Пленник ее сердца - Тесса Дэр

И такого количества людей.

Когда экипаж свернул с булыжной мостовой на дорогу, усыпанную кирпичной крошкой, вид за окном изменился: вместо жмущихся друг к другу домов появились нарядные особняки в окружении зеленых газонов. Участки отделялись друг от друга безукоризненно подстриженными живыми изгородями. И тогда Полина поняла, что они подъезжают к дому Халфордов.

Вообще-то Полине доводилось бывать в одном таком вот роскошном доме, только в Саммерфилде, у сэра Льюиса Финча, домоправительница которого иногда нанимала дополнительный штат прислуги для генеральной уборки перед Рождеством или Пасхой. Дом в Саммерфилде был огромным, со множеством флигелей, где хранились собрания разных причудливых вещиц. Каждая пыльная побрякушка стоила, видимо, целое состояние, потому что от девушек, нанятых для уборки дома, требовали обращаться с ними как с бесценными сокровищами.

К тому времени как экипаж подъехал к месту назначения, Полина успела убедить себя в том, что вряд ли столкнется с чем-то таким, о чем не имеет ни малейшего представления.

Но конечно же, ошиблась.

Ни жизненный опыт, ни чьи бы то ни было рассказы не смогли бы подготовить ее к тому, что предстояло увидеть, и как при этом не пялиться по сторонам, она понятия не имела.

Во-первых, дом оказался таким огромным – целых четыре этажа! – что целиком взглядом не охватишь: придется, пожалуй, отступить на добрую сотню ярдов к дальнему концу площади, куда он выходил фасадом. Полина, задрав голову и приоткрыв рот, во все глаза смотрела на этот дом, который был не дом даже, а настоящий дворец. В этот момент лучи предзакатного солнца упали прямо на дом Халфордов, и стекла засверкали, словно грани алмазов, а белый фасад вспыхнул золотым пламенем.

Сказка, просто сказка!

И внутри тоже все было, как в сказочном дворце.

Следом за герцогиней Полина прошла мимо выстроившихся в две шеренги лакеев в нарядных ливреях в холл, где их встречали повар, домоправительница, горничные, посудомойки – одним словом, целая армия слуг. Словно солдаты, они стояли по стойке смирно вдоль стен, разве что честь не отдавали.

Внутреннее убранство поразило Полину не меньше, чем внешний вид. Все стены были увешаны картинами в золоченых рамах. Мягкие пуфы, диваны, кушетки поражали красотой обивки. В этом доме все притягивало взгляд и все говорило о безупречном вкусе хозяев. Деревянные полы, натертые до блеска, покрывали ковры, такие мягкие и пушистые, что ступать по ним было одно удовольствие.

Полине представили домоправительницу миссис Томас, которая при иных обстоятельствах вручила бы ей ведро и швабру и отправила куда-нибудь мыть полы, но сегодня даже сделала реверанс, прежде чем проводить в приготовленную для нее комнату.

Следуя за ней, Полина подумала, что стоило бы прихватить с собой краюху хлеба, чтобы по крошкам найти потом обратную дорогу.

Сначала они поднялись по широкой лестнице до самого верха, потом повернули направо и по более узкой лестнице поднялись еще выше, затем, свернув налево, прошли по коридору. В нижней части стены были обшиты панелями из какого-то благородного дерева, а в верхней – обклеены шелком зеленого цвета. Или все же синего? При дневном свете можно было бы сказать точнее.

Полина считала двери, мимо которых они проходили, и к тому времени как домоправительница остановилась перед одной из них, у девушки уже голова шла кругом.

В комнате было темно, и слава богу, а то в глазах рябило от всего увиденного.

Полина покорно предоставила себя горничной: ее раздели и вымыли, после чего, пребывая в состоянии какого-то странного оцепенения, она забралась в постель, самую мягкую и теплую на свете. Глаза сами собой закрылись, накатила дрема, но перед тем как погрузиться в сон, она успела подумать, что кто-то согрел для нее простыни. Какая беспримерная услужливость! Впервые в жизни не она прислуживала кому-то, а прислуживали ей. В голове не укладывалось, что такое возможно. Наверное, ей все это снится, подумала Полина, и тут же уснула.

И проспала без просыпу несколько часов.

Полина открыла глаза в темноте и обнаружила, что больше не хочет спать. Несколько часов сна, конечно, не могли полностью восстановить силы, и, по правде сказать, она и не чувствовала себя вполне отдохнувшей: тело все еще ломило после долгого сидения в карете, пусть и удобной, с хорошими рессорами. Но еще хуже обстояло дело с головой – слишком много всего невероятного произошло за последние сутки.

Как бы там ни было, сон не шел, и Полина принялась анализировать ситуацию.

Итак, она в доме герцога. Но разве герцог или его матушка назвали бы так этот дворец? Вместо слова «дом» аристократы употребляют какое-то другое, более солидное: «резиденция», «особняк». Еще и названия своим жилищам дают: «особняк Бла-бла-бла». Или «замок Бла-бла-бла».

Полина отодвинула край балдахина и огляделась. К счастью, полная луна светила прямо в окна, которых оказалось аж три, и можно было разглядеть убранство спальни. Возле кровати, в изножье, стоял обитый тканью табурет, пол покрывал пушистый ковер с затейливым красно-золотым орнаментом. Впрочем, в лунном свете краски не казались такими яркими и кричащими. Напрягая зрение, она смогла разглядеть туалетный столик и большое, в полный рост, зеркало в золоченой раме, которое словно поддерживали два мраморных херувима.

Полина тихо присвистнула, и свист ее откликнулся эхом от кессонного потолка. Господи, акустика в этой комнате не хуже, чем в церкви. Впрочем, ничего удивительного: в этой спальне запросто мог бы поместиться весь их домишко вместе с птичником. И это всего лишь гостевая комната, к тому же едва ли самая лучшая. Так каковы же остальные спальни?

На приставном столике она заметила поднос с чаем. Наверное, перед тем как лечь в постель, надо было вызвать горничную, чтобы унесла, но сейчас Полина даже порадовалась, что не сделала этого: глоток прохладного чая с лимоном, говорят, хорошо успокаивает нервы.

Завернувшись в одеяло, девушка соскользнула с кровати, но та оказалась выше, чем можно было предположить, и Полина тяжело грохнулась на пол. Больно ей не было, потому что ковер в этом дворце оказался куда мягче, чем матрас у нее дома.

С запоздалым сожалением она уставилась на маленькую лестницу в изножье кровати, пытаясь вспомнить, как забиралась по ней, когда ложилась спать. Наверное, в спальне герцога лестница еще выше: ступеней шесть, не меньше, – ведь спит он, надо полагать, аж на трех пуховых перинах, застланных шелками, а голова его утопает в пуховых же подушках. Она представила себе герцога в ночной рубашке из багряного бархата и рассмеялась, но тут же перед ее мысленным взором возник совсем иной образ, и этот образ был настолько реален, что она заморгала, решив, что грезит наяву. На картине, представшей ее воображению, не было места ни бархатным ночным сорочкам, ни перинам. Она видела перед собой взъерошенные темные волосы, мускулистую руку, крепко обнимающую подушку, смятую белую простыню, едва прикрывающую бедра, и прорисовывающийся под ней силуэт крепких мускулистых ягодиц.