Ледяной телескоп (сборник) - Михаил Клименко

— Кха! Усилитель!.. — после непонятной заминки выбросив над собой и тут же в знак глубокого скепсиса и глубокого равнодушия ко всему происходящему резко опустив полусогнутую руку, громко, сердито вскричало это отображение Кобальского-Зеро. — Удивительный телескоп!.. Приемопередающее оптическое устройство!.. Оно поможет тебе. Убедит тебя, что положение твое, конечно же, не безнадежное, что тебе просто повезло — неслыханно повезло! — когда ты бухнулся в этот каменный мешок. Ты и околевать тут будешь с улыбкой на лице, лепеча, что выход из грота есть. Есть, есть!.. Да что толку болтать-то языком! — отончив губы, с презрением выпалило отображение. — Вон те трое уже выбрались на барханы. Кое-что усилили! Один несчастный уже больше тысячи лет тут сохнет, а которые в углу, так их трухе черт знает сколько тысячелетий. И какой там, к дьяволу, усилитель! Да еще интеллектуальный!.. Скоро ты будешь лежать рядом с ними. Скоро!.. Все. Конец! Пойми ты это.

— Подожди, подожди! — с трудом прервал Станислав-Зеро затяжной порыв грубых нотаций. — Что ты там взялся праздновать труса!

— Что, уже наслушался того бодрячка? Приободрился!

— Да, — твердо сказал Зеро, — я должен выбраться отсюда прежде, чем потеряю способность здраво рассуждать. Поэтому нам необходимо в ближайшие часы продумать план…

— «Продумать»!.. Что?! В какой угол лечь, что ли? Ах, тень ты моя трехмерная, тень горемычная… Как ты еще скудоумна! Знай же: мало что может быть иллюзорней трехмерного пространства! И нет ничего реальней плоскости! А еще реальней линия на плоскости! А еще…

— Нет, — спокойно прервал его Зеро, — ты заблуждаешься. Не я твоя тень.

— Да уж не я ли твоя?.. — захохотало отображение.

— Ты мое отстающее отражение.

— Я его отстающее отражение, — с брезгливой жалостью протянуло отражение. — Глядите-ка, я кость от его кости, да только он опережает меня! Это и видно. Опередил! В глупости несусветной. Заруби себе на своем трехмерном носу: из воображаемой замкнутой фигуры выбраться невозможно. Никогда!

— Почему, плоскун, ты решил, — немного уже раздражаясь, спросил Зеро, — что грот абсолютно замкнут?

— Да потому хотя бы, — скривило рот отображение, — что ты, как голодная крыса, давненько носишься по этой чудесной яме — о трех измерениях! — и все еще не выбрался. И не выберешься. Запомни мои слова! Ладно. Открою тебе главный секрет… По причине, которая известна только мне одному, я оказался в роковом затруднении, в совершенно безвыходном положении. Тебе этого не понять. И вот эта-то моя безысходность для тебя, моей трехмерной тени, и представляется не чем иным, как замкнутым трехмерным пространством, а именно в виде этого грота. Но если б ты хоть на миг мог себе представить, как ясно уразумел я, что мне окончательная крышка, то по твоей коже поползли бы мурашки.

— Уже ползали, — шмыгая носом, вытирая с лица пот, бодро сказал Кобальский. — Больше не поползут! Ну и что ж теперь делать? Ничего, да?

Тот, не уловив перемены в тоне собеседника, с прежним самонадеянным упоением продолжал:

— Сядь, тень, на иллюзорную песчаную кучу. Посиди с достоинством. И все вспомни. Приведи в порядок свое прошлое. Пора! Ибо ситуация могильная.

— Выход надо искать! — забыв, с кем говорит, вспылил Зеро. — И найти, раз утверждают, что из любого затруднения человек может найти выход. И довольно! Я не желаю копаться в твоих примитивных сомнениях. Так я действительно погибну здесь. Прощай. И навсегда.

— Зачем же так круто?

— Видишь ли, такой субъект мне не по нутру.

— Ну почему?.. — искренне удивилось отображение. — Из-за моей правдивости, что ли?

— Ты погряз в болоте. О том, как отсюда выбраться, ни единой мысли. У меня нет времени, болтун. Уж извини, я должен действовать! Но ты же никогда этого не поймешь!..

Тягостная, нудная беседа длилась еще с полчаса. Зеро никак не мог отвязаться от прилипчивого плоскуна. Когда же он почувствовал, что холодный как лед телескоп с еще большей интенсивностью начал излучать сковывающие волны, он стал пятиться от стекла. Странно плотные, медленно плывущие волны легко пронизывали тело. При прохождении очередной волны казалось, что тело на несколько мгновений замораживается, становится ледяным. Каждая волна где-то за спиной, далеко за пределами грота, разбивалась и бисерным эхом летела обратно. Еще больше дробясь в теле, эхо-волна плотной рябью возвращалась в объектив телескопа.

Ощущение было неприятное, и Станислав решительно отошел в сторону. Еще минуты две вдогонку ему неслись потоки упреков и оскорблений.

Он лег на теплый склон песчаной кучи. Пора было отдохнуть, прийти в себя от впечатлений, разобраться во всем. Не пролежал и минуты — вскочил, подошел к окуляру телескопа, потому что без опережающего трудно было привести мысли в порядок да и чтоб, как съязвил он про себя, «поплакаться в жилетку» опережающему, сказать, с каким паникером и гробокопателем только что имел жестокую схватку, и, кажется, выстоял, оставив того в растерянности и полном одиночестве…

Опережающий Станислава Юлиановича Кобальского-Зеро появился секунд через двадцать. На этот раз не просто в некоем ярко освещенном, неопределенном пространстве, а в небольшом светлом зале, перед широким открытым окном, за которым свисала зеленая ветка, и дул ветер, и был летний полдень… Зал Кобальскому был странно знаком, так знаком, что щемило сердце, но он не мог точно вспомнить, где и при каких таких светлых обстоятельствах давным-давно его видел. Впрочем, в данный момент особенно-то вспоминать было и некогда.

Да и возможно ли вспомнить состоящие из одного лишь света свидетельства далекого детства или улыбчатые приметы ранней юности?

Без обиняков опережающий спросил:

— Полагаешь, отстающий остался в полной растерянности?

— Ну, не ручаюсь… — слегка смутившись, признался Зеро. — Зато в одиночестве. Навсегда.

— Э нет, единородный! — выставив перед собой ладонь, словно бы преграждая доступ всем сомнительным суждениям Зеро, сказал опережающий. — Оставлять его нельзя. Ни на час, ни на минуту. Ни на секунду нельзя забывать о нем.

— Нельзя? — поперхнулся Зеро, — оставлять…

— Понимаешь ли, его не выбросить из головы, не спихнуть, не спровадить, не забыть! — хоть махни на него рукой, хоть бейся головой об стенку… Но боюсь, если мы не избавимся от него, мы не останемся в живых.

— Так как же избавиться?!

— Ты должен его победить.

— Я??. Да он сведет меня с ума! Нет, это пытка… Так ты возьми его там в оборот, опережающий!

— Плоскуна нельзя оставлять наедине с собой. Единородный, здесь, в телескопе, я не смогу с ним встретиться.