Абарат (пер. Л. Бочаровой) - Клайв Баркер

— Оно зовется морем Изабеллы... — раздался позади нее голос Мендельсона Остова, в котором слышались тоскливо-нежные нотки.

Или ей это только показалось? Пожалуй, нет. Он и вправду произнес название моря с несвойственной ему теплотой.

— И вы все оттуда родом?

— Не из моря. С островов. Из Абарата.

— Из Абарата?

Слово звучало непривычно, но Остов произнес его с такой уверенностью, что у Кэнди не возникло даже тени сомнения в реальности существования этих островов.

Острова Абарата.

— Но тебе не доведется их увидеть. — Лицо Остова утратило мечтательное выражение, и в голосе его снова звучала угроза. — Абарат не предназначен для человеческих глаз. Ты принадлежишь этому миру, Иноземью. В воду я тебя не пущу. Я не позволю тебе войти в море, ясно?

Кэнди поняла, что краткая передышка закончилась. Остов снова стал самим собой — безжалостным, кровожадным чудовищем. Он вскочил на ноги. Из раны на его бедре, нанесенной Хватом, все еще струилась кровь.

Кэнди попятилась к открытой двери и ступила на дощатый пол балкона, посередине которого зияла дыра. Остов бросился за ней. Ветер усилился, прохладные порывы несли с собой влагу. Но то были не дождевые капли, а брызги морской воды. Кэнди почувствовала на губах их соленый вкус.

— Хват! — позвала она, осторожно перешагнув через пролом и крепко ухватившись за перила.

Остов пригнулся, проходя сквозь дверной проем, и остановился на самом пороге, после чего стремительным движением протянул свои длиннющие лапы через пролом и одной рукой ухватил Кэнди за пояс, разодрав ей блузку острыми когтями, а другой сдавил ей горло.

Кэнди пыталась снова окликнуть Джона и одновременно оглянуться, чтобы поискать его глазами. Ни то, ни другое у нее не получилось. Хватка у Остова была железная.

Кэнди не собиралась сдаваться, она набрала полную грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но Остов разгадал ее намерение и еще сильнее сдавил ее горло своими цепкими пальцами. От боли у Кэнди на глазах выступили слезы, и мир стал тонуть в молочно-белом тумане.

В отчаянной попытке освободиться она вцепилась рукой в запястье Остова, силясь оторвать твердые, словно из железа, пальцы от своего горла. Она чувствовала, что потеряет сознание, если в ближайшие несколько секунд не ослабит его хватку. Но силы были неравны. Кэнди не могла освободиться, как ни пыталась. Белая пелена все плотнее застилала зрение. Еще немного, и клубы мутного тумана навсегда закроют от нее мир.

Оставалась только одна надежда. Судя по тому, что ступени лестницы обвалились под тяжестью Остова, самые рассохшиеся и прогнившие участки древесины, из которой была сооружена башня, не выдержат веса чудовища. Значит, если ей удастся вытащить его на балкон, пол которого проломился даже под ней, быть может, монстр провалится и в падении, пытаясь за что-нибудь ухватиться, разожмет свои ужасные пальцы.

Кэнди понимала, что счет идет на секунды. У нее в запасе было, самое большее, несколько мгновений, чтобы попытаться спасти свою жизнь. Остов вцепился ей в горло поистине мертвой хваткой. Кровь отчаянно пульсировала в ее голове, которая едва не лопалась от боли.

Кэнди обеими руками схватилась за перила и попыталась хотя бы чуть-чуть продвинуться в сторону вдоль ограждения, в надежде вытащить Остова на балкон следом за собой. Но тщетно. Силы ее стремительно убывали, ноги подкашивались.

Пальцы Остова все крепче сжимались на ее горле. Он торжествующе улыбался, в глазах его отражались морские волны, шумевшие за спиной у Кэнди. В улыбке обнажились зубы — длинные, желтовато-серые, заостренные, — они напоминали наконечники стрел, которые Кэнди, будучи ребенком, нашла однажды в траве.

Это было последнее, о чем она успела подумать, прежде чем потеряла сознание: у Остова полон рот наконечников от стрел...

Она смутно чувствовала, как мир под ее ногами с треском разваливается на части, жуткая рука соскальзывает с ее горла и она куда-то летит. Воздух наполнился щепками, и Остов пронзительно взвизгнул. А она провалилась сквозь огромную дыру в балконе и рухнула на землю вместе с дождем из древесной трухи.

Будь она в сознании, это падение неминуемо окончилось бы для нее плачевно. Но, погрузившись в забытье и поэтому полностью расслабившись, Кэнди приземлилась на редкость благополучно.

И осталась лежать, безучастная ко всему, распростершись в траве у подножия маяка, не слыша того шума, с которым море Изабеллы спешило навстречу призвавшему его свету.

ОДНО МГНОВЕНИЕ ИЗ ЖИЗНИ МЕЛИССЫ

В нескольких милях от того места, где без чувств лежала ее дочь, во дворе дома тридцать четыре по Последовательной улице Мелисса Квокенбуш, вернувшись с работы, чистила решетку для барбекю. Она ненавидела это занятие: приходилось с немалыми усилиями соскребать с прутьев кусочки подгоревшего, почти обуглившегося цыплячьего мяса, то и дело стряхивая с рук муравьев, которые до ее прихода мирно лакомились этими остатками, а теперь спасались бегством.

Разумеется, и эту работу неизменно выполняла она, а не ее муженек. Чурбан — вот как она называла его за глаза, разумеется без малейшего намека на нежность. В настоящую минуту он был дома, валялся на диване, накачавшись пивом, и вполглаза смотрел какую-то телеигру. Первое время, сразу после того как его уволили, Мелиссу раздражало упорное нежелание мужа подняться с дивана и отправиться на поиски работы. Теперь она с этим смирилась, как смирилась и с необходимостью драить решетку для барбекю, соскабливая с нее куски курятины, жарившейся неделю назад. Это была ее жизнь. Разумеется, совсем не такого она желала, и мечтала в свое время совсем о другом. О том, что даже отдаленно не напоминало ее тяжкую, унылую повседневность. Но это было все, чем она располагала: Чурбан, дети и решетка для барбекю с намертво приставшими кусочками цыплячьего мяса.

И вдруг, когда это нудное занятие уже близилось к завершению, она неожиданно ощутила на своем лице дуновение свежего ветра, прилетевшего откуда-то из далеких-Далеких краев. Она успела порядком взмокнуть, пока драила решетку, и ей было приятно, что ветер остудил бисерные капли пота на ее лбу, что его прохладное дыхание коснулось ее влажной шеи, к которой прилипли пряди тронутых сединой волос.

Она наслаждалась этим ветерком, мечтательно прикрыв веки, но вовсе не потому, что он был прохладным. Ее пленил аромат, который ветер принес с собой.

Несмотря на всю абсурдность подобного утверждения, она готова была поклясться, что он пахнул морем. Разумеется, это было невозможно: разве под силу ветру перенести запах на расстояние в тысячи миль? Но хотя она и повторяла себе: «Это пахнет не морем, а чем-то другим, похожим», — какой-то голос в глубине ее души возражал: «И все-таки это именно оно, море!»