Вратари — не такие как все - Брайан Глэнвилл

Я почувствовал себя хорошо; я вошел в игру, как всегда, когда удается сразу что-нибудь сделать. К счастью, не пришлось стоять в одиночестве и мерзнуть, ожидая, пока что-нибудь произойдет. Но вскоре кое-что действительно произошло. Эмлин Хьюз, кажется, это был он, дал длинный пас с середины поля, и Стив Хейуэй рванулся за мячом, как ракета; он был, наверное, на ярд впереди Рэя Макгроу. Джо Лайонс пытался срезать слева, но я видел, что у него ничего не получится. С другой стороны, на такой высокой скорости Хейуэй не мог полностью контролировать ситуацию. После того, что мне говорили, я был готов к подобным вещам и не дал застать себя врасплох. Зная, что оставаться в воротах опасно, иначе меня обыграют, я выбежал так быстро, как только мог, и просто шарахнул по мячу ногой. Он ушел вправо и попал к зрителям. Это тоже понравилось ребятам.

В оставшееся до перерыва время мы понемногу стали контролировать игру, по крайней мере, в середине поля. Мы играли скорее 4+4+2, чем 4+3+3, наш край, Джесси Мод, часто отходил назад. Он был потрясающим бегуном, этот маленький джорди, всегда шел на любой мяч до конца. И еще у нас были, два игрока, которые хорошо умели держать мяч: Гарри Джексон, лондонец из Стретхэма и Томми Дугалл. Томми часто критиковали за то, что он передерживал мяч до тех пор, пока всех партнеров не закроют, ко в той ситуации это было даже к лучшему, поскольку придавало команде уверенность в себе. Единственное, что меня беспокоило — что он как-нибудь переборщат, потеряет мяч поблизости от моих ворот, и мы попадем в неприятную ситуацию.

В целом все, что мне пришлось сделать в дальнейшем, — это поймать несколько навесов, хотя это было не так легко, как в игре за дубль. Здесь соперники по-настоящему шли на тебя, пытались задавить, особенно этот Тошак. Мяч летит, и ты думаешь, что он легко тебе достанется, но когда прыгаешь за ним, то — на тебе! — рядом с тобой уже чья-то башка. Обычно, как я уже сказал, Тошака. Мало того, что он и так высокий, но мог еще и слегка опереться на тебя.

Примерно за пять минут до перерыва мы вдруг пошли вперед и забили. В определенном смысле, эту комбинацию начал я. Джек Нокс откинул мне мяч, я подкатил его к линии штрафной, взял в руки, но, оглядываясь вокруг, увидел, что все наши прикрыты. Единственное, что оставалось, — выбить ногой, что я и сделал: не по центру, где у них был здоровый и высоченный центрхав Ларри Лойд, который доставал любые мячи, а на левый край, где я увидал Джэсси.

Несмотря на небольшой рост, он довольно хорошо прыгает, и ему удалось перевести мяч головой в центр, где его подхватил Боб Каллен. Затей Боб прокинул мяч вперед, куда рванулся Эрни Лич, как танк, смявший двух защитников и ударивший мимо Рэя Клеменса. Я танцевал в воротах, как лунатик, и услышал позади себя крик с трибуны: «Уберите его с поля! Он рехнулся!». Но зрители аплодировали нашему голу, надо отдать им должное, а потом мне сказали, что они аплодировали и мне, когда я хорошо играл, — но сам я этого не заметил. Таких зрителей, как на «Анфилде», совсем не много. Думаю, даже на «Боро» они не такие.

Уходя на перерыв, я чувствовал себя прекрасно; в раздевалке все бурлило, босс подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал: «Я горжусь тобой, Ронни. Я знал, что ты не подведешь меня». Билли Уоллис также подошел и поздравил меня, и остальные ребята тоже. Даже Джек Нокс со своим каменным лицом, и тот сказал: «Неплохо ты справился с теми двумя». Теперь меня не волновало даже то, что во втором тайме я буду играть перед «Копом». Когда же мы выбежали на поле, «Коп» дружелюбно встретил меня; это была просто фантастика, они аплодировали и кричали: «Молодец, парень, умеешь, сынок». Правда, все это сопровождалось и другими высказываниями, типа: «Ну, сейчас-то ты получишь пяток», и все такое, но это меня не трогало, Я не решался повернуться и что-нибудь ответить, поэтому просто стоял, не подавая виду, что слышу.

Чарли сказал, чтобы мы позволили им атаковать первые минут десять. «Поле тяжелое, — говорил он, — и если они все время будут с мячом, то быстро устанут. Ну, а если мы хотим забить еще, то делать это надо в контратаке; молоко скисает быстрее, чем поворачиваются их защитники».

Все получилось в точности так, как он сказал. Они наседали на нас минут двадцать, в основном по центру, но до настоящих ударов, дошло раза два не больше. Один из них нанес Эмлин Хьюз — низом справа, из-за штрафной, но я был начеку и, хотя поздно увидел мяч из-за спин защитников, успел упасть и поймать его возле штанги. А потом Тошак скинул головой под удар кому-то — кажется, Эвансу, но тут мне повезло, надо признать это: я просто вышел из ворот и бросился наземь. Мяч ударился об меня и куда-то отскочил, но куда, я сказать не мог. Когда я встал, все похлопывали меня по спине, а мяч был за лицевой линией — кто-то, наверное, выбил его. Иногда вратарю нужна удача.

«Коп» начал петь: «Боро» проиграет, «Боро» проиграет, и-эй-эдди-о, «Боро» проиграет», чтобы подразнить нас, наверное. Но, по-моему, все шло к обратному: мы по-прежнему вели в счете, и уж, если и было похоже, что если кто-то и проиграет, то не мы, а скорее они.

Примерно в середине тайма мы чуть не забили еще; опять все получилось так, как говорил Чарли Макинтош. Боб Каллен неожиданно убежал по правому краю — у него была огромная скорость, и он любил и умел ею пользоваться. Он увел с собой центрхава и прострелил вдоль линии штрафной, а Томми Дугалл налетел, как ураган, и ударил. Я думал, готово, но Клеменс взлетел и каким-то образом умудрился перекинуть мяч через перекладину. Это было потрясающе. С «Копа» мне закричали: «Вот так-то, сынок, учись. Вот как надо стоять».

Ими понемногу овладело отчаяние — как босс и говорил, — и они начали раз за разом навешивать: в штрафную на Тошака. Но к тому времени я уже совершенно освоился, понял, что любой мяч в двенадцати — пятнадцати ярдах — мой, и стал кричать на выходах, чего раньше делать не решался. Однажды я вышел, и меня сбили. Это ужасное чувство: ты совершенно беззащитен в воздухе, и когда тебя толкают, остается только молиться, чтобы судья заметил и чтобы у него хватило духу свистнуть, особенно когда играешь в гостях, да еще когда у него перед глазами такая штука, как «Коп». К счастью, этот не побоялся свистнуть, что было очень кстати, поскольку они добили мяч, пока я лежал.

Когда прозвучал финальный свисток, мы по-прежнему вели, и, услышав его, я подпрыгнул так высоко, как только мог, — это был самый счастливый момент в моей жизни. Так я и сказал репортерам после игры, и поэтому они поместили мою фотографию, где я как раз прыгаю, в понедельник в газете: «Самый Счастливый Момент В Его Жизни». Наконец-то в газетах появилось хоть что-то правдоподобное. Рэй Макгроу подбежал ко мне, и мы обнялись, Артур Прескотт обхватил, меня за шею, и даже Джек Нокс, улыбаясь во весь рот, сказал: «Отлично, вратарь!», а в это время «Коп», надо отдать ему должное, аплодировал, и я слышал крики: «Здорово сыграл, Ронни! Молодчина, малыш!»

В раздевалке все словно с ума посходили, жали друг другу руки, танцевали, хлопали меня по спине и обнимали. Чарли Макинтош ворвался, тоже обнял меня и закричал: «Ронни, ты ЛУЧШИЙ вратарь, какого я только видел! Лучший! Беру назад свои слова о том, что ты будешь играть за Англию в двадцать один! Девятнадцать! Ты будешь играть за нее в девятнадцать! Ставлю на это сколько угодно! Никто не хочет поспорить?» Потом подошел Билли Уоллис, как обычно, тихо, и сказал: «Горжусь тобой, Ронни, горжусь», что для меня много значило. И, наконец, президент: он вошел в раздевалку в своем котелке, пожал мне руку очень, очень торжественно и сказал: «Поздравляю, мой мальчик».

Когда мы вышли, чтобы садиться в автобус, вокруг собралось немало болельщиков «Боро». Они поздравляли нас танцевали и кричали: «Молодец, Ронни! Отличная игра. Рон!». Это мне нравилось, а когда мы приехали на вокзал, то там их оказалось еще больше. Кое-кто попросил автограф, и я успел подписать нескольким, пока Чарли Макинтош не прожал их со словами: «Дайте парню хоть передохнуть!» Потом он повел меня в буфет и спросил: «Что будешь пить, сынок: шампанское или пиво?» «Пиво», — ответил я. В то время я кроме пива, ничего не пил и к тому же был слишком взволнован, чтобы идти на разные эксперименты.

В поезде, в вагоне-ресторане, опять появились карты, и ребята заказывали бутылку за бутылкой. Все были очень счастливы, но самыми счастливыми были прилипалы, друзья директоров: мы еще не успели приступить к еде, а они уже были очень хороши. Один из них, здоровый такой — он, кажется, на телевидении работал или что-то в этом роде, — все время, поднимая бокал, смотрел на меня и кричал: «За нового вратаря! За нового вратаря Англии!» Поначалу это было нормально, но потом я уже стал немного смущаться, тем более, что ребята начали подшучивать, спрашивая, а знает ли Гордон Бенкс, что я вышибу его из ворот, когда мне будет девятнадцать, и если нет, то надо ему сказать, чтобы он подготовился к этому.