Миры Айзека Азимова. Том А - Айзек Азимов

«Послушайте, красотка, Вечность не забава и не развлечение для скучающих особ. Мы работаем дни и ночи. Мы осуществляем величайшую миссию. Мы изучаем до малейших подробностей все Времена с основания Вечности и до последних дней рода человеческого и рассчитываем неосуществленные возможности, а число их бесконечно, но среди них нам надо отыскать самые лучшие, а затем мы ищем момент Времени, когда ничтожное действие превратит эту возможность в действительность, но и лучшая действительность не предел, и мы снова ищем новые возможности, и так без конца с тех пор, как в далеком Первобытном 24-м веке Виккор Маллансон открыл Темпоральное Поле, после чего стало возможным основать Вечность в 27-м, таинственный Маллансон, который взялся неведомо откуда и практически основал Вечность… и новые возможности… и так без конца… по кругу… вечно… снова и снова…»

Он потряс головой, но мысли по-прежнему неслись вихрем, их сочетания становились все причудливее и фантастичнее, и вдруг безумная догадка ослепительной вспышкой взорвалась в его мозгу… и погасла.

Он пытался ухватиться за это мгновенье, как за соломинку, но ее унесло течением.

Мятный напиток?

Нойс была уже совсем рядом, так близко, что лицо ее казалось ему светящимся туманным облаком. Он чувствовал легкое прикосновение ее волос к своим щекам, теплоту ее дыхания. Он должен был отодвинуться, встать, уйти, но — странно, почти невероятно, — ему не хотелось отодвигаться.

— Если бы я стала Вечной… — шептала она так тихо, что удары его сердца почти заглушали слова. Ее влажные губы были слегка приоткрыты. — Сделай меня Вечной!..

Он пытался понять смысл ее слов, но внезапно они потеряли для него всякое значение. Мир исчез в языках пламени.

Кто он? Эндрю Харлан или кто-то другой? Где он? Во сне? Наяву?

Все, что с ним произошло, вовсе не было таким отталкивающим и ужасным, как представлялось ему прежде. И это явилось для него пугающим и радостным откровением.

А потом она прильнула к нему, ласково и нежно улыбаясь одними глазами, а он, задыхаясь и дрожа от непривычного счастья, неумело гладил ее влажные черные волосы.

Все переменилось. Она уже не была для него прежней Нойс Ламбент, женщиной со своей отдельной, непонятной ему жизнью. Странным и неожиданным образом она сделалась частью его самого.

Случившееся не было предусмотрено Инструкцией, но Харлан не испытывал ни малейших угрызений совести. Только мысль о Финжи пробудила в нем сильное чувство. Он упивался своим торжеством!

В эту ночь Харлан долго не мог уснуть. Головокружение прошло, бездумная легкость постепенно рассеялась, но ощущение необычности происходящего никак не покидало его. В первый раз за всю свою сознательную жизнь он лежал в постели с женщиной.

Он слышал тихое дыхание Нойс; смутное мерцание стен и потолка позволяло различить рядом ее силуэт. Он мог бы даже коснуться ее тела — стоило только протянуть руку, — но он не смел пошевелиться, боясь разбудить ее.

Он с испугом подумал: а вдруг он сам и все, что было между ними, только сон, ее сон, и ему стало страшно, что она может проснуться и все исчезнет.

Что за странная мысль — словно она отбилась от фантастического хоровода, кружившегося недавно в его мозгу…

Эти безумные мысли, порожденные необузданной фантазией, лежащие за гранью рассудка, как они пришли ему в голову? Он попытался припомнить их и не смог. И внезапно стремление вернуть эти мысли поглотило его без остатка, сделалось для него важнее всего на свете. Хотя он не помнил никаких подробностей, им овладела твердая уверенность, что на какое-то мгновенье ему открылось нечто очень важное.

Он не помнил, в чем заключалась его догадка, но его охватило то ощущение легкости, какое бывает у человека в полусне, когда мозг не скован логикой и внутреннему взору открываются недоступные наяву перспективы.

Даже мысли о спящей рядом с ним девушке отодвинулись на второй план.

«Если бы мне только удалось ухватиться за ниточку, — размышлял он, — я думал о Реальности и Вечности… да, и еще о Маллансоне и Купере…»

Он вдруг замер. Почему он вспомнил об Ученике? При чем тут Купер? Он не думал о нем тогда.

Но в таком случае почему эта мысль пришла ему в голову сейчас?

Харлан сдвинул брови. Что скрывается за всем этим? Что именно пытается он понять? Откуда в нем это непреодолимое стремление что-то вспомнить?

Он похолодел, потому что эти вопросы озарили все вокруг слабым отсветом недавней вспышки, и он уже почти вспомнил.

Он лежал, затаив дыхание, боясь спугнуть рождающуюся в нем мысль. Пусть она придет сама.

Пусть придет сама!

В тишине ночи, и без того уже ставшей самой важной и значительной в его жизни, к нему пришла невероятная догадка, которую в другой, менее безумный миг он отбросил бы без всяких колебаний.

Он дал этой мысли расцвести и созреть, пока она не объяснила ему сотни странных и непонятных вещей, которые раньше оставались просто странными и непонятными.

После возвращения в Вечность ему придется еще многое расследовать и проверить, но в глубине души он был уже совершенно убежден, что разгадал страшную тайну, которую ему никак не полагалось знать.

Тайну, от которой зависело существование Вечности!

Глава 6

Расчетчик

С той памятной для Харлана ночи прошел биомесяц. Но сейчас по обычному счету Времени его отделяли от нее почти двести тысяч лет. Он находился в Секторе 2456-го Столетия, пытаясь с помощью лести, уговоров и неприкрытого шантажа выведать участь, уготовленную Нойс Ламбент в новой Реальности.

Его поведение было грубейшим нарушением профессиональной этики, хуже того, оно граничило с преступлением. Харлана это не трогало. В своих собственных глазах он давно уже стал преступником. Было бы просто глупо скрывать от себя этот очевидный факт. Новое преступление уже ничего не меняло, зато в случае удачи он выигрывал многое.

И вот в результате всех этих жульнических махинаций (ему даже в голову не пришло подыскать более мягкое выражение) он стоял у выхода из Вечности перед незримой завесой Темпорального Поля, отделявшей его от 2456-го. Выйти из Вечности в обычное Время было неизмеримо сложнее, чем пройти через ту же завесу в Колодец Времени. Необходимо было с очень высокой точностью установить на шкалах приборов координаты соответствующей точки земной поверхности и требуемого момента времени. Но, несмотря на огромное внутреннее напряжение, Харлан работал с легкостью и уверенностью, говорящими о большом опыте и природном таланте.