Эпицентр - Кирилл Партыка

Конь высунулся из окна и дал задний ход. Он был отличным водилой. Грузовик понесся задом с невероятной скоростью. Я тоже выставил голову в окно. И увидел, что позади горбатые, кривобокие фигуры тащат что-то вроде железнодорожных шпал и, швыряя их на дорогу, пытаются отрезать нам путь к отступлению.

Я дал длинную автоматную очередь из окна трясущейся и подпрыгивающей машины, но ни в кого не попал. Преграда была уже совсем рядом. Но Конь не сбавил скорости и задом врезался в кучу деревянных балок. Машину подбросило, я ударился головой о потолок кабины и на миг потерял ориентацию. А когда снова сфокусировался, машина, разметав преграду, выскочила с моста на трассу.

Конь затормозил. Вариантов у нас было немного. Через мост надо было проехать по-любому. Другого пути через реку не существовало, а торчать на одном месте в темноте и раздумывать бессмысленно и опасно.

Конь обернулся, поднял крышку койки, расположенной за сиденьями, и полез в ящик под ней. Из ящика он извлек «эрпэгэ» и по паре запасных гранат и зарядов.

— Там ручник, — бросил он мне.

Я сунул руки в ящик и вытащил ручной пулемет Калашникова с магазином-«улиткой» на пятьдесят девять зарядов. А заодно еще пару сороказарядных рожков. Мы, не сговариваясь, распахнули дверцы, спрыгнули на асфальт и двинулись к мосту.

Из кустов нам навстречу выпрыгнули с полдесятка «кенгуру», щеря клыкастые пасти. Я скосил их одной пулеметной очередью. Потом полоснул очередями по зарослям справа и слева от дороги. Этого должно было хватить, чтобы прочие не высовывались, если они там прятались.

На мосту металась основная стая. После мой стрельбы «кенгуру» не решались нападать. Конь припал на колено и саданул гранатой. Она с шипением унеслась вперед и через мгновение взорвалась на мосту, в самой гуще «кенгуру». В разные стороны, как сломанные куклы, полетели кривобокие тела. Я опустошил в ополоумевших тварей «улитку» пулемета и заменил ее рожком. Впрочем, это уже было лишнее. Уцелевшие «кенгуру» улепетывали в сторону сооруженной ими бетонной баррикады. Но Конь выпустил им вслед вторую гранату. После этого все вокруг опустело и наступила тишина.

Нам пришлось повозиться, чтобы сдвинуть бетонные блоки и освободить проезд. Но в итоге мы благополучно добрались до города и передачи груз Максу.

С того случая «кенгуру» на дорогах не появлялись. Было их не так много, и добрую половину стаи перебили мы с Конем. Доходили слухи, что оставшихся прикончили Фермеры и Охотники, а горстка уцелевших бесследно исчезла в лесу.

С Конем можно было отправляться в рискованные поездки. Хотя бы для того, чтобы узнать, что затевает Комод. Но, если мой план сработает, Комоду, скорее всего, станет не до экспедиций.

Официант притащил поднос с бутылками и тарелками. Мы разлили и дружно выпили. Молодой парень, похожий на популярного некогда киноартиста, завел рассказ о том, как встретил в опустевшем поселке выжившую девку. И как обошелся с ней.

— Потом она лежит, — повествовал рассказчик, — а я от нее так осторожно, задом, чтоб каменюкой в затылок не запустила. А она поднялась, запахнулась, тащится следом и хнычет: возьми, дескать, с собой; я здесь одна не могу. Да на хрен она мне сдалась?! Еще пырнет чем-нибудь в кабине. А через месяц я опять через тот поселок проезжал. Остановился и пошел ее искать. Черт его знает зачем, сам не пойму. И нашел в конце концов. Она в каком-то сарае повесилась. По виду — сразу как я уехал. Дура!

Те еще ребятки попадались среди нашей братии.

— Тебе в городе шмар не хватает?! — вдруг пьяно рявкнул Конь и ударил кулачищем по столу, так что тарелки подпрыгнули, а одна бутылка полетела на пол. — Зачем девчонку загубил?!

— А ты меня в угол поставь, — осклабился рассказчик. На вид он был не слабее Коня и такой же крупный.

Конь стал подниматься из-за стола. Он был основательно пьян. Вряд ли ему светила победа в драке.

Я вернул Коня на его стул и сказал «герою-любовнику»:

— Ты. Слушай сюда. Если сейчас же не утухнешь, я тебя затушу. Понял?

Я вдруг почувствовал, как во мне из каких-то темных глубин всплывает звериное бешенство. Ублюдки! Везде ублюдки! Один другого хлеще! Чтоб вам сдохнуть! Чума до вас не добралась!

— Серый, ты чо встреваешь?! — Парень недоуменно воззрился на меня. — Чо я такого сказал? Хрена ли Конь нажрался и рыпается?!

Я еле сдерживал распиравшее меня клокотание. Но сказал спокойно и холодно:

— Повторяй за мной: я животное…

Компания загомонила. Кто-то хлопнул меня по плечу: «Серый, да брось ты!..»

Я отшвырнул чужую руку и процедил:

— Не слышу. Я животное. Ну!

Ездоки разом притихли. Мой оппонент хлопал глазами и растерянно молчал.

— Значит, так, — ледяным тоном произнес я. — Или ты повторяешь за мной, или мы сейчас выйдем. Но обратно ты не вернешься. — Мне вдруг ужасно захотелось поддаться накатившему на меня озверению. Оно, кажется, отразилось на моем лице.

— Серый, перестань, — вякнул кто-то неуверенно — Свои же ребята…

Я пропустил слова мимо ушей и в упор уставился на противника. Я просто смотрел на него не отрываясь. Но он все понял.

— Я животное, — сказал парень.

— Громче.

— Я животное, — взвизгнул он, чуть не плача.

Конь сгреб меня за шею.

— Серый, оставь эту вонючку. Он говорит, что животное, но не понимает. Мы все тут животные, мать вашу так! Давайте выпьем за животных, от которых мы произошли. И которые потом произошли от нас. — Он нетвердой рукой опрокинул горлышко бутылки себе в стакан, водка хлынула через край.

— Пошел вон, — тихо приказал я парню.

Он поднялся и направился к выходу. Ездоки молчали. От некоторых исходило отчетливое неодобрение.

Я обвел взглядом сидящих за столом. Никто не захотел встречаться со мной глазами. Если бы этот щенок вовремя не сломался, я бы наверняка вывел его на улицу и убил. Они это понимали.

Бешенство улеглось, и мне вдруг стало тошно. Я взял полный стакан и медленно выцедил его до дна. Шестидесятиградусное самодельное пойло, которое подавали в «Арго», так пить мог далеко не каждый.

— А гребарь-то до выхода не дошел, — сказал Конь и загоготал. — Мне отсюда видно. В сортир свернул. Видать, обосрался.

Раздались смешки, компания загомонила, зазвенели бутылки, выбулькивая содержимое в стаканы. Кто-то бодро изрек:

— Учить таких надо, учить. Но ты, Серый, все-таки полегче.

Я заметил, что Макс машет мне рукой от своей стойки, встал и отправился на зов.

— Чего у вас там? — лениво поинтересовался Макс.

— Дружеская беседа.

— Ну-ну. Только по-взрослому дружить пожалуйте на улицу. У нас приличное заведение.

«Дерьмо у тебя заведение. Вертеп», — хотел сказать я. Но гнев уже погас.

— Учтем, командир.

— Чуть не забыл. Тебя Работяги искали.

— Когда?

— И сегодня заходили, и вчера.

В городе, где не работала телефонная связь, кафе стало своеобразным средством коммуникации. Здесь периодически появлялись все, кто не прятался в трущобах. Если кто-то кого-то искал или требовалось что-нибудь передать, достаточно было попросить Макса. Рано или поздно нужный человек объявится.

— Не пойму, чего ты с ними якшаешься? — сказал Макс. — Какая тебе от них прибыль? Они же скупые. И говнистые. Все чего-то мутят. Нашел себе друзей, называется.

Я посмотрел на Макса, и он отвел глаза.

— Ты разливай по тихой грусти. Жизни учить других будешь.

Макс сощурился.

— Знаешь, Серый, твоя крутизна до добра тебя не доведет. Вот ты еще одного врага нажил. Сопляк, конечно, но под Ментами ходит. Ты его при всех опустил. Если он посчитаться захочет, покровители найдутся. А ты вечно один на льдине, ломом подпоясанный. Не треснула бы льдина твоя. Шел бы к Муштаю, был бы в шоколаде. Могу словечко замолвить.

Заведение принадлежало не Максу, а Муштаю, который сам здесь появлялся лишь изредка — стопарь водки пропустить.

Макс был его подручным и вел все дела в кафе. Так что его предложение меня не удивило. Он просто озвучивал желание шефа.

Глядя на Макса в упор, я пододвинул к себе чей-то недопитый бокал пива, а потом опрокинул его на стойку. Пенная лужа растеклась по пластиковой поверхности, жидкость закапала на пол.

Макс скривился, молча достал из-под стойки тряпку и принялся вытирать лужу. Я знал, что он обязательно пожалуется патрону на мое скверное поведение и проявленное неуважение — не к нему, к хозяину. Может быть, прямо сейчас и поплачется, уйдя в подсобку. Телефоны не работали — ни обычные, ни сотовые. Зато у авторитетных людей и их прихвостней имелись портативные рации небольшого радиуса действия. Раций было мало. Когда нагрянула Чума, ими пользовались в основном всякие секьюрити. Но они оказались единственным действующим в наших условиях средством связи. Кое-кто от границ периметра сперва пытался связаться с Большой землей. Но их глухо блокировали. Из Зоны утечек информации быть не должно. Чтобы всякая либеральная сволочь не имела повода лишний раз тявкнуть. Ну и, понятно, Контрабандисты и прочие криминальные дела. Моя рация, спрятанная в развалинах завода, работала на специальном секретном канале, на который не действовали никакие глушилки и который не поддавался никакой прослушке. Впрочем, не только на нем.