Одержимые - Таня Хайтман

Профессор сделал паузу, словно прислушиваясь к себе. Леа была очень благодарна ему за внезапную тишину. В таком ослабленном состоянии ей нужно было как следует сконцентрироваться, чтобы ничего не упустить. В то же время ее удивило то, насколько различны были оба мужчины, несмотря на их близость: в то время как Адама было трудно разговорить даже под угрозой изощренных пыток, слова из профессора Каррьера так и лились, словно пена из открытой бутылки шампанского.

Его руки слегка вздрогнули, выдавая, что он вновь предался воспоминаниям.

— Потребность в питье имеет для нас почти экзистенциальное значение, ей практически невозможно противостоять. Это сравнимо с человеческой сексуальностью: ее можно подавлять, накладывать на себя целибат, пытаться направить ее в определенное русло, но рано или поздно она пробьет себе дорогу. Думаешь, что у тебя все под контролем, и вдруг приходишь в себя запыхавшимся и испачканным рядом с каким-то телом, очень надеясь на то, что это воспоминание никогда не перейдет границы расплывчатого. Жадных демонов и людей никогда нельзя недооценивать, дорогая моя.

Его щеки слегка порозовели, но Леа не могла понять, в чем причина этого — предмет разговора ему неприятен или же он, что более вероятно, волнует его. А с учетом того, что глаза его сверкали, Леа склонялась к последнему предположению. Она незаметно забралась поглубже под одеяло.

— И все же, нам подобные могут откопать человеческое в себе, — продолжал профессор, слишком погруженный в свои мысли, чтобы заметить подавленное состояние Леа. — Впрочем, наш род считает это неправильным, видит в этом только лишь болезненную тягу к саморазрушению. Демон красив и силен, он щедро одаривает нас. Цепляние за остатки человеческого, которое по сравнению с демоническим бессильно и скучно, причиняет только боль. Для большинства из нас предоставлять убежище демону — большая честь. Тот, кто подавляет его, неизбежно считается дураком, если не врагом.

Печальная улыбка и то, как профессор Каррьер пожимал плечами, сказали Леа о желаниях этого мужчины больше, чем его слова. Очевидно, он прочел мысли на ее лице, потому что негромко продолжал:

— Но кто же может устоять против своих страстей, не так ли, Леа? Человек — это мой конек: я культивирую его, как только могу. На этом и основывается наша странная дружба с Адамом. Мы оба тоскуем о том, что отнял у нас демон. Тем не менее я не могу понять решение Адама противиться желанию демона. В конце концов, демон ведь требует не просто превращения. Нет, он выбрал ему спутницу!

Его голос стал более проникновенным, и он посмотрел на Леа таким пристальным взглядом, что та смущенно принялась изучать узор на одеяле. Конечно, она чувствовала, что разговор с профессором откроет ей о демоне гораздо больше, чем она когда- либо выудит из молчаливого Адама, но все это было для нее уже чересчур.

Хотя, похоже, профессор решил не обращать на это внимания.

— Сопротивление Адама просто не может продолжаться долго, — продолжал он. — Познать своего визави означает стать наконец-то единым целым. Потому что, сколь фантастичными бы ни были возможности, которые предлагает нам демон, постоянным нашим спутником остается одиночество. Человеческое общество кажется нам обществом второго сорта, пошлым и нудным. Хотя некоторые из нас окружают себя слугами-людьми, это не выход из положения. А нам подобные подходят друг другу так же хорошо, как два равнозначных полюса. Целевые союзы — большее нам, как правило, не удается.

Он махнул рукой, словно хотел сказать, что от всего этого можно сойти с ума. Такое существование — настоящий балаган!

Мериться силами со своим внутренним господином — как же это похоже на Адама: таким образом он удовлетворяет свой дух противоречия. Хотя он утверждает, что не готов идти на риск, которым сопровождается каждое превращение. Но это промедление — только ненужные мучения, причем для обеих сторон, мне так кажется. Никто не может отвергнуть дар демона. Я бы даже сказал, что это дар судьбы. — Профессор умолк на мгновение, и его губы превратились в узкую полоску. — Если позволите, дам вам совет, Леа: подумайте, каким образом приставить пистолет к груди Адама. Его сопротивление будет сломлено, потому что демон все равно добьется своего, так бывает всегда.

Вы не можете говорить серьезно! — Леа осторожно приподнялась на подушках. Тут же закружилась голова, легкие сжались, чтобы издать лающий кашель. — Вы хотите, чтобы я заставила Адама превратить меня в монстра, в одержимую?

Если Леа собиралась своими словами обидеть профессора Каррьера, то он не подал и виду. Он элегантным жестом захлопнул книгу и встал.

— Дорогая моя Леа, — сказал он, идя к двери, — вы уже одержимы с того момента, как Адам познал вас. Вы — подходящая ему противоположность. Поэтому вам не уйти от своей судьбы. Вы можете только бросить ей вызов и потерять ее. Мне жаль человека в вас, но я рад за Адама. Извините, но это просто ужасно — идти сквозь время в одиночестве. Спутница того же рода, что и ты, может смягчить эту боль. По крайней мере, я на это надеюсь.

Леа пробудилась от бешеного сердцебиения, наполнившего томлением, заставившего распахнуть глаза. Адам стоял к ней спиной, повернувшись к открытому окну, и неподвижно глядел в ночь. Это зрелище уже было в достаточной мере ей знакомо, потому что в последнее время он постоянно так стоял. Со временем ее уже перестало уязвлять то, что он стоит спиной; она выяснила, что он наблюдает за ее отражением в оконном стекле. Итак, шоу под названием «Леа» продолжалось, но она была слишком измучена болезнью и слишком смущена словами профессора Каррьера, чтобы бороться.

Она медленно села в постели, взяла тарелку с манной кашей, стоявшую рядом с чайником, стопкой книг и скляночками с лекарствами на ее ночном столике. Поедая кашу, Леа прислушивалась к своему больному телу: температура спала, теперь о ней напоминала только боль в суставах. Горло по-прежнему царапало, да и кашель останется надолго, но в целом она чувствовала себя гораздо лучше. Еще всего лишь сорок восемь часов назад даже дыхание стоило невероятных усилий, но теперь она могла получать эстетическое наслаждение от вида красивой спины Адама. В мыслях ее пальцы блуждали по тонкой ткани там, где выступали его лопатки. В следующий миг ее пальцы уже касались не ткани, а наэлектризованной кожи. Какая же она на ощупь… м-х-х…

Погруженная в свои мечты, Леа смущенно вздрогнула, когда поняла, что Адам повернулся и сделал пару шагов по направлению к кровати.

Внезапно она с неудовольствием осознала, что пропотевшие волосы липнут к голове, а большая серая футболка, в которую ее переодели, не слишком выгодно подчеркивает ее острые плечи. Бледная кожа, круги под глазами, ярко-красный от насморка нос — что же сделала болезнь с ее внешностью?