Батыево нашествие. Повесть о погибели Русской Земли - Виктор Поротников

Молвил князь пронский:

– Не ко времени подвалили к нам татары. Ох, не ко времени! Ингварь Игоревич с дружиной в поход ушел. Я ему полторы сотни удалых молодцев дал, сюда бы теперь молодцев этих! Коль не пособит нам князь Георгий, то все костьми ляжем.

– Чего ты раньше времени панихиду запел, брат! – рассердился Юрий Игоревич. – Я тоже дал брату Ингварю три сотни своих гридней и с ними своего лучшего воеводу Евпатия Коловрата. Что теперь плакать из-за этого? Иль мы сами ни на что не годны?

– Отсидимся за стенами, – вставил Олег Игоревич. – Степняки города брать не горазды. А тем временем и дружина Ингваря подоспеет!

– А я думаю, братья, надо выйти в поле и сечь татар там, где встретим! – сказал воинственный Федор Юрьевич. – Батыга ждет возвращения своих послов, но ежели вместо них наша рать на орду татарскую навалится, уверен, спеси у Батыги поубавится. Коль повезет, то разметаем всю орду татарскую, может, и самого Батыгу убьем!

– А коль не повезет? – заметил Глеб Михайлович. – Коль обступят нас со всех сторон полки татарские? Что нам тогда, Лазаря петь?

– Такое уже бывало, – не унимался Федор Юрьевич, – обступали нас полчища половецкие в Диком поле, но ни разу не смогли поганые сокрушить силу нашу!

– Татары – не половцы, сын мой, – мрачно проговорил Юрий Игоревич. – По слухам, Батыевы полчища многие земли прошли и нигде биты не бывали. В Диком поле татары не токмо половцев, но и саксин, и мордву, и черемисов под себя подмяли. Силища у Батыги несметная! В открытом поле нам одним Батыгу не одолеть.

До поздней ночи засиделись князья, обремененные тревогой за свои родовые уделы, на которые грозился обрушиться жестокий татарский хан.

Наутро Юрий Игоревич отправился в Нузу. С ним поехали Олег Игоревич, Всеволод Михайлович и Юрий Давыдович. Поехал с князьями и боярин Бронислав, который твердо решил находиться подле Юрия Игоревича в надежде, что тот при случае поможет ему отнять Саломею у Давыда Юрьевича, если она все-таки сбежала к нему.

Все дороги засыпало снегом, поэтому до Нузы князья добрались только под вечер.

В городке все было пронизано военной тревогой. На башнях стояла стража, сменявшаяся через каждые три часа. По приказу воеводы ратники обливали водой стену и вал крепости.

– На обледенелый-то вал нехристям взобраться будет труднее, – сказал Воинег Юрию Игоревичу.

– Верно мыслишь, воевода, – заметил Юрий Игоревич.

Князь стал расспрашивать Воинега про татар: далеко ли их стан и велика ли у них сила?

– Становища татарские находятся верстах в десяти отсюда, возле Черного леса, – молвил Воинег. – Посылал я дозорных в ту сторону, так из четверых всего один назад вернулся. По его словам, конные татары вокруг становищ так и рыскают. Стан у Батыги огромный, многие тыщи дымов. И коней вокруг пасется видимо-невидимо! Кони у татар такие, что сами добывают траву из-под снега.

– Ну, показывай нам посланцев хана Батыя, – сказал Юрий Игоревич, поднимаясь по ступенькам в дом воеводы.

Князья сняли с себя шубы и шапки, уселись кто на стул, кто на скамью в просторной горнице, на бревенчатых стенах которой висели щиты, мечи и топоры, а на полу была расстелена медвежья шкура.

Со двора долетали веселые голоса и громкий хохот дружинников, прибывших вместе с князьями из Рязани. Их веселили своими прибаутками ратники-острословы из дружины Воинега. Здесь, в тихом скучном мирке маленькой пограничной крепости, такие гости были в редкость.

В ожидании появления татарских послов князья негромко переговаривались между собой.

– Коль на Варлаама столь снегу навалило, то зима будет лютая и снежная, – молвил Юрий Давыдович. – На моей памяти такая же снежная зима была в год битвы на Калке.

– В позапрошлом году зима тоже выдалась на диво холодная, – сказал Олег Игоревич, борясь с зевотой.

В теплом помещении его стало клонить в сон.

– В позапрошлом году санный путь установился токмо в начале декабря, – промолвил Всеволод Михайлович.

– Много снегу – к урожаю, – заметил Юрий Игоревич. – Значит, будущей весной озимые хорошо уродятся.

– Хорошо бы, – обронил Олег Игоревич, – а то недороды замучили! То затяжные дожди весь хлеб на корню сгноят, то суховей из степи налетит…

Бронислав помалкивал, поглаживая свою темно-русую бороду, его мысли были о Саломее. Где же она скрывается?

Наконец в горницу вступили татарские послы, сопровождаемые Воинегом и двумя его ратниками.

Князья и Бронислав удивленно уставились на посланцев Батыя.

Послов было трое. Двое мужчин и женщина, настолько безобразная, что это невольно вызывало отвращение к ней.

На послах-мужчинах были короткие овечьи полушубки и штаны из толстой грубой ткани, заправленные в кожаные сапоги с загнутыми носками. На голове у них были островерхие шапки, отороченные мехом степной лисицы. Оба татарина были низкорослые и кривоногие, их темные раскосые глаза так и впились в сидящих перед ними князей.

Не успел Юрий Игоревич и рта раскрыть, как безобразная татарка, вся обвешанная амулетами из дерева и кости, вдруг затряслась, вытаращила глаза, как помешанная, и принялась совершать непонятные круговые движения руками, притопывая при этом ногами и изгибаясь всем телом. Растопыренные пальцы шаманки делали резкие хватающие движения.

Шаманка была одета в драный стеганый халат, настолько грязный, что было непонятно, какого он цвета. Черные волосы татарки были заплетены в две коротких косы, густо смазанные бараньим жиром. Ее лицо было размалевано красной охрой. Татарка скалила кривые желтые зубы, издавая непонятные хриплые звуки.

Оба татарина взирали на шаманку с нескрываемым почтением и даже слегка посторонились, дабы не мешать ей совершать свою дикую пляску.

Зрелище пританцовывающей перед ними грязной колдуньи не понравилось князьям, это отразилось у них на лицах.

Бронислав поморщился, почувствовав неприятный запах, исходящий от татарки.

Выплясывая и изгибаясь, шаманка приближалась все ближе и ближе к знатным русичам, тыча в их сторону растопыренными пальцами и страшно завывая.

– Слышь-ка, Воинег, убери от нас эту помешанную, – потеряв терпение, обратился к воеводе Юрий Игоревич.

– А ну-ка, молодцы, швырните-ка в снег старую ведьму! – кивнул своим воинам воевода.

Молодые ратники бесцеремонно схватили татарку за руки и выволокли за дверь. Ее возмущенный визг какое-то время был слышен во дворе, но вскоре стих, заглушенный громким хохотом княжеских гридней.

– С чем пожаловали? – неприветливо заговорил Юрий Игоревич, обращаясь к двум татарским мужам. – Выкладывайте!

Послы сняли свои мохнатые шапки и пожелали узнать, с кем они сейчас будут разговаривать. Один из послов неплохо говорил по-русски, другой изъяснялся только на половецком наречии.

Воинег представил послам князей и боярина Бронислава.

Послы сразу приосанились.

Тот, что знал русский, с надменным видом заговорил:

– Мой повелитель Бату-хан, внук Потрясателя Вселенной, говорит рязанскому князю на границе его земли: покорись мне и выдай десятую часть от имения своего и своих подданных. За это великий хан Бату почтит тебя своей милостью и позволит тебе стоять у стремени его коня.

Татарин умолк, выжидательно взирая на рязанского князя.

На скулах у Юрия Игоревича заходили желваки. Он с трудом сдержал гнев, рвущийся наружу. Какие-то вонючие узкоглазые нехристи, невесть откуда взявшиеся, будут условия ему ставить!

Тут еще Бронислав проговорил, с презрением глядя на послов:

– Что-то посланцы великого татарского хана одеты хуже наших смердов. Смех, да и только!

Юрий Игоревич сказал послам, что по реке Оке несколько русских князей владения имеют, мол, ему нужно до каждого из этих князей донести слова хана Батыя.

– На днях в Рязани соберутся все окрестные князья, – молвил послам Юрий Игоревич. – На общем совете князья примут единое решение: покориться хану Батыю или воевать с ним. О своем решении князья рязанские известят татарского хана.

Выслушав ответ Юрия Игоревича, татарские послы покинули Нузу.

Глава тринадцатая. Прощание

Слух о том, что у Черного леса стоит несметная татарская орда, быстро распространился по Рязани.

Пребрана чистила рыбу, когда услышала, как судачат об этом в сенях соседки, пришедшие к ее матери за солью. Материнский голос показался Пребране необычайно встревоженным. Пребрана вся обратилась в слух и не заметила, как порезала себе палец.

Вернувшаяся из сеней Васса увидела, что дочь стоит у стола бледная, зажав палец в кулаке. Васса сразу сообразила, в чем дело.

– Порезалась?

Пребрана молча кивнула.

– Потерпи, дочка. Сейчас перевяжу.

Васса живо отыскала кусок чистого тонкого полотна и разорвала его на узкие ленты. Обмыв порезанный палец дочери холодной водой, Васса произнесла заговор, останавливающий кровь, потом умело сделала перевязку.