Атака зомби - Александр Шакилов

– Нам нужны опытные бойцы. Давай к нам, полковник. У нас весело.

– Да уж, обхохочешься. – Он застегнул ширинку.

– Разве это занятие для офицера – натравливать зомбаков на нормальных людей? Пусть между острогами возникло недопонимание, это еще не повод… Как можно до такого докатиться вообще?!

Огладив усы, он что-то пробормотал про долг и приказы, которые не обсуждаются. О присяге еще вспомнил. Но прозвучало это как оправдания, поэтому Самара замолчал.

Он для своих отныне – дезертир и предатель. Не расстрелял ведь на месте диверсантку, но позволил ей скрыться и сам сбежал. Кто поверит, что девчонка вырубила чемпиона Ленинграда по дзюдо? И даже вернись он и утряси эту проблему, Резник – министр обороны, чтоб его! – все равно найдет повод избавиться от Самары. К примеру, подошлет убийц, как уже сделал это однажды. И если отбросить сантименты и думать рационально, то…

Обратной дороги нет.

А как же долг? Присяга?..

Девчонка права: разве должен человек натравливать на других людей зомбаков? Разве тот, кто приказал вести в бой этих полузверей, не забыл о присяге, в которой сказано: «Обязуюсь защищать свой народ и каждого человека от зомби»?! К черту политиков и безумцев! Самаре с самого начала претило наступление на Москву. Он против оружия возмездия!..

– Я согласен.

– Что? – От удивления Мариша открыла рот и опустила автомат. Небось не ожидала, что он так быстро примет решение.

А чего тут медлить, если все и так ясно? Надо, что ли, жеманно отказаться, будто девица, которую позвали замуж и которая заявляет, что ей надо подумать, хотя она давно мечтала о браке? Ну уж нет, Самара знает, что делает.

– Я согласен перейти на сторону Московского острога. Но при одном условии.

Девушка прищурилась:

– Каком?

– Я поведу мотоцикл.

Глава 5

Член Политбюро

– Пришел в себя, брат? – Над Даном стоял Ашот. На чисто вымытом лице выделялся сине-зеленый синяк – работа Данилы. На горле отпечатки пальцев – тоже его заслуга. – Собирайся.

Мышцы ломило, плечо и нога болели, но вполне терпимо. Кровать скрипнула. Приподнявшись на локтях, Дан осмотрелся. Из лаборатории отца он чудесным образом – в памяти пустота – переместился в просторную светлую комнату, где всё – пол, стены, потолок – было выкрашено белым. Он словно попал в морозилку, обросшую снегом. Но пара изо рта нет. По всему, Дан в больнице. Раны ему обработали, повязки сменили. И чувствовал он себя препаршиво, не столько физически, сколько морально.

Мариша погибла. Он должен был защитить ее! Должен!

Как дальше жить?..

– Извини, – прошептал он.

Ашот его услышал, кивнул – мол, извинения приняты.

– Да ладно тебе, брат. Чего опять-то? Я ж сам виноват, нефиг языком молоть. А вообще, скажи спасибо Шамардину, что живой еще. Ты, глазищи выпучив, попер на него. Он вскипел мгновенно, ты б его видел. Но быстро, гад, сообразил, что нельзя тебя валить при попытке нападения на должностное лицо. Из-за бати твоего, я думаю. Если б тебя пришили, батя твой ни за что исследования продолжать не стал бы. И я палец о палец не ударил бы на службе москвичам, меня мама ждет, я дома уже полгода не был… Да и при стволах мы явились. Если что – накрошили бы народу на десяток гробиков. – Ашот чуть ли не пританцовывал на месте. Такое с ним случалось лишь в двух случаях: если не терпелось рассказать что-то или хотелось в сортир. – Короче, братишка, ты вовремя вырубился. Могло все круче обернуться. Гурбан меня отправил проследить, чтобы тебя не в тюрягу, а в больничку при Кремле доставили. И вот ты здесь, брат. Как какой-то член Политбюро!

Данила молча уставился в потолок. Пусть Ашот танцует, рассуждая на отвлеченные темы, Дану без разницы эти дрязги. Белый потолок навевал тоску. Жить не хотелось.

Толстяк чуть ли не вприпрыжку закружил по комнате, потирая руки и смешно надувая и так пухлые щеки.

– Ты чего валяешься, брат? Я ж сказал: собирайся.

– Куда? Зачем? – Данила сам себя едва услышал, говорить не хотелось.

– Как куда? – искренне удивился толстяк. – Наши ведь ждут. У Тихонова все собрались. Я вот за тобой примчался, чтоб ты тоже поучаствовал.

Грудь сдавило болью. В глазах стало мокро.

– Не все.

– Чего говоришь, брат? – Ашот открыл шкаф в дальнем углу палаты – тоже белый – и достал из него вещи Дана, но не черный балахон с последнего задания, а камуфляжную куртку и штаны из квартиры.

Данила крепко-крепко зажмурился. Как туда возвращаться, в квартиру эту, ведь там всё напоминает о Марише?..

– Не все, – повторил он тихо, а потом выкрикнул: – Наши не все! Мариши больше нет!

Ашот с удивлением посмотрел на него – мол, что за чепуху ты несешь, братишка, – и сказал:

– Если я говорю «все» – значит, все.

– Что?! – Дан вскочил с кровати. Ноги задрожали, он плюхнулся обратно.

Ашот кинул ему одежду:

– Одевайся, брат.

Не смея больше расспрашивать, боясь словами вспугнуть чудо, Дан стянул с себя больничную пижаму. Ашот же, как назло, замолчал и перестал пританцовывать.

Лишь на улице он открыл вновь рот:

– Кстати, Шамардина со вчерашнего дня никто не видел. Исчез, испарился просто. Его по острогу в розыск объявили.

Кулаки Дана непроизвольно сжались. Над острогом плыли черные, как сажа, дымы.

– Что это? – спросил он мимоходом, слишком возбужденный, чтобы обращать внимание на всякие мелочи.

– Не знаю, брат. – Ашот выглядел обеспокоенным.

Сердце тревожно стучало, ломая ребра, пробивая кожу и вырываясь из груди. Сердцу было тесно. Оно спешило, а ноги не поспевали!..

Растолкав заслон охраны у двери, Дан вломился в кабинет, в тягучий полумрак, пропахший пылью. Свалив с десяток пирамид из папок, он промчался мимо командира и боевых товарищей – и наткнулся на взгляд Мариши.

И обмер.

Жива!!! Лицо испачкано, балахон разорван, круги под глазами, царапины, волосы в беспорядке. Но жива! Жива!!! Картинка в глазах: она качает головой, опираясь на борт «таблетки», ее окружают зомбаки в форме, а потом – взрывы гранат, раскуроченный микроавтобус, бушующее пламя…

Он так много хотел сказать ей, но не мог вымолвить ни слова.

Безумная радость, счастье без конца и края, бескрайнее облегчение – коктейль из этих чувств захлестнул его. Голова кружилась, кровь пульсировала в висках. Данила замер, тяжело дыша, руки его поднялись в поисках опоры.

Она жива!

Но взгляд… Он отвык от подобных ее взглядов. Так неприступная Петрушевич смотрела на однокашника Сташева – до того дня, когда ее отец велел Дану отправиться в глубь Территорий вместе с Равилем. Она тогда ни во что не ставила Данилу, как на пустое место смотрела. Но ведь те времена давно миновали, разве нет?

– Мариша, ты… – Он шагнул к ней, зацепил стопку бумаг, чуть не упал.

– Я ж говорю, советник, уборка не помешала бы, – послышалось сзади. – Травмоопасно у вас. Даня, брат, ты поаккуратней, что ли.

Тихонов нахмурился:

– Молодой человек, смотрите под ноги. Вас одного ждали целый час, так еще и… А мы, между прочим, собрались здесь не личные вопросы решать. Оставьте девушку в покое, она много пережила.

– Я… – Дан растерялся. – Но я же…

– Мы наслышаны о ваших подвигах. Вспугнуть предателя, заставить его скрыться, когда он практически угодил уже в наши сети!.. – Тихонов едва не шарахнул кулаком по столу, сдержался в последний момент. – Остыньте, молодой человек. Ваши порывы слишком дорого нам обходятся.

В поисках поддержки Данила переводил взгляд с одного лица на другое. О чем это советник? Что он говорит? Гурбан хмыкнул и опустил глаза. Лица Маркуса невозможно было рассмотреть под балахоном. Фаза, казалось, дремал. Тихонов – тут все понятно. Ашот довольно ухмылялся – мол, как тебе сюрприз, а ты еще не верил. Мариша смотрела не на Дана, а на…

– А это еще кто? – вырвалось у него.

Только сейчас он заметил рядом с Маришей мужчину среднего роста, в форме ВС Ленинградской коммуны. Судя по погонам, в чине полковника. То есть личность довольно важная, не сержантик какой, не рядовой. Такой человек вполне может знать о планах Верховного совета.

Дан еще раз оглянулся – что за гусь? На сей раз все старательно отвели взгляды. Даже Ашот перестал скалиться и подмигивать.

Тихонов подошел к Марише, взял ее за руку и с чувством принялся трясти:

– От имени Совета и всего острога Москва благодарю за службу, младший лейтенант Петрушевич! За взятого вами «языка» я буду ходатайствовать о присвоении вам внеочередного звания. А то и представим вас к награде!

У питерского полковника, прослушавшего эту торжественную речь, вытянулось лицо:

– Прошу прощения, советник. Не узнаете меня? Полковник Самара. Я лично передал вам в руки Равиля. Неужели забыли?

Собравшиеся в кабинете дружно охнули. Этот мужчина пленил Равиля? Того самого, который не только привел Орду к Москве, но, будучи под слизнем, доставил кучу неприятностей Даниле и его товарищам?!