Эромахия. Демоны Игмора - Виктор Ночкин

— Интересно, — пробормотал гость.

— Да чего там интересного? Стена.

— Странная кладка, старинная. Римская, наверное.

— Ну да, римская. Какая же еще? — Отфрид пожал плечами. Для него в здешних камнях не было ничего любопытного.

Родичи уже обогнули палас и оказались в тесном закуте между внешней стеной и зданием. В тупике было темно и сыро, небо закрывала галерея, проходящая за бруствером, а перед юношами высилась башня.

— Это ты здесь все время живешь, вот и привык, — пояснил Ридрих, озираясь. — От римлян сохранилось не так уж много построек… тем более Игмор — очень древнее место. Здесь и раньше было интересно. Друидское капище было. Верховный жрец умел внезапно появляться и исчезать так, что никто не знал, где он сейчас находится. Чудеса!

— Здорово, — согласился Отфрид. — А мне отец не позволил прочесть книгу об этом. Говорит — потом. Скажи, Ридрих, а кем мы друг другу приходимся?

— Мой отец — двоюродный брат твоей матери. Ну и вообще, у Эрлайлов в предках дама из рода Игмор. Ты ведь знаешь?

— Знаю. Но без подробностей. Есть какая-то легенда о проклятии наших женщин.

— Есть такое предание, верно. Жены Игморов часто умирали молодыми. — Ридрих наклонился и положил руки на камень в основании стены. В этом месте кладка оказалась нарушена, несколько камней отсутствовали, и пролом был заделан наспех, неровными булыжниками. — Смотри, а этот плохо держится. И вообще здесь дыра.

— Ну, дыра. Когда-то часть стены вывалилась, заложили кирпичом да обломками. Внизу погреба, но туда ход есть из башни. А с этой стороны если и была дверь, о ней давно забыли. Да и как не забыть? Даже следа не осталось. Лучше расскажи о наших предках.

Ридрих Эрлайл наконец повернулся к родичу:

— Да я и сам толком не знаю. Говорят, у Игморов всегда рождались мальчишки, а жены болели и вскоре умирали. Давно, когда Игморы правили краем. Ну вот, как-то родилась у Игмора дочь, ее выдали за Эрлайла, моего предка. С тех пор Игморы берут жен в нашей семье. Родная кровь лучше противится действию проклятия, зато у нас, Эрлайлов, завелась эта странная хворь…

— Я видел, твой отец болеет. Он кашляет.

— Он все время такой. Дышит тяжело, быстро устает. Меня, кажется, болезнь обошла.

— Но дерется господин Удвин здорово. — Отфриду очень хотелось сказать новому приятелю что-то хорошее.

Ридрих кивнул:

— Да, папа бьется так, чтобы меньше двигаться. И не любит рубящих ударов — на замах уходят силы, а он бережет дыхание. Поэтому у него оригинальная манера, он и меня обучил. Хочешь, кое-что покажу?

— Конечно!

Отфрид убедился — кузен не только опытный, но и очень чуткий партнер в поединке. Он не пользовался оплошностью младшего родича, а всякий раз старался обратить внимание баронета на ошибку, подсказать верный прием. Причем его объяснения были вовсе не обидными. Двигался Ридрих в самом деле мало, будто экономил шаги и берег вдохи, так что, не сбиваясь с ритма, успевал пояснять:

— Главное — уверенность. Ты должен помнить, что взял меч в руки для того, чтобы победить. Значит, вначале — меч в руках, а в итоге — выигранный бой. Ну и, зная начало и конец, остается лишь выбрать короткий путь между ними. Желательно — самый короткий…

В общем, это соответствовало настроению юного Игмора, не забывавшего девиз «Я выше вас всех!». Только побеждал Ридрих в самом деле очень быстро.

Намахавшись мечами, юноши пошли в зал, где, наверное, уже начиналось застолье. По дороге Отфрид выспрашивал приятеля о боях и турнирах.

— Да, я участвовал в ристалище, — рассказывал Ридрих. — Один раз, в Мергене. Его светлость Оспер давал турнир… Но я не стяжал славы. Один раз победил, во втором поединке потерял стремя, ну и… А в mêlée[15] мне отец не позволил участвовать. Сказал, не дело, в сутолоке могут покалечить. Понимаешь, я слишком легкий, меня запросто можно спихнуть с коня.

— Но один бой ты все же выиграл? — Отфрид восхищался родичем все больше и больше.

— Да, один выиграл. Когда поединок, я вижу противника, могу собраться, отразить удар. А в общей схватке не заметишь, как налетят сбоку, сзади. Поэтому папа не позволил, сказал, для первого раза я неплохо выступил. Он вообще турниров не одобряет.

— Вот скажи… — Баронет задумался, как бы половчее спросить о том, что его волновало даже больше турнира. — Вот… с женщинами… у тебя когда-нибудь?..

Ридрих ответил не сразу. Отвел взгляд, покраснел. Наконец прошептал:

— Однажды. Только я был пьян и плохо помню. Это случилось тогда же, в Мергене, после первого дня турнира. Я плохо пью, понимаешь ли. Отец почти не употребляет вина, так что я не привык. У нас мало пьют, а там, на пиру, я даже не понял, как напился. И там одна дама… В общем… — Младший Эрлайл смутился и умолк.

Отфрид, хоть и видел, что родич не желает рассказывать, все же не спешил сменить тему:

— Ну, а как ты полагаешь, может ли «эромахия» означать «убиение любовью»? Любовью можно убить?

— Э… я не знаю. Думаю, нет. Любовь — это же наоборот.

Обоим казалось, что они говорят о важном, о некой тайне, о таком, что старшие скрывают от них. Молодые часто воображают, что у родителей есть секреты, которые можно раскрыть, назвав одно слово, тогда как для понимания некоторых вещей слов недостаточно — это следует пережить. Пережить не раз, не вмиг — а долго, годами. Все имеет название, заключенное в слове, но не все раскрывается словом.

Родичи вошли в зал, где их отцы в самом деле уже садились за стол. Однако, кроме Фэдмара с Удвином, там никого не оказалось. Это не было пиром, просто взрослые решили продолжить беседу за едой. Даже прислугу отослали, барон как раз наливал вино — себе полный кубок, а Удвину чуть-чуть. Юноши тихо заняли места рядом со старшими. Те разговаривали, не обращая внимания на сыновей.

— Я понимаю, что тебя не может не беспокоить Сьердан, — заявил Фэдмар. — Этот… э-э… anguis in herba.[16] Но наш прохвост замарал себя чем только возможно. Он в долгах, он известный злодей, он помог нам против Лоренета, так что вся свора моих соседей настроена против него. Не упускай его из виду, только и всего! Придумай для него заботы.

— Да, я тоже полагаю, что мне следует придумать, чем занять Сьердана, — кивнул Удвин. — Если он по-прежнему станет служить нам, то не захочет искать нового покровителя из опасения лишиться меня. Что скажешь?

— Славная мысль, родич! Я даже попробую помочь тебе с поисками забот, которыми мы озадачим Сьердана. У меня как раз намечаются некоторые трения с Гайсами. Собирался сам их вразумить, но если хочешь, предоставлю это твоему ручному разбойнику. Мне, видишь ли, не слишком выгодно: вместо того чтобы провернуть все самому и заграбастать кое-какую добычу, я буду платить Сьердану.