Новый мир. № 11, 2002 - Журнал «Новый мир»

Глаза действительно разбегались, я снова казался себе пятнадцатилетним подростком, желающим выделиться из общей массы, а здесь для этой цели было все, начиная от рэпперских балахонов и переводных татуировок и кончая папуасскими копьями и индейскими амулетами с ладонь величиной… Я часами, и не замечая этих часов, мог бродить взглядом по прилавкам и полкам, где выстроились рогатые мотоциклетные шлемы, разноцветные сапоги на двадцатисантиметровой подошве, лежали благовонные палочки, наборы для пирсинга (в уши такие-то и столько-то колечек, в соски такие-то, в нос такие-то…).

Да, я готов был торчать в магазинчике сколько угодно, ведь сам когда-то тяготел к неформалам, слушал нетрадиционную музыку, пытался вырядиться понеобычней. И старые симпатии просыпались, когда я оказывался здесь…

Подобных мне посетителей торчало в «Экзоте» полным-полно. Каждый раз у прилавка было не протолкнуться, а на пятачке рядом с входом вечно тусовались, пили пивко, забивали стрелку. И возраст таких посетителей колебался от сорокалетних металлистов до пятнадцатилетних рэйверов…

Две девушки — Оля и Маша — вели себя очень гостеприимно, приветливо, но им редко удавалось что-либо продать; почти всегда, наглазевшись, поностальгировав или же, наоборот, помечтав, посетители уходили ни с чем.

Выглядели, кстати, продавщицы под стать товару. Маша — с короткими, крашенными в желтый и зеленый цвета волосами, с колечком в левой ноздре, в пятнистой, какой-то розово-бело-зелено-фиолетовой майке, дерматиновых (под кожаные) обтягивающих штанах и огромных сиреневых башмаках — изображала представительницу кислотной субкультуры. А Оля была наряжена индианкой — завернута в шафранового цвета блестящую ткань, лицо покрыто темным тональным кремом, глаза подведены так, что казались слегка раскосыми, а над переносицей была выведена жирная точка.

— Слушай, Оль, а ты разве замужем? — спросил я, сделав вид, что не в курсе ее семейного положения.

— Да нет. — Она пожала плечами, ее раскосые глаза выразили удивление. — С чего ты взял?

— А зачем тогда точка? В Индии, там вроде замужним точки рисуют.

— Не знаю, — ее тон стал сухим и холодным, — я там не была.

А мне, раз уж начал, захотелось беседовать дальше:

— Что, хреново дела идут?

— В каком смысле?

— Ну, торговля.

— Да так…

— Все о’кей! — подала голос Маша. — На двадцать три тысячи уже наторговала. Две нашивки и бандана с ромашками. — В голосе явно ирония.

Маша была побойчей, но нравилась мне меньше «индианки» Оли. Да и Оля, если с нее стереть тональный крем и переодеть в нормальное, будет наверняка не ахти… Еще недавно я заглядывался чуть не на каждую более-менее симпатичную девушку, а теперь у меня появилась Марина, та барменша из ДК Ленсовета. Мы встречались с ней, иногда она у меня ночевала, и другие меня мало интересовали, и в то же время я осмелел, неожиданно для себя стал общаться с девушками запросто, мог без опасений сказануть что-нибудь колкое, и они не обижались.

— Оль, покажи-ка мне вон ту статуэтку.

Она послушно взяла с полки сидящего в позе лотос, раскрашенного человечка, подала мне.

— Это кто, Будда?

— Нет, Шримати Радхарани, — без запинки произнесла «индианка».

— А?

— Жена Кришны.

— У-у… И сколько стоит?

— Тридцать пять тысяч.

— И берут?

Оля уныло вздохнула, лицо стало совсем непривлекательным…

А с Мариной я сошелся запросто. Как-то взял и заглянул к ней перед закрытием буфета (или как он там числится — бар? кафе?) и предложил провести вместе вечер. Не мямлил невнятное, как раньше, а так четко, с достоинством взял и сказал… Она согласилась.

Правда, я был под экстази — после того случая, когда Володька дал мне таблеточку, чтоб я вел себя посмелей с проституткой, я иногда просил у него еще; он давал. Но вообще-то мне было слегка обидно: вот почему ребята так самозабвенно танцуют в «У Клео», а я, лишенный чудесного допинга, вынужден был сидеть в углу, наблюдать и завидовать. Столько вечеров потеряно…

Ну вот. Буфет закрылся, и мы поехали с Мариной в «Golden Dolls», в довольно дорогой клуб, зато престижный, к тому же находящийся в самом центре — на Невском. Не то что «У Клео», черт знает где, в переулке каком-то… Танцевали, в бильярд попытались сыграть, я Марину коктейлями угощал. Она заговаривала о Володьке, хотела узнать, наверное, о нем побольше; я прямолинейно объяснил, что у него девушка, сейчас она в Германии, скоро должна вернуться, дело, кажется, к свадьбе.

И дальше вечер пошел отлично. Она точно переключила что-то в себе, стала раскованной и веселой; когда отдыхать в клубе надоело, я привез ее к себе, благо у Маринки назавтра был свободный день, а я просто не пошел на работу. Позвонил Володьке, сказал, что голова очень болит… Мне на удивление не было стыдно беспорядка в квартирке, холостяцкой неопрятности, а слова Марины: «Надо здесь генеральную уборку сделать!» — я расценил как намек на возможность наших с ней продолжительных отношений… С тех пор пару ночей в неделю мы проводили вместе. Большего, кажется, ни мне, ни ей пока что не было надо…

Томясь ожиданием, когда появится Володька (у него с хозяином магазина Максом и с Андрюхой здесь встреча — сидят уже второй час в Максовом кабинете, что-то решают), я продолжал болтать с продавщицами.

— Маш, слушай, давно спросить хотел. — Рядом — на удивление! — не было посторонних, поэтому я не стеснялся. — Ты действительно на кислоте сидишь?

Та сейчас же отозвалась в своем иронично-агрессивном стиле:

— Ага — по три марки в день высасываю. Одну с утра, одну здесь днем, а потом в клубе.

— Ты и в клуб ходишь? — Я сделал вид, что изумлен, — мол, тебе-то куда в клуб? А вслух с деланной завистью поинтересовался: — В какой, коль не секрет?

— В «Голливудские ночи», — хохотнула Маша, давая понять, что в этом клубе она уж точно не бывала, но очень хочет.

— Кру-уть! — как бы уважительно качнул я головой и серьезно добавил: — А мне «Голден Доллз» больше нравится. Цены не слабые, зато такую разрядку получаешь. Как король там… все дела…

Маша тоже стала серьезной:

— Ты правда, что ли, там был?

— Ну да. А что?

— Ведь дорого страшно. Парням вообще, я читала, тысяч двести только за вход.

Я поправил:

— От двухсот пятидесяти до пятисот!.. Там внутри стриптиз с рестораном, танцпол на уровне, контингент — не быдло.

— Везе-от. — Бойкая Маша вздохнула так же, как меланхоличная «индианка» Оля.

Раздухарившись, я хотел было пригласить ее в «Golden Dolls» в ближайший уик-энд, но, слава богу, мне вовремя помешали. Из кабинета вышли парни. У моего хозяина и у Андрюхи лица мрачные, почти что злые, а у хозяина «Экзота» перепуганное и бледное.

Володька, нервно поигрывая барсеткой, постоял посреди магазинчика (причем любопытствующие неформалы незаметно и испуганно стали линять за дверь один за другим), поозирался, точно собираясь броситься и раскурочить прилавки, обрушить полки, потом заметил меня:

— Поехали! — крутнулся на каблуках и грузно, впечатывая шаги, как гвозди в пол, двинулся прочь.

Мы с Андрюхой поплелись за ним. Андрюха осторожно спросил:

— Вэл, до Московскохо рынка подбросишь? А то я без машины сеходня…

Из всего окружения Володьки Андрюха был мне особенно симпатичен. Во-первых, я знал его с восемьдесят девятого года, с пэтэушных времен, когда мы жили в одной комнате на Васильевском острове у суровой старухи-блокадницы, которая, кажется, не покидала своей тесной, закопченной кухоньки и, наблюдая, например, за тем, как мы жарим картошку, неизменно советовала: «Масла-то нужно капельку. Лучше водички подлей. С водичкой она мягче будет, вкуснее…» А во-вторых, в отличие от Джона, Макса, Володьки, которые не курили и почти не выпивали, Андрюха любил водку, и не раз мы с ним вдвоем от души набирались…

Он был родом из-под Краснодара, в его речи явно слышалась хохлацко-кубанская интонация; он мог распалиться от любого пустяка, при споре смешно и страшно округлял глаза… Вообще, на первый взгляд он казался простецким и даже слегка недалеким, но на самом деле зарабатывал довольно хорошо, потихоньку заканчивал юрфак ЛГУ.

В плане бизнеса основной его доходной жилой было мясо, точнее — баранина. Закупал в Саратове и под Самарой и вез ее в пульманах-холодильниках в Питер. Правда, теперь он давно только получал деньги, а весь процесс — закупка, перевозка, реализация мяса — шел как бы сам собой, по созданной Андрюхой когда-то цепочке… Володька, знающий каждого своего продавца, следящий за каждой парой ботинок, частенько вслух завидовал Андрюхиной системе, пытался сделать так и у себя, правда безрезультатно…

Кроме баранины Андрюха держал три киоска на Финляндском вокзале. Он купил их вскоре после возвращения из армии, в девяносто втором, купил за копейки, набил киоски всем, чем только возможно, — от кожаных курток до жвачки и презервативов. Тогда киосочная торговля была очень выгодна: рынки еще не появились, магазины стояли пустыми, — и киоски сделались основным местом, где без проблем можно было купить, например, палку копченой колбасы, или плеер, или банку болгарских огурчиков… Я помню те киоски (пожил после армии, в конце девяносто первого, в Питере), помню, как они один за другим появлялись на людных местах, и в окнах впритык друг к другу красовались эти колбасы, кассеты, консервы, утюги, пакеты с китайской лапшой, все вперемешку… Чуть позже и государственные магазины переняли этот метод, и, нарушая все законы товарного соседства, в молочном отделе продавались джинсы, кипятильники, сервелат, расфасовывалась гречка…