмешливые взгляды прохожих, и сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Первыми Пашкиными судьями были папиросники на углу.

Профессиональным взглядом выловив в толпе франтоватую фигуру, пацан моментально оказался рядом и откуда-то из-под локтя скороговоркой выпалил:

— Гражданинтоварищбарин, папиросы «Люкс». Угощайтесь.

Пашка остановился, с трудом втиснул руки в карманы модных брюк, и вся его фигура моментально преобразилась и вновь приобрела утерянную свободу.

— Америка! — ахнул пацан и чуть было не рассыпал папиросы. — Это даешь! Это класс, — шмурыгая подошвами, прищелкивая языком и издавая другие нечленораздельные звуки, он обежал вокруг Пашки.

— Ну? — спросил Пашка и осторожно провел ладонью по волосам.

— Нет слов, Америка. Теперь ты можешь работать в лучшем ресторане и, если какой-нибудь фраер схватит тебя за руку, можешь спокойно извиниться и сказать, что перепутал карман.

— То-то! — гордо сказал Пашка, купил у пацана пачку папирос и двинулся дальше по Пятницкой. Ему было приятно получить такую высокую оценку, но в одном шкет был абсолютно не прав. Работать в этом наряде совершенно невозможно, пиджак подхватывает и сковывает движения, а в карман брюк не то что чужой бумажник, собственная рука еле пролезает. Идти на работу следует в привычном, свободном костюме, который сейчас валяется где-то под кроватью. Но он о работе и думать не может, хотя срывов и не было, а появился страх, и Пашка гонит мысли о том дне, когда надо будет надеть старый костюм и идти к мануфактурной лавке Попова. Пока деньги есть, а там будет видно.

Пашка зашел в кафетерий, где у него была назначена встреча с Аленкой, и сел за самый дальний столик.

Странная девчонка эта Аленка. Накануне Нинка устроила из-за нее скандал и смоталась с каким-то залетным фраером, и Пашка ночевал у маленькой смешной девчонки. Чудеса начались, как только они поднялись по пахнущей котами лестнице и, пробравшись по темному, заставленному сундуками коридору, закрыли за собой дверь ее комнатушки. Пашка разделся, плюхнулся на узкую железную кровать и тут же заснул. Когда он проснулся, было уже светло, часа четыре, наверное. Аленки рядом не было. Пашка оглядел каморку и страшно удивился, увидев девчонку спящей на каком-то тряпье под столом. Он хотел было подняться и перенести ее на кровать, но лень победила, и он снова заснул. Утром Аленка растолкала его и, приложив палец к губам, шепнула:

— Одевайся, Паша. Только, ради бога, тихонько, у нас здесь все-все слышно.

Пашка поднялся заспанный и злой, быстро оделся и, не попрощавшись с негостеприимной хозяйкой, вышел на улицу. Он тихо присвистнул, когда увидел, что только семь часов. Куда же деваться в такую рань? Стоило ругаться из-за нее с Нинкой, чтобы оказаться в таком пиковом положении? Так он и стоял в нерешительности, когда кто-то тронул его за руку и тихо спросил:

— Сердишься?

Аленка прижималась виском к его виску и заглядывала в глаза.

— Не сердись, родной. У меня нельзя ночевать. Я и пустила-то тебя только потому, что боялась, с Нинкой уйдешь.

— А где же мы жить будем? — спросил Пашка. — Или каждый день в семь утра на улицу вытряхиваться?

— Паша, — Аленка зажмурила глаза и всхлипнула.

— Брось сейчас же, — сердито сказал Пашка и обнял ее за плечи. Он спросил о ночлеге, так как по опыту знал, что в ближайшие дни с Нинкой помириться не удастся. Но теперь, когда он увидел эти зажмуренные глаза и понял, как расценено его беспокойство, Пашка почувствовал себя таким большим и сильным, что невольно выпрямился, покровительственно погладил Аленку по щеке и сказал:

— Не реви, найдем хату, подумаешь, делов. Будем вместе жить как люди, чин по чину. Пойдем.

Они купили у лоточницы жареные пирожки, уселись на скамейке пустого сквера и молча жевали, оба потрясенные принятым решением.

Пашке очень хотелось взглянуть на Аленку. Вчера он в начале вечера нервничал, а потом в пьяном угаре ругался с Нинкой и не рассмотрел девчонку как следует. Но он боялся смутить доверчиво прижавшегося человека, ел пирог и обдумывал создавшееся положение.

Даже здорово, что он развяжется с этой проституткой; конечно, Аленка тоже не бог весть что, но вроде девка душевная. Хату надо снять, хватит валяться по чужим кроватям. Только как же она выглядит, эта Аленка? Не личит Пашке Америке иметь страшную подружку, засмеять могут. Черт ее разбери, блондинка она или брюнетка?

— Паша, ты о чем думаешь? — спросила Аленка и потерлась щекой о плечо.

Пашка вытер клочком бумаги жирные пальцы и решил пойти на хитрость.

— Аленка, будь другом, — сказал он, — сбегай на угол, купи пачку «Люкса», — и сунул ей в руку полтинник.

Девочка вскочила, отряхнула с подола крошки и побежала по дорожке сквера.

Очень даже ничего, решил Пашка, посмотрев на стройную длинноногую фигуру, поднялся и пошел следом.

Он решил начинать новую жизнь солидно, крикнул Аленке, чтобы вернулась, и сказал:

— Идем в Торговые ряды, приодеть тебя надо.

Но девчонка заупрямилась.

— Нет, — сказала она твердо, — я с тобой не пойду, Паша. Не хочу, чтобы на меня как на девку смотрели. Мол, взяли замухрышку напрокат и одевают.