Грязная работа - Кристофер Мур

Консервный нож опять соскользнул, сок тунца брызнул на рубашку, а тост упрыгал под стойку, и теперь на него налипли комья пыли. Мусор на его тосте! Мусор на тосте Смерти. Черт, да что за радость быть Повелителем Преисподней, если на твоем недожаренном тосте — мусор?

— Йопь!

Он схватил с пола тост и запустил мимо Софи в гостиную. Малютка проследила глазами за полетом хлебобулочного изделия, потом опять перевела взор на папу и восхищенно взвизгнула, словно говоря:

«Еще, папа. Сделай так еще!»

Чарли вынул ее из стульчика и прижал к себе, вдыхая кисло-сладкий младенческий аромат; на комбинезончик выдавились отцовские слезы. Он сумел бы все это, если бы рядом была Рэчел, а без нее — не мог, не хотел.

Просто не будет никуда выходить. Вот его решение. Единственный метод обезопасить население Сан-Франциско — сидеть дома. И четыре следующих дня он сидел в квартире с Софи, а за продуктами отправлял соседку сверху — миссис Лин.

(И у него уже скапливалась довольно обширная коллекция овощей, о названиях и способах приготовления коих он не имел ни малейшего понятия, ибо миссис Лин — вне зависимости от того, что он заносил ей в список покупок, — затаривалась только на рынках Китайского квартала.)

А через два дня, когда в блокноте на тумбочке появилось новое имя, Чарли нанес ответный удар: спрятал блокнотик под телефонным справочником в ящик кухонного шкафа.

Тень он увидел на крыше дома напротив на пятый день. У самого выхода с чердака. Сначала не очень понял, гигантский ли это ворон или такую тень отбрасывает обычная птица, но едва до него дошло, что сейчас полдень и любая нормальная тень лежать будет отвесно внизу, крохотный вороненок неверья сгинул вмиг. Чарли закрыл все жалюзи с той стороны квартиры и заперся в спальне с Софи, коробкой «памперсов», корзиной продовольствия и шестериками детского питания и апельсиновой газировки; так он прятался, пока не зазвонил телефон.

— Вы чего это делаете? — раздался в трубке низкий мужской голос.

— Совсем спятили?

Чарли был ошарашен: судя по номеру на определителе, кто-то не туда попал.

— Я ем такую штуку — то ли дыню, то ли кабачок.

— Он глянул на зеленую фиговину: по вкусу дыня, по виду кабачок, только с шипами. (Миссис Лин называла ее «заткнись-и-ешь-полезная».)

Человек произнес:

— Вы лажаете. У вас есть работа. Делайте то, что говорится в книге, или все важное у вас отберут. Я не шучу.

— В какой книге? Кто это? — спросил Чарли. Голос ему показался знакомым, и у него почему-то сразу включился режим тревоги.

— Этого я вам, извините, сказать не могу, — ответил человек.

— Простите.

— У меня ваш номер высветился, дурила. Я знаю, откуда вы звоните.

— Ой, — произнес человек.

— Раньше думать надо было. Что же у вас за такая зловещая власть над тьмой, если вы даже номер свой не блокируете?

На дисплее определителя значилось: « Свежая музыка» — и номер. Чарли перезвонил, но никто не ответил. Он сбегал на кухню, выкопал из ящика телефонную книгу и поискал « Свежую музыку». Магазин неподалеку от верхней Маркет, в районе Кастро.

Телефон зазвонил снова, и Чарли схватил трубку с кухонной стойки так свирепо, что чуть не выбил себе зуб.

— Безжалостный ублюдок! — заорал Чарли в трубку.

— Вы вообще отдаете себе отчет, чего мне все это стоит, бессердечное вы чудовище?

— Сам иди на хуй, Ашер, — ответила Лили.

— Если я ребенок, это не значит, что у меня нет чувств. — И повесила трубку.

Чарли перезвонил.

— «Ашеровское старье», — ответила Лили.

— Семейное предприятие буржуазных штопаных гондонов вот уже тридцать лет.

— Лили, прости меня — я обознался. Ты чего звонила?

— Moi? — переспросила Лили.

— Je me fous de ta gueule, espece de gaufre de douche. [21]

— Лили, прекрати говорить по-французски. Я же извинился.

— С полицией будешь разговаривать. Тут тебя ждут.

Перед нисхождением в лавку Чарли пристегнул Софи к груди, как террорист — бомбу-младенца. Малютка только что перебралась через новый рубеж и научилась держать головку, поэтому пристегнул он ее лицом вперед, чтобы она могла озираться.

Пока Чарли шел, ручки и ножки у Софи болтались по сторонам, будто она прыгала с парашютом (в роли парашюта выступал щупленький ботаник).

Полицейский стоял у кассы против Лили и выглядел при этом как реклама коньяка: двубортный костюм цвета индиго — итальянского пошива, шелк-сырец, — льняная сорочка оттенка буйволовой кожи и ослепительно желтый галстук. Лет пятидесяти, латинос, поджарый, с резкими чертами, напоминающими хищную птицу. Волосы гладко зачесаны назад, и седые пряди у висков наводили на мысль, что он летит, хотя с места он не двигался.

— Инспектор Альфонс Ривера, — сказал полицейский, протягивая руку.

— Спасибо, что спустились. Эта девушка сообщила мне, что в понедельник вечером работали вы.

Понедельник. Тогда он отбивался в переулке от воронов, тогда в лавку зашла бледная рыжая красавица.

— Ты имеешь право ничего ему не сообщать, Ашер, — сказала Лили, очевидно вспомнив о лояльности, невзирая на штопаную гондонность Чарли.

— Спасибо, Лили, но можешь сделать перерыв — сходи посмотри, как там в Бездне дело обстоит.

Лили что-то буркнула, затем извлекла нечто из ящика под кассой — предположительно, сигареты — и удалилась посредством черного хода.

— Почему этот ребенок не в школе? — спросил Ривера.

— Она особенная, — ответил Чарли.

— Знаете, домашнее образование.

— Она поэтому такая жизнерадостная?

— В этом месяце изучает экзистенциалистов. На той неделе попросила творческий день — убить араба на пляже. [22]

Ривера улыбнулся, и у Чарли отлегло от души. Инспектор извлек из нагрудного кармана фотографию и протянул Чарли. Софи потянулась ее цапнуть.

На снимке был пожилой господин в воскресном костюме — он стоял на ступенях церкви. Чарли узнал Собор святых Петра и Павла всего в нескольких кварталах от лавки, на Вашингтон-сквер.

— Вы видели этого человека вечером в понедельник? На нем были темно-серое пальто и шляпа.

— Нет. Извините, не видел, — ответил Чарли.

Он правда не видел.

— Я пробыл в лавке часов до десяти. Заходили несколько покупателей, но такого не было.

— Уверены? Его зовут Джеймс О'Мэйлли. Он нездоров. Рак. Его жена говорит, где-то в сумерках в понедельник вышел прогуляться и домой не вернулся.

— Нет, простите, — сказал Чарли.

— Вы спрашивали у вагоновожатого с канатной дороги?

— С той сменой я уже побеседовал. Мы думаем, он мог где-нибудь здесь потерять сознание, и мы его не нашли. Столько времени прошло — надежды почти нет.