Христианство: век за веком. Очерки по истории христианской Церкви - Сборник

В 35 лет блаженный Иероним вновь прибывает в Рим на Собор в составе делегации от Антиохийской Церкви. Римский папа заметил молодого и образованного монаха. И по окончании Собора взял его к себе в секретари. Вскоре он поручил Иерониму грандиозную задачу – пересмотреть латинский перевод Евангелий, а затем и всей Библии. Это дело заняло у Иеронима более двадцати лет. Однако при его жизни этот поистине великий труд не был полностью и по-настоящему оценен. Только после смерти Иеронима перевод будет собран, одобрен и под названием Вульгаты введен во всеобщее употребление в Западной Церкви. Но пока Иероним, пользуясь покровительством папы, работал над переводом, о нем поговаривали как о возможном преемнике папы на римский престол. Как только папа скончался, Иерониму пришлось покинуть Рим. Его вспыльчивый характер и неуемный темперамент были помехой лучшим начинаниям. Он был гневлив, непримирим, насмешлив. Его словесные портреты светских грамотеев были столь язвительны и беспощадны, что вызывали ответную ярость.

«Теперь можешь быть спокоен, двуногий осел, – писал Иероним одному из них, – злодейства твои прославят тебя». Нравственность его была безупречна, но язык несдержан. Придворные не простили ему и благорасположения папы.

Иероним снова отплыл на Восток, избрав для своей жизни Вифлеем – город рождения Спасителя. Именно здесь в течение долгих лет он переводил Ветхий и Новый Завет на латинский язык. Не было человека более эрудированного, более научно организованного, более подходящего для такой грандиозной работы, которую проделал вифлеемский старец. Он явился отцом науки о Священном Писании. Подход Иеронима вызвал бурю протестов у его современников. Иеронима обвиняли в своевольном обращении с каноническими текстами, запрещали и проклинали, а он работал, несмотря ни на что. Его трудолюбие и ученость были направлены к разъяснению Писания. Его суровая жизнь внушала уважение и отводила клевету. Его любовь к Церкви и бережное отношение к ее учению не подвергали сомнению его веру.

Последние годы жизни Иеронима были горестны. Его одолевали болезни. Он почти ослеп и потерял самых близких друзей. Он был потрясен падением Рима под натиском варваров в 410 году. Его любовь к Вечному городу оставалась неизменной. Даже тогда, когда он пишет, что «тому, кого не покидает мысль о смерти, часто не до земных забот…», вдруг восклицает: «Но Рим осажден! Мне не хватает голоса. Я диктую, и рыдания прерывают мои слова. Он захвачен, город, который властвовал над вселенной». Обессиленный, слепой и одинокий старец упокоился 30 сентября 420 года.

М.В. Первушин

Рождение монашества

По образному выражению русского богослова Георгия Флоровского, между двух магнитных полюсов Православия – империей и пустыней – живет и действует православное монашество. Время его рождения – между Первым и Вторым Вселенским Собором.

Зов пустыни… Бывают души, которые слышат его почти с колыбели. Из вельмож и ученых, купцов и крестьян, духовных и военных, порывая домашние и сословные связи, такие люди идут в монастырь – ради молитвы и аскетического подвига.

Образцом жизни для монахов всегда были Иоанн Предтеча и Дева Мария. Своей жизнью в храме Дева Мария прообразовывала путь иноческого подвига: целомудрие, послушание, молитву, пост.

Но был и другой фактор. В эпоху Константина и в последующие десятилетия только что выведенная из катакомб Церковь и каждый из верующих оказались в сложной ситуации. Во время гонений все было просто: есть гонители и есть гонимые. Теперь оказалось, что вчерашние гонители стоят в храме рядом с исповедниками веры. Более того, решение церковных вопросов нередко берут на себя императоры – преемники Великого Константина, даже в десятую долю не обладавшие его святой ревностью, религиозной мудростью и тактом. Осужденная Церковью на Вселенском Соборе и, казалось, преодоленная арианская ересь подняла голову, пользуясь поддержкой первых лиц государства.

Неудивительно, что желавшим избежать этого соблазна захотелось назад в катакомбы. Но и в катакомбы было теперь нельзя, это выглядело бы мятежом против власти. Единственным способом внутреннего протеста со стороны христиан оставался духовный подвиг. Бог и географические обстоятельства подсказали выход. Это был, говорит историк, «впечатляющий исход»: пустыни Египта и Палестины процвели монашеством.

…Впрочем, слово «монах», в переводе с греческого «один», изначально содержит в себе некое противоречие. Действительно, как можно сказать, что человек один, если он живет за крепкими стенами, в составе сплоченного, нередко многочисленного коллектива, особенно в так называемых «общежительных» монастырях? Очевидно, «один» означает в данном случае не только и не столько «единственный» или «одинокий», но скорее и преимущественно «живущий наедине с Богом».

Лучше проясняет существо дела русское слово «инок» – в народном понимании от прилагательного «иной». Для иноческого сознания иным делается весь мир. Там – все мирское, грешное, чувственное, здесь – «иное», очищенное, преображенное.

Поселившиеся в пустыни монахи жили трудом своих рук – трудом самым простым, чтобы ничто не отвлекало от молитвы. Самое распространенное рукоделье – плетение корзин, рогож и лестниц из ивовых прутьев. И тяжело, и полезно против плотской страсти, и умом в сердце предстоишь Богу. Иной, забыв обо всем в молитве, перебирая ступеньки, словно четки, сплетет лестницу в сотню метров…

Не потому ли и книга игумена Синайской обители Иоанна, посвященная монашескому духовному восхождению, называлась «Лествица»?

Начало второго периода в истории монашества следует связывать с деятельностью великих основателей древних египетских обителей: Антонием и Пахомием. Уже устав Пахомия Великого (346 году) написан для киновитов – «общежительников». Именно этот тип иноческой организации имеют в виду и правила Василия Великого, и уставы Иоанна Кассиана и Венедикта Нурсийского. В этот ранний период монашество характеризуется полной независимостью от иерархии и даже демонстративным отчуждением от занятия монахами каких-либо церковных должностей. Пахомий Великий в своем уставе вообще запрещает монашествующим вступать в клир, т. е. в число священнослужителей.

Исторической родиной монашества был Египет, и создатели первых египетских монастырей – Антоний Великий, Макарий Великий, Онуфрий Великий – доныне остаются для нас непревзойденными учителями духовной жизни, молитвы и иноческого подвига. Все они по этническому происхождению были копты. Слово «копты» – того же корня, что Египет, – это название народа, прямых потомков древних египтян.

«Житие святого Антония Великого», написанное его учеником святителем Афанасием Александрийским, стало для последующих поколений образцом житийной литературы. Искушения святого Антония всегда были привлекательной темой для писателей и художников. В многолетнем полном одиночестве, простым самодельным крестом подвижник разрушает приходящие со всех сторон соблазны и помыслы блуда, чревоугодия, корыстолюбия. Когда все, казалось, преодолено – остается гордыня: «я святее всех». И тогда Господь направляет Антония в еще более глубокую пустыню для встречи с великим подвижником-простецом Павлом Фивейским. У самого Красного моря, в соседстве с жилищем Павла, и основал Антоний свой монастырь.

Следующим поколением, продолжившим иноческое преемство, стали отцы Нитрийской пустыни, или Нитрийской горы. Здесь сложилась большая и стройная система монастырей, основанных и руководимых преподобным Макарием Великим.

…Когда едешь сегодня из Каира в Александрию, один за другим, оазисами, возделанными среди пустыни, возникают перед тобой древние обители Амбы Макария, Суреян. Амба Макарий – это преподобный Макарий Великий, один из самых проникновенных учителей православной аскетики. Это он, Макарий, рассказывал о себе, что однажды пришел ему на ум дерзновенный помысел, будто своими подвигами в пустыне он достиг уже величайшей степени святости. И тогда явился ему Ангел и сказал: «Макарий, ступай в Александрию. Там на окраине города живут две женщины, свекровь и невестка, которые за тридцать лет совместной жизни не сказали друг другу грубого слова. Ты еще не достиг их меры святости».

В другой раз, рассказывают, шел авва Макарий, неся пальмовые ветви для работы, и на пути встретил его диавол. И нечистый сказал: «Великое насилие я терплю от тебя, потому что нет у меня против тебя сил. Все вещи, которые ты делаешь, я делаю тоже. Ты постишься днями, я не ем вообще. Ты совершаешь ночные бдения, я не сплю никогда. В одном ты сильнее меня». – «В чем?» – спросил авва Макарий. Тот сказал: «В твоем смирении. Я не могу смириться никогда, поэтому бессилен против тебя».

В соседнем монастыре Суреян, что, собственно, означает «сирийский», некоторое время подвизался другой великий подвижник IV века – преподобный Ефрем Сирин. Преподобный Ефрем был одним из виднейших представителей сирийской христианской литературы. Из огромного проповеднического и поэтического наследия Мар-Ефрема, как называли его на Востоке, наибольшей популярностью пользовались слова о покаянии. «Отними у меня, Господи, смех и дай мне плач» – этим основным настроением определялось творчество сирийского подвижника.