Печать смерти - Ирина Цыганок

– Хочу уточнить вопрос об оплате, – уклончиво ответил я. Объяснять стражнику, что я «парень с деньгами» и попал сюда по ошибке, с моей точки зрения, не стоило. Наверняка он уже слышал подобные речи от других несчастливцев, завербованных хитрой арчейкой в опасный поход. Лучше уж назвать какой-нибудь нейтральный предлог.

– Вот прибудем завтра на место, там и поговорите об оплате, – недовольно пробурчал страж. – А сейчас хозяйка велела ее не беспокоить. – («Ага, значит, эльфийка плывет вместе с нами», – отметил я.)

– Может быть, спросите ее, согласна ли она меня выслушать? – Я старался говорить учтиво, но твердо. Заискивать перед людьми вроде наемного охранника не стоит, зачастую они и обычную вежливость принимают за слабость.

Охранник, сдвинув брови, посмотрел на приставучего оборванца.

– Я же сказал, леди не велела беспокоить, – веско обронил он и для наглядности погладил ладонью обмотанную кожей рукоять меча.

Я не стал испытывать его терпение: если хочешь о чем-то договориться с хозяином, последнее дело начинать переговоры со склоки с его слугой. Кивнув, отошел назад к компании, разместившейся у правого борта. Часть людей спустилась в трюм, поскольку на палубе было слишком свежо. Большинство оставшихся допивали чай, присев за невысоким фальшбортом и укрывшись там от ветра. Только я да еще пара «любителей» подставляли лица зимнему бризу. Крупные чайки носились над морем, пикировали в мелкую волну, некоторые снижались над палубой в надежде поживиться людским уловом, но баржа не была рыболовецким судном, и разочарованные птицы вновь взмывали в разгорающееся желтым небо.

Я прикинул: два дня плавания в южном направлении – что у нас получается? Не иначе баржа пристанет к берегу в Нильдегоссе. Городок стоял на самом побережье, к западу от Каннингарда, сушей до него было четыре-четыре с половиной дня пути. Сразу за ним кончались земли Эрихейского герцогства, но до орочьих территорий тянулась еще довольно широкая полоса, занятая так называемыми свободными баронствами. Твердых границ между ними никогда не было; точнее, каждый из баронов пытался четко провести черту, отделяющую его земли от соседских, но вот соседи редко соглашались с тем, где именно эта черта должна проходить. Так что межевые столбы переносили иной раз по два раза за год. Но все это касалось территории самих баронств, посягать же на границу герцогства никто из них не решался.

Я довольно долго стоял на палубе, стараясь хорошенько проветрить легкие перед душным трюмом, где, как полагал, предстояло провести взаперти большую часть дня. Но, вопреки ожиданиям, никто больше не запирал ведущий под палубу люк даже на ночь. Вероятно, принятые накануне меры предосторожности были вызваны тем, что первый отрезок пути корабль шел в виду берега, и у кого-то могла появиться шальная мыслишка вплавь добраться до земли. Сомнительно, конечно, чтобы нашелся глупец, желающий кинуться в ледяную воду. С другой стороны, народец, судя по внешности, в трюме подобрался тот еще: бродяги и проходимцы самого низкого пошиба, либо вовсе отчаявшиеся найти другую работу, либо, как я подозревал, скрывающиеся таким образом от правосудия. Кто еще согласится отправиться с караваном в места, откуда, как принято говорить в сказаниях, «не возвращаются»? Кстати, вело себя это разношерстное общество на удивление тихо. Обычно, когда в одном месте собирается столько малознакомых мужчин, мелких разборок и стычек не избежать. А тут… Пару раз кое-кто из пассажиров заспорил из-за удобного места, но тут же примолк, стоило в трюм заглянуть матросу. Ко мне никто не лез, ну и я не рвался вступать в разговоры.

В течение суток еще четыре раза наступал мой черед кидать уголь. Перед закатом, отстояв вахту у топки, я, стараясь не привлекать лишнего внимания, направился к малоприметной двери в переборке. Надежда на то, что она окажется открытой, была слабенькой, но тут мне повезло, створка отворилась от легкого нажатия плечом. Я и сам плохо представлял, что собираюсь делать. Была идейка, что по увиденному мною утром проходу можно перейти в машинное отделение и оттуда попасть на бак. Вряд ли леди додумалась выставить охрану и с этой стороны. Возможно, удастся поговорить с ней о моем контракте.

Я скользнул за дверь и плотно прикрыл ее за собой. В узком коридорчике не ощущалось того жара, что заставлял обливаться потом в отсеке за переборкой. Огнеупорный кирпич – пористый внутри, глянцево-гладкий снаружи надежно защищал деревянную обшивку от перегрева. Не задерживаясь, я прошел дальше, туда, где стучала и пофыркивала паровая машина. Корпус ее был закрыт чехлом, частью металлическим, частью – деревянным, так что привода, вращающего вал, я не увидел. Над чехлом возвышались лишь подающие пар трубки, соединенные с головками цилиндров, я насчитал двенадцать слева и столько же справа от продольной оси корпуса. Толстая короткая труба с тремя патрубками была опознана мною как золотник.[7] Вся конструкция ощутимо вибрировала от работы поршней, в зазоры между клепкой тонкими шипящими струйками вырывался пар. Оправленные в стекло и дополнительно защищенные металлической сеткой фонари давали достаточно света, чтобы разглядеть, что и деревянный чехол и металлический покрыты основательным слоем горелого машинного масла и копоти. Я поневоле замедлил шаг.

У мастера Виллота имелся в кузне паровой молот. Конечно, не для ковки оружия – тут нужны человеческие руки и, главное, чутье, но для заготовок сгодится. Так подмастерья каждый день натирали его до блеска. Здесь же не было заметно хозяйского глаза. Мысли соскользнули в недавнее прошлое, вспомнилось, как впервые разглядывал громоздкое устройство, размеренно ударяющее тяжелим прессом-молотом по железной наковальне. Я тогда высказался в том смысле, что, заимев такую же машину, смогу обходиться в своей кузне вовсе без молотобойца. И мастер Виллот тут же продемонстрировал, чем отличается «живая» ковка от механической. Очень наглядно вышло. «Человек не одну только силу удара, он часть души в клинок вкладывает! – наставительно произнес старый кузнец, поворачивая передо мной два меча, откованные один исключительно вручную, другой – с использованием парового механизма. – Видишь разницу?» Я видел. «То-то! Сам бог-кузнец Даго, когда ковал Меч Откровения, пригласил Улле – бога справедливости быть молотобойцем, чтобы тот вложил в предназначенный для него меч часть своей сущности. Три дня Улле раскачивал мехи, разжигая горн на острове Торолле, что стоял посреди озера Эхо, и три дня слышали окрестности перестук молотков. А потом Даго вынес откованный клинок из кузницы и опустил его в воды Эхо, и так силен был жар вложенной в него богами души, что озеро полностью высохло. А ты говоришь, машина!» Виллот был мастером не только мечи ковать, но и рассказывать старые байки…