Убийца. Пьесы - Александр Молчанов

АНДРЕЙ. Ни фига себе! Какого черта!

МУЖЧИНА. Это я попросил. Я хотел сначала осмотреть… квартиру. На всякий случай.

АНДРЕЙ. Отдайте ключи.

Мужчина выкладывает ключи на стол.

МУЖЧИНА. Вот, пожалуйста.

АНДРЕЙ. Теперь валите отсюда.

МУЖЧИНА. Не волнуйтесь, пожалуйста. Я опытный психолог, практикую уже больше пятнадцати лет. Родители вашей… вашей бывшей жены мне все рассказали.

АНДРЕЙ. Что рассказали?

МУЖЧИНА. Такое бывает с людьми, которые перенесли психологическую травму. Гибель жены и дочери стала серьезным стрессом… но мы вам поможем. У нас есть отличный пансионат. Вы там сможете отдохнуть, отвлечься от своих мыслей… и от своих… видений…

АНДРЕЙ. Че-то не врубаюсь…

МУЖЧИНА. Я говорю о ваших видениях.

АНДРЕЙ. Каких видениях?

МУЖЧИНА. Вашей погибшей жены. И дочери.

Андрей разворачивается и медленно идет к двери в соседнюю комнату. Открывает ее и долго стоит в дверях. Потом подходит к мужчине и одним ударом опрокидывает его на пол. Мужчина кричит, Андрей наклоняется и бьет его правой рукой снова и снова, пока он не перестает кричать.

История 3

Владимир

Галина

Берег реки. На скамейке сидят Владимир и Галина.

ВЛАДИМИР. Нет, правда, я рад, что ты приехала. Ты, наверное, обижаешься на меня. Я хочу, чтобы ты знала, что я… я хотел… я думал о том, как было бы лучше для тебя. Ты молодая, красивая. Я думал, без меня тебе будет… ну, проще, что ли. Чтобы время на меня не терять. И деньги не тратить. Я думал – тебе надо карьеру делать, семью создавать, детей рожать. А от меня какой толк? Я сначала повеситься хотел или вены вскрыть. Но только это опять был бы геморрой для тебя. Я-то свои проблемы решил бы за один раз. А тебе опять расходы – похороны, экспертизы всякие – я там не знаю, что еще с покойниками делают. Да я и боялся, если честно. Вот я и решил, что я ведь могу и просто уехать. Куда-нибудь, чтобы ты не нашла, если бы даже захотела найти.

А куда я мог уехать? Здесь по крайней мере дом родительский. Они давно в город перебрались, а дом стоит. Обои старые, а так я протопил, подсушил немного и жить можно. Денег я взял половину, чего там оставалось. Все по честному – четыреста тебе и четыреста мне. Я думал, мне хватит. Здесь же расходов мало, только на хлеб, а я его почти не ем. Я когда уехал? Ты не помнишь? В мае? Или уже июнь был? Помню, что жарко очень было. Я в поезде плацкарт взял, чтобы подешевле. Устал, дорога тяжелая. Приехал, два дня встать не мог, отсыпался, отдыхал.

Потом начал немного домом заниматься, полы помыл, прибрался, посуду нашел. Кашу себе сварил гречневую. Из дома выходить стал, сначала во двор, потом даже до речки. Не купался, так, по колено заходил. Хотя потом и купаться стал, хотя мне и нельзя. Думаю, а, пофигу, все равно теперь никто ничего не скажет.

В огороде все заросло. У соседей, гляжу – грядочки по линеечке, клубника, морковка. Мне все равно делать нечего, я огороде ковыряться начал. Картошку посадил, лук, укроп, огурцы, морковку, хотя и поздно уже. Но ничего, все выросло, я с середины лета со своими огурцами жил.

Тебе как тут у нас? Видишь, какой лес? Сейчас здесь хорошо, весной – вообще сказка. Вот осенью и зимой или когда дожди – тогда вид скучный. Деревья вокруг и тучи сверху. Давит. Клаустрофобия начинается. Я специально на этот случай водки купил. Как дождь, я на крыльцо сяду и водку пью. Нормально, даже весело. Много не пил, конечно, знаю, что нельзя. Полстакана наливал и пил по глотку в полчаса. Как раз чтобы хорошее настроение поддержать. Курить пробовал – нет, сразу кашель.

С соседями я почти не общаюсь, так, здороваюсь. Меня их дела не касаются, а их – мои.

Книжки нашел в сарае. Некоторые подмочило, все страницы желтые, а некоторые нормально, можно читать. Почитал, молодость вспомнил, мечты свои – как писателем хотел стать. Я не помню, я тебе рассказывал или нет? Я в шестнадцать лет написал целый чемодан стихов. Ну, то есть, не совсем чемодан – такой, чемоданчик из-под аккордеона. Маленький такой, черный. И поехал в Волоковец, в издательство. Хотел предложить, чтобы книжку напечатали. На вокзале пошел за обратным билетом, поставил чемодан на пол, пока билет покупал – руку опускаю – а чемодана нет. Украли, суки. Вот обломались потом, наверное. Думали, аккордеон, а там стихи. Да еще фиговые такие. Я тогда сильно расстраивался, а сейчас рад, что не опозорился в издательстве. Стихи у меня были совсем фиговые. Такие, под Маяковского. Я тогда футуристами увлекался. Было что-то вроде: «Шаг, шаг, еще один шаг. Ночь, снег, универмаг». Графомания, короче. А в институте я уже рассказики писал. Под Стивена Кинга, ужастики. Про муравьев-людоедов и про отражение в луже, которое убило своего хозяина. Ага, тоже, короче, графомания.

Вот. И тут я чего-то сидел-сидел. А, да, я нашел в сарае роман один. Я не знаю, читала ты или нет – «Воспитание чувств» Флобера. Я его, оказывается, раньше не читал, только «Госпожу Бовари» в институте. А тут чего-то прочитал и думаю, чего мне терять? Я же всю жизнь мечтал роман написать. Так почему не сейчас? Мне-то все равно уже, Даже если не получится, так хотя бы самому удовольствие получить. Я так, особо серьезно об этом не думал, но нет-нет, да и задумывался. И один раз взял, сходил в магазин – он здесь один, как раз тот универмаг, из стихотворения. Купил общую тетрадь. В клеточку. Мне всегда больше в клеточку нравились тетрадки, чем в линейку. В общем, сел писать. Вот, прямо как у Флобера, всю свою жизнь стал описывать.

Сначала детство, родителей, дедушек с бабками. Хулиганства всякие свои, потом школу. Представь, я с третьего класса ни с кем не разговаривал. Парни все хотели стать шоферами, а я один – космонавтом. Книжки читал про космос, Ярослава Голованова, «Дорогу на космодром», про Группу Инженеров, Работающих Даром. Ракету собирал в сарае. Пацаны меня за это лупили. Ага, и сейчас все они шоферы, а один я – неудачник, так и не стал космонавтом. Потом институт. Я почти сразу в газете стал работать – думал, мне это поможет, как будущему писателю. Вот тут-то я и накололся. Газетчиком-то я стал, и вроде бы даже неплохим, а писателем – нет.

Надо мне было продолжать сидеть в общаге на окраине, питаться супом из хлебных крошек и бульонного кубика и писать. Может, что-нибудь и получилось бы в конце концов. А мне чего-то захотелось тогда мирских благ. Телевизор захотелось цветной, чтобы кино смотреть и музыкальный центр. Тогда у нас НТВ начали показывать, кино не для всех, по ночам хорошие фильмы показывали. Феллини там, Тинто Брасса – хотя и порнуха, но все равно хороший режиссер. Вот я и стал в газете работать. Сначала криминалом занимался, потом политикой. Это был девяносто пятый год, осень. Я как раз институт закончил и женился в первый раз. В газете работать было прикольно. Выборы пошли чередой. Деньги платили такие, каких потом уже никогда не было. Я из общаги на такси в редакцию ездил. Потом квартиру снял. Писал по три материала в день. Понятно, не до литературы стало. Да и вообще – чем больше денег, тем меньше счастья. Я тогда пить начал, по бабам ходить. С женой развелся.

А потом и вообще в Москву уехал. Ну обычная вообще история. Полстраны так жило. Как в Москве пробивался тоже… взятки за регистрации, съемные хаты, работы всякие непонятные. С тобой познакомился… Любовь… Снова жить хочется… Три пачки сигарет в день… Кашель, легкие болят, жрать не могу вообще, сразу тошнит, больница, анализы, диагноз и капец. Простой совсем сюжет получился у романа, но, видимо, что-то в нем, то есть во мне, такое было. Два месяца писал, не вставая. Всю задницу отсидел, ручек исписал штук десять, а тетрадей этих общих шесть штук ушло. Потом еще перепечатывал на компьютере, это отдельная история. Еле нашел здесь компьютер. Прикинь, в налоговой инспекции. Какая-то 286-я развалюха из каменного века. Договорился с мужиком, он меня на ночь пускал, а утром выпускал. Так ночами и набирал – еще месяц. Потом на четыре дискетки скинул и послал в четыре издательства – В «ЭКСМО», «АСТ», «ОЛМУ» и «Амфору» – самые понтовые издательства.

Все, думаю, я свое дело сделал, а ответа и дожидаться не буду. Лучше не знать. Вдруг опять графомания? Лег на диван и собрался помирать. Только уже осень началась, помирать холодно. Сходил, дров принес, печь протопил. Сел у огня, чаю себе сделал. Сижу, за окном дождь, у меня тепло. А, думаю, пофиг, потом умру. Я вообще с этим романом про свои легкие забыл. Они и не болели почти. Думаю, может, вообще перезимую. Дождь кончился – пошел картошку копать. Огурцы собирать. Пока все выкопал, просушил, в подпол отпустил, огурцы засолил – уже белые мухи летят. Здесь же севернее, чем в Москве, уже в конце сентября снег. Хорошо, у меня там дров был запас еще черт знает с какого года. Странно даже, что соседи не разворовали. Я с чердака лыжи достал, с утра – на лыжах по лесу рассекаю, потом печь топлю, баня, вечером книги читаю. Красота. Я даже не удивился, когда письма пришли сразу из двух издательств. Взяли мою книгу печатать. Я же написал там в начале, что умираю от рака. Не знаю уж, книга их заинтересовала или моя история. В общем, я наугад в одно из этих двух издательство позвонил. Договор прислали и даже денег немножко перевели почтой.