Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов

Придя к этому месту, дед с внуком довольно долго глядели с обрыва на пучину. Воздух над лесом был здесь особенно чист и прохладен.

— Видишь, Ваня, как красив и звонок наш Кось! Здесь мы и заночуем, — сказал Солдат Иван, устало освобождаясь от поклажи.

А Ваня раздумчиво протянул:

— Ко-ось… Дедушка, а ведь и впрямь тут кось: вода сражается с камнями…[3]

— Хм… — Солдат Иван поглядел на внука. — Я, брат, об этом никогда не задумывался, сколь живу на свете…

— А название какое у этого переката, дедушка?

— Так просто и называется — перекат. Он ведь, кажется, один на Тян-реке.

— Нехорошо, — убежденно сказал Ваня. Он все еще смотрел на игру воды. — Давай мы назовем его Звонким перекатом.

— А что, подходящее имя. Давай назовем, — согласился Солдат Иван.

— И чтобы люди, которые придут сюда, знали — запишем его имя вот на этом сосновом стволе.

— Можно и пометить…

— Звонкий перекат! — Доволен Ваня, что придумал такое удачное название. Возможно, когда-нибудь и на карте его так обозначат.

Воюя с громадными валунами, вода все же уставала, теряла силы — и падала в омут, затихала там и дальше катилась уже не так бойко.

— А что, глубок за перекатом омут?

— Глубок, — подтвердил дед, топча в явной озадаченности золу старого костра. — Там хариусы, бывает, собираются огромными косяками… Ближе к вечеру попробуем порыбалить.

Прилетел откуда-то черный ворон, сел на верхушку сосны в отдалении и стал следить за людьми, время от времени каркая зловеще.

— Гляди, явился хозяин-то, — кивнул в его сторону Солдат Иван.

— Думаешь, он тут и обитает? — спросил Ваня, глядя на ворона: эта птица растревожила его.

— Живет не живет, а случается, что заворачивает сюда… Гляди-ко, здесь вон люди останавливались на ночлег: консервные банки пустые, стекло бутылочное… А после людей воронам всегда есть чем поживиться: хоть коркой хлебной, хоть птичьей требухой.

— А может, люди хариусов ловить сюда приходили?

— Кто их знает, сынок. Да тут, видишь ли, не только хариус водится. Ты и сам уж кое-что приметил на нашем пути… — Старик не сразу одолел сорвавшийся вдруг кашель, продолжил: — Ну, а ежели о рыбе речь… видишь, как вода в омут падает с плиты?

— Вижу.

— Там, на самом краю, довольно мелко. И вот, на уступ, из ямы, запрыгивает семга — против течения, вверх…

— Семга? — оторопел Ваня. — Прыгает?

— Да, брат. Та, что покрупнее, прямо по воздуху перелетает. Чтобы дальше плыть к месту нереста. По Тян-реке, правда, не так уж много ее поднимается, кое-кто в пути гибнет, но уж сколько-то дойдет непременно. Тут своя родовая стая ходит. Семга-то, она где родится да чуть подрастет — туда и возвращается из моря на нерест: у нее свой тян.

— И в это время можно ее перенять?

— Смекалистому да бессовестному человеку почему нельзя? К примеру, длинной острогою с лодки…

— Значит, те, что у костра побывали… — У Вани сперло дыхание, он сразу все понял. Ведь он уже не раз слыхивал: где появляется рыба семга — драгоценный дар и соблазн природы, — там люди вовсе дуреют от жадности.

Дед усмехнулся недобро и глухо словам мальчика:

— Я ведь не ведун какой, чтобы знать, чему очевидцем не был. Мне точно известно одно: тут изобильно водится хариус. И прыгает семга, идущая в верховья на нерест… Какие-то люди, наверное, тоже знают об этом не хуже меня… И кострище вон недавнее: дня три-четыре, как жгли. Несколько человек тут ночевало. Окурков наляпали — от дорогих сигарет. Коньяк распивали… Дальше что еще? — Солдат Иван собрал в морщины и без того негладкое лицо. — В этот раз лес на берегах Тян-реки показался мне чересчур всполошенным. Глухариные выводки уже раздроблены, мы пару глухарей всего и вспугнули. И рябчиков маловато. А в ягодный-то год должно бы побольше их быть…

— Тогда, надо понимать, какие-то люди здорово здесь пошалили, а, дедушка?

— Кажись, так, Ванюша… Вторглись сюда недобрые люди.

— Тогда нам с ними лучше бы и не встречаться? — сказал Ваня с невольным напряжением в голосе.

Солдат Иван ответил на это басовитым хохотком:

— Ну, прятаться мы ни от кого не станем. И от встреч уклоняться нам не пристало. Мы ведь с тобой — государственные люди. И дело у нас государственной важности: разведать, разузнать, что делается в этих отдаленных лесах. У нас на это и документ имеется, справлен честь по чести, с гербом и печатью…

Вернулся Сюдай: умаялся, трудяга, гоняясь за тетеревами, нюхнул кострище, растянулся возле сосновой коряги.

— Старый уж, а все дурной, — укорил пса Солдат Иван. — Знает ведь, что тетерева осторожны, не подпустят близко, а вот — лишь бы побегать…

Отдыхали они тоже не без забот: ловили жадных слепней, то и дело садящихся на них, и загоняли в пустой спичечный коробок. Дед еще давеча сказал, что для хариуса требуется самая разная наживка — не клюнет на одну, надо предложить другую — перехитрить пройдоху. Черви у них в полотняном мешочке, наполненном землей вперемешку со стебельками травы: так и в жаркую погоду они не задохнутся. А по дороге от избушки Тяна они набрали личинок дровосека. Ваня никогда еще не видывал такого количества этих личинок. В одном месте ураган вырвал с корнем пару древних сосен — давно, лет десять тому. Они присели на разогретую кору отдохнуть, дедушка по обыкновению зажег цигарку, Ване делать нечего — смотрит вокруг да прислушивается. И чудится ему какой-то непривычный шум, будто тонюсенькими пилочками вжикают-пилят поблизости. Спросил деда, а тот нисколько не удивился, ответил:

— Ну-ка, откинь корищу с дерева да погляди, что там творится.

Ваня так и сделал. Да, крупные, с кончик пальца, личинки кишели под корой, пилили, копошились в измолоченной рыжей трухе. Начал собирать, а дед предупредил:

— Вместе-то их сажать нельзя, перегрызут друг друга!

— Неужто такие жадные да злые?

— Да. Одно у них дело: грызть что-ничто… Но для хариусов это — лакомая наживка.

Личинок, вперемешку с этой ржавой мякиной, обернутых в листья осины, насобирали полную банку.

— Ну и пильщики, ну и работнички! — все удивлялся Ваня.

— Это что! — ухмыльнулся дед. — Тут всего-то две сосны… А вот я когда-то набрел в лесу на заброшенный штабель шпальника. Вон там, брат, они пилили! Целая лесопилка. Пир горой. Штабель бревен прямо ходуном ходил, скрипел!.. Не знаю, надолго ли хватило этого штабеля эдакой кишени.

— А что из такого червячка получается?

— Вон, видишь, длинноусый сидит — дровосек называется. Тоже специалист по лесному хозяйству.

— Этот богатырь? — Ваня присел и взял