Ойроэн (СИ) - Кочешкова Елена А. "Golde"

Мы вдвоем стояли под прозрачно-синим утренним небом, а вокруг нас простиралась золотая степь, сплошь покрытая душистыми звездочками горицвета.

Не сводя с меня глаз, ирвис опустился на землю, подставляя свой беззащитный загривок. Спустя мгновение уже была на его спине – теплой, сильной, знакомой мне всеми ее шрамами.

Ирвис поднялся. Замер, дернул ушами...

...и побежал через степь.

Только золотые звездочки замелькали вокруг нас.

11

Я проснулась с ощущением невозможного необъятного счастья. Не зная его причины, не понимая его природы, я лежала, боясь открыть глаза и потерять это чувство. Мне хотелось вобрать в себя все то солнечное золото, которое наполнило мою душу и мой разум. Наверное, поэтому я не сразу поняла, что меня разбудило, где нахожусь... и с кем.

Сначала мне показалось, это Лиан. Показалось, я снова в его объятиях. Но нет. Запах был другим. И ощущения тоже. Я подняла ресницы и в неярком свете масляной лампы увидела перед собой россыпь веснушек на бледном лице, до половины прикрытом белыми волосами. Вереск обнимал меня крепко. Как никогда прежде. Наши тела сплелись подобно корням двух деревьев, выросших бок о бок на одном обрыве. И впервые я испытала рядом с ним чувство, похожее на робость. Я испугалась, что кто-то застанет нас такими и, страшась увидеть на себе чужой взгляд, стремительно села на лежанке.

В шаманском тэне было пусто.

Курился едва заметный дымок над очагом, утекая в темноту ночного неба. Грудь распирало от молока, аж рубаха промокла. Откуда-то издалека до меня донесся плач моего сына. Он и вернул меня в реальность.

Сколько же времени прошло? И что с нами случилось? Образы странного сна почти рассеялись.

Я подтянула колени к груди и снова зажмурилась, пытаясь поймать ускользающие воспоминания о том, чего не было и что было ярче яви.

Снежный ирвис...

Вот значит, кто твой зверь.

Вот каков ты на самом деле.

Я открыла глаза, протянула руку и убрала волосы с веснушчатого лица. Жар спал, светлая кожа была теплой, но не более. Теперь он просто спал.

Пошатываясь я встала и ощупью двинулась к выходу из тэна. Рад кричал уже очень громко. Звал меня и требовал еды.

В большом шатре Вей ходила от одного края жилища к другому, укачивая моего сына, пытаясь утешить его, но тот хорошо знал, что ему нужно и не желал уняться. Шиа в одной рубашонке тихо играла с тряпичными куклами на широкой семейной постели. Вид у нее уже был очень сонный.

Шамана я нигде не приметила.

– Ну полно орать-то, – сказала, опуская за собой полог и делая шаг к Вей, что держала мальчишку на руках. Та посмотрела на меня с радостью.

– Хвала богам, милая! Кайза не велел тебя тревожить, но малышу ведь не объяснишь...

Я забрала маленького засранца и тут же села с ним у очага, приложила к переполненной груди, испытав ничем невыразимое облегчение. Вот мой сын, вот я. Все просто и все понятно. Так и должно быть.

– А где он сам? – спросила я, целуя Рада в сладкую макушку.

– Уехал. Обещал до полуночи вернуться, – Вей протянула мне пиалу, полную теплой орсы. – Как мальчик?

Мальчик... Мне стоило больших усилий вспомнить, что он и правда пока еще мальчик. Еще не тот, кого я видела во сне.

Я сделала большой глоток из пиалы. Соленый и наваристый, молочный напиток согрел нутро. Вкусно... Мать моя орсу так и не полюбила, а я с детства привыкла к степной еде, что казалась слишком странной всем иноземцам.

– Спит, – ответила, облизнув губы.

– Легче ему? Кайза мало говорит, но мне-то всегда видно, если дело худо...

Я кивнула. Перед глазами все еще сияла летящая навстречу золотая степь.

– Легче.

– Пойду туда, – сказала Вей озабоченно. – Негоже его одного сейчас оставлять. Кайза не велел.

– Не надо. Я сама. Рада уложу и пойду.

Почему? Зачем? Разве мне не хватило бессонных ночей и тревог? Я спрятала лицо за пиалой, надеясь, что Вей ничего не спросит.

Она и не спросила. Только посмотрела на меня заботливо и кивнула на Рада:

– С нами сына оставишь? На всю ночь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Пока не заорет... или пока Кайза не вернется. Тогда приду. Можно?

В доме шамана Рад стал спать лучше и меньше плакал, так что я надеялась, он не проснется до самого утра.

– Ну конечно, – Вей улыбнулась. – Твой малыш нам уже как родной.

Она не лукавила, я это знала. Чувствовала. Здесь мы и правда жили как в своей семье.

Чудно. Но так хорошо...

За минувшие дни у Вей было много возможностей вызнать все про мое прошлое и настоящее, но она почти не задавала вопросов, и если о чем спрашивала, так больше по делу, а не из любопытства. Я была ей за это очень благодарна. Сама же она оказалась охочей до разговоров и много всего рассказала про свою жизнь: у меня аж голова кругом шла, когда я пыталась представить себе, сколько же ей выпало пережить... Об одном лишь Вей никогда не упоминала – о судьбе их дочери. Из скупых слов о ней я поняла только, что мать Шиа до срока покинула подлунный мир. Зато она успела подарить шаману внучку. Единственную, поскольку двое выживших младших сыновей Кайзы не спешили связать себя семейными узами.

Пока я кормила Рада, Вей успела положить мне в миску свежего творога, смешанного с тсуром и вареным ячменем. Было вкусно, но все, о чем я думала, это о том, чтоб поскорее покончить с ужином да уложить сына спать.

Необъяснимая сила тянула меня обратно в шаманский тэн. Она не имела ничего общего со страхом, тревогой или чувством долга. Я просто знала – Кайза прав, кто-то должен оставаться рядом с его учеником. Но знала и больше – этой ночью там должна быть именно я.

12

В шаманском тэне я первым делом распалила заново погасший очаг. Плотные сухие лепешки кизяка сначала тихо затлели, а потом и разгорелись неярко, но уверенно. Я сидела рядом на корточках, держа в руке кривую тонкую ветку со множеством сухих листьев, и смотрела в самую глубину огня.

В глубину себя.

Что я хотела там увидеть? Что хотела понять?

Ох, я знала, что. Просто никак не могла себе в том признаться. Меня до дрожи пугали эти мысли и чувства. Мне мучительно хотелось убежать и спрятаться от них. Залезть под камни, закопаться в землю. Но я понимала – куда ни побегу, они останутся со мной в любой норе.

Этот мальчик.

Кем он был для меня на самом деле?

Ему казалось, что он просто никто... но разве это так?

О нет. Совершенно точно нет.

Я смотрела в огонь и видела слепящие глаза белого ирвиса. В них не было ярости дикого зверя, но была спокойная уверенная сила. В них не было желания покорять и захватывать, но была готовность владеть тем, что принадлежит ему по праву. Его образ вошел мне под кожу, достал до самого нутра. Как ни старалась, я не могла избавиться от него.

«Не хочу! – тонкая рогатая ветка для растопки громко хрустнула, преломившись в моих дрожащих руках. – Не хочу больше никогда связываться с колдунами! Да еще и с такими сопливыми! Ни за что!»

Я сердито встала, бросила ветку в огонь и тот взметнулся выше обычного, ярко высветил все темные углы шаманского тэна.

И «сопливого колдуна», крепко спящего на лежанке.

«Да над нами все смеяться будут...»

Я подошла к нему и, закусив губу, вгляделась в такое знакомое до последней черточки лицо.

«Он совсем не такой, как мне надо! И маленький!»

Ну да, уже сейчас на полголовы меня выше...

«Он ничего не умеет и ничего не знает!»

Так ведь недолго научить-то...

«Нет! Нет, нет, нет!»

Я просто посижу здесь до утра, вот и все. А потом вернется Кайза и скажет, что самое плохое позади. Что этот убогий седой колдуненок дальше и сам справится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но этот сон...

Дрожь не уходила.

«Не смей! – мысленно я отвесила себе крепкую оплеуху. – Даже не смей думать о таком всерьез! Ну что же, что сон! Один синеглазый ублюдок, вон, до сих пор снится, а толку-то?! Разве это хоть что-то значит?! Ничего! Это вообще ничего совершенно не значит! Дура!..»