Энциклопедия русской жизни. Моя летопись: 1999-2007 - Татьяна Москвина

И тут же, рядом с густопсовой пошлятиной нашего позорного шоу-бизнеса, не стесняется появиться министр культуры Михаил Швыдкой. Он спел какой-то куплет и дрыгнул ножкой, как солист оперетты. Ну что ж, наверное, для культуры, которая имеет своим девизом «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…», именно такой министр и нужен. Но властным структурам, которые отвечают за телевидение, пора очнуться. На государственном телевидении не может быть места для блатной романтики, для фанерщиков, поющих в нижнем белье, для юмористов, разыгрывающих бородатые пошлейшие анекдоты и для прочих достижений отечественного шоу-бизнеса, который должен быть выметен с экранов государственного телевидения, что называется, поганой метлой.

Особенно страшны певцы. Как такие могли образоваться в музыкальной, певучей стране России – непонятно, но, наверное, это форма Божьего гнева. Я вообще-то не хотела жить долго. Но придется. Я хочу дожить до светлого дня, когда я не увижу больше на экране ни Игоря Николаева, ни Лайму Вайкуле, ни Валерия Леонтьева, ни Софию Ротару, ни Иосифа Кобзона, ни прочих, певших, когда я ходила в школу.

Мне уже на пенсию скоро – а они все поют, с лицами, стянутыми на затылок, глазами, подозрительно блестящими от вдохновения, похожие на автоматические куклы из страшных сказок немецких романтиков. И все так же звонко хохочет макабрическим смехом Людмила Гурченко и перья на ее шее колышутся все так же кокетливо. И Алла Пугачева все воображает себя неотразимой и обращается к своим новым лирическим героям, «мальчикам», с капризными требованиями и любовными жалобами, забыв, что в ее возрасте мальчикам уж надо платить. И круглоглазый робот с крашеными волосами воет «Я за тебя умру» в окружении сотни полуголых Барби и за которую именно он собирается умереть, непонятно.

И все длится и длится этот ужасный «день сурка», в который мы попадаем каждые праздники. Так вот – на государственном телевидении «день сурка» обязан закончиться. Государственное телевидение не имеет права быть рассадником пошлости и бескультурья. Государство должно насаждать культуру, как картофель при Екатерине, без всяких там «рейтингов». Выдумали тоже – «рейтинги». Что покажут, то и будут смотреть.

А то совсем люди отъехали – седьмого января, в Рождество, по ОРТ закатили День спасателя (в честь Министерства по чрезвычайным ситуациям). День спасателя несколько затмил день Спасителя и был ознаменован, как это повелось нынче на Руси, концертом популярных исполнителей – в числе прочих монстров там появилась амфибия по имени Витас, которая спела бессмысленную песню «Блаженный гуру». Какой, к лешему, блаженный гуру в Рождество? Кто выпустил этих зверей из клеток МТВ и МУЗТВ, где им только и место?

Если уж государство выдавливает из эфира Гусинских-Березовских, так оно обязано показать великолепную и всеблагую цель, с которой это делается. А так – не все ли мне равно, кто заправляет телевизионным гоп-стопом? Чем Борис Абрамович тогда хуже Михаила Ефимовича и Михаила Юрьевича, с их одной на всех Аллой Борисовной?

Да ничем.

февраль

Памятникам – бой

Монументальная скульптура – это излишество для бедного Петербурга

У петербуржцев есть одна неверная и неподвижная идея в голове. Им почему-то кажется, если начальство что-нибудь задумало, то оно это обязательно осуществит, и сопротивление бесполезно. Между тем, это далеко не так. Наше питерское начальство такое же пугливое и болезненное, как большинство петербуржцев. При стойком сопротивлении своим начинаниям нашенский бледный и нервный начальник вполне может дать слабину.

А сопротивляться надо. Придется собрать, товарищи, остатки сил и пустить их на борьбу с идеей установить к 300-летию Петербурга памятник 300-летию Петербурга в Петербурге.

Демократия, попранная в Москве (Лужков никого не спрашивал, когда увековечивал церетелиевские сюры), свила небольшое уютное гнездо в умах Общественного совета города. Поэтому проекты памятника 300-летию Петербурга были представлены на просмотр и обсуждение. Выставка расположилась в Центральном лектории и привлекла внимание граждан. Тем более, им предложили выбрать финалистов конкурса числом до семи штук – хорошая ловушка. Выбор пришел на русскую землю недавно, и мы никак не успели им наиграться, и вот люди ходят и выбирают, хотя единственным адекватным ответом было бы дружное «НО ПАСАРАН!» самой идее установить памятник этому самому трехсотлетию. Да еще на съезде с Биржевого моста – напротив Ростральных колонн.

Во-первых, это будет памятник чему? Тому, что протекли быстрые годы? Но в этом нет никакой нашей заслуги. Отсутствие смысла памятника привело к вялым и зачастую странным художественным решениям. Две пирамиды, один сфинкс, один загадочный шар в цепях, пара-тройка апостолов Петров и Петров Великих, один голый красавец неопределенного рода занятий в ладье (эдакая мечта гомосексуалиста), одна ротонда, явно напрашивающаяся на систематические акты вандализма и многочисленные ангелы.

Появление ангелов понятно. Нынешняя ситуация в городской скульптуре предопределена не сегодняшним днем, а шестидесятыми-восьмидесятыми годами, когда нынешние скульпторы учились и делали первые шаги. Тогда от архитектуры требовалось дешевое социальное жилье, а от скульптуры – человек в кепке, с бородкой и рукой, указывающей на светлое будущее. Потом светлое будущее наступило, человек с бородкой чем-то проштрафился, и заказ на его облик прекратился, обездолив целое поколение скульпторов, которые все-таки рассчитывали немного пожить за его счет. Но в голове-то осталось знание, твердое, как гранит: скульптура делается по воле начальства для воплощения образа начальства.

Но, господи боже, кто теперь – начальство? Понятно, Путин. Если бы он пошевелил пальцем – сотни скульпторов бросились бы ваять его суровый профиль и чеканный анфас. Но он не шевелит. Вообще-то иногда люди поговаривают о существовании какого-то Бога и ангелов его. И будто бы они чуть ли не сильнее всех президентов на свете.

Это, конечно, слабый, но все-таки выход: ангелы – это начальство. И вот они сидят на колоннах, то в одиночестве, то живописными группами, а то, что при этом памятник трехсотлетию начинает подозрительно смахивать на надгробный, это ничего. Хоть какой-то смысл появляется – дескать, спи спокойно, любимый город.

Скульпторов можно понять – им надо кушать чего-нибудь, поэтому они будут пламенно доказывать острейшую потребность города в монументальной скульптуре. И вот множится и множится в историческом центре народ уродцев – каменных и бронзовых. То скрюченный Шевченко, то кряжистый Тургенев, то жалкий Гоголь, то бравый городничий с лицом Никиты Михалкова. Только зазеваешься, а начальство не дремлет, хоп! – опять новый уродец.

Совсем недавно я слышала, что к юбилею азербайджано-русской дружбы (?) в Питере предполагается установить памятник Низами. Свято верю, что он был человек видный и достойный, но с какой стати ему тут памятник громоздить, не понимаю и никогда не пойму. Видимо, у кого-то из начальства есть свой трефовый интерес в Баку.

Когда же, наконец, во всех генеральных планах развития города будет записано крупными буквами: «НИКАКИХ НОВЫХ ПАМЯТНИКОВ В ИСТОРИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ». Пожалуйста – вот Купчино, вот Веселый поселок, вот Гражданка. Творите и пробуйте. Конечно, Купчино тоже отчасти жалко, но все-таки не такой острой жалостью.

И ссылки на Париж и Венецию, где тамошнее начальство смело экспериментирует с внедрением современных монументов в историческую среду, меня не убеждают. Париж и Венеция – богатые города, они могут тешиться разными разностями. Петербург – город бедный. У нас куча неотложных нужд. У нас не налажены простейшие системы жизнеобеспечения.

У нас чудовищные дороги, нищие больницы, бедные школы. У нас явная деградация власти, которая в конце зимы вдруг встрепенулась, оглянулась и молвила: «Э-э… а где дворники?» Нам надо экономить на всем, считать копеечку, срочно ремонтировать город. Монументальная скульптура – это излишество, от которого следует решительно отказаться.

Потомки нас поймут и простят, если мы не оставим им в наследство десяток-другой монументальных уродств.

Более того – сдается мне, что нас отлично поймут и современники.

март

Конец Санкт-Ленинграда

Последняя веха смутного времени. Власть готовится отпраздновать трехсотлетие города

Тает снег… Лужи, мусор и грязь… Но, слава богу, хотя бы голого льда нет. В эту зиму я три раза упала и прокляла городскую администрацию грозным проклятьем – на семи соборах до седьмого колена (боюсь, начинает сбываться)… Великий пост, гадкий грипп, невыносимые пробки, реклама противного Гарри Поттера…

Наступает самая угрюмая и некрасивая пора в жизни брошенного города, который провалился в щель времен, заплутал на пути от Ленинграда к Санкт-Петербургу, обратившись в какое-то недоразвитое, странное чудище, люмпена с претензиями – в Санкт-Ленинград.