Унесенные магией - Алексей Замковой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клони, в отличие от Ретона, свое прошлое не скрывал. Он уже успел рассказать нам о том, что до прихода в роту жил в замке барона Рамерик. Правда, чем Клони там занимался, какие причины заставили его покинуть замок и взяться за ремесло наемника, осталось для нас тайной. Но лично мне кажется, что без участия женщины в этом деле не обошлось.
— Молин, не знаю, как у вас в Агиле, — пожал плечами Клони, — но в баронствах это понятно даже ребенку. Посмотри на этих троих…
Клони указал на остальных ребят нашего десятка: Комила, Стона и Навина. Они очень похожи друг на друга. По крайней мере — внешне. Одинаковые стрижки, что называется, «под горшок», одинаковая, ничем не примечательная крестьянская одежда. Все трое крепкие, но какие-то… Не безвольные, но очень близко к тому. Еще когда они только открыли рот, чтобы представиться, я понял, что в трущобах эти ребята не выжили бы. Простоватые, доверчивые… Появись Комил, Стон и Навин в том мире, который еще сегодня был моим, остались бы с пустыми карманами менее чем через звон.
— …они как раз и были в такой «армии», — продолжал Клони. — В Жилло недели две назад восстание поднялось. Когда мы сюда шли, дружина барона его как раз раскатала в лепешку. Несмотря на то что и числом их поболе той дружины было, и с оружием проблем никаких. Так ведь, мужики?
Бывшие бунтовщики промолчали. Они вообще сделали вид, что не услышали слов Клони. Только Стон немного ссутулил плечи.
— Ну так вот, — Ретон наконец-то дождался момента и продолжил с того места, на котором его перебил Баин, — получается, что дружины у баронов одинаковые. А ссоры между ними случаются частенько, и каждый хочет получить какое-то преимущество. Вот здесь появляемся мы. Барон платит нам деньги, а рота временно поступает под его командование. Такое не считается содержанием — у нас ведь временный контракт. В общем, кто сумел нанять рот побольше да получше — тот и получает преимущество.
— А сколько всего рот? — спросил я.
Ретон пожал плечами.
— Это у стариков надо спрашивать, — ответил вместо него Клони. — Я слышал о пяти. «Рота Хламма», «Нетопыри», наша рота — «Седые волки» и еще две, названий которых не помню.
Разговор затянулся за полночь. Клони и Ретон рассказали нам все, что знали сами. Даже молчаливые Комил, Стон и Навин чуть погодя подключились. Узнали мы из этого разговора не то чтобы много, но в курс происходящих в баронствах дел вошли. Честно говоря, даже живя в полудне пути от баронств, ни я, ни Червь с Черным… Простите — Молин и Баин. В общем, тем, что там творится, мы никогда не интересовались. Своих, знаете ли, забот всегда хватало. Оказалось, жизнь там сильно отличается от той, к которой мы привыкли. И дело не только в том, что Десять баронств — это приграничные земли и время от времени эльфы прорываются туда через линию фортов. В Агиле главная власть — имперский наместник, который в основном в жизнь города, находящегося за замковой стеной, не вмешивается. Участие Империи в жизни большей части Агила заключается только в том, что улицы патрулирует подчиняющаяся наместнику стража. И то очень неравномерно патрулирует. Рынки, речной порт, через который идут грузы с Гномьих гор, — там относительно безопасно. А вот трущобы и другие бедные районы стража контролирует очень слабо. В отличие от Агила в баронствах стражи как таковой нет вообще. Имперские законы соблюдаются там только теоретически и вообще распространяются лишь на самого барона, его свиту, дружину и жителей немногих мелких городков. Для крестьян, живущих на тех землях, есть лишь один закон — слово барона. Вот за соблюдением этого закона дружина следит очень пристально. Иногда воля барона становится непосильной для жителей баронства, и вспыхивают восстания, вроде того, участниками которого были Комил, Стон и Навин. Тогда дружина властителя тех земель, зачастую — с помощью наемных рот, огнем и мечом проходится по взбунтовавшейся местности, и горят целые села, у крестьян отбирают последние крохи, а деревья вдоль дорог начинают сгибаться под тяжестью повешенных. Не знаю, смог бы я жить в таких условиях, но крестьяне все же как-то выживают.
Потом разговор снова вернулся к порядкам в роте. На этот раз речь зашла о питании. Баин посетовал на то, что наш ужин состоял лишь из хлеба и мяса. В ответ Ретон посоветовал ему дождаться завтрака. Оказывается, главная пища солдата — это хлеб. И причина не в скупости капитана. Я с удивлением узнал, что даже в легионах меню не слишком отличается от нашего. Комил, не знаю, откуда он это узнал, рассказал, что бывали даже случаи, когда сами легионеры бунтовали, если вместо положенного хлеба им давали что-то другое. Что-то еще — пожалуйста, но хлеб, по мнению бывалых солдат, должен быть главной пищей. Ретон сам, когда только попал в роту, выразил недовольство здешним рационом. В ответ же, как он сказал, кто-то из бывалых наемников прочитал ему лекцию о питательности хлеба и прелестях марша на голодный желудок. А то, что лишь хлеб способен занять желудок на достаточно продолжительное время, тот наемник считал аксиомой. В конце концов, как когда-то Ретону, Баину посоветовали обеспечить себе любые разносолы, какие только душа пожелает, но самостоятельно и за свои собственные деньги.
Наутро мне, Молину и Баину пришлось побегать. Нас растолкал один из наемников и оповестил о том, что в лагерь снова нагрянула стража. На этот раз стражников было почти два десятка. Не знаю, чего добивался тот, кто послал их сюда, но если он думал запугать Седого, то это у него не получилось. Что такое два десятка стражников по сравнению с более чем сотней закаленных в боях бойцов? Все прошло так же, как и вчера. Стражников водили между палатками, мы в это время скрывались за другими палатками… В общем, поиски снова не дали результата.
А потом для нас началась полноценная жизнь солдата вольной роты «Седые волки». После короткого завтрака, который, как и предсказывал Ретон, состоял из большого куска хлеба и кружки воды, снова появился Ламил.
— Ну что, выспались? — вполне дружелюбно улыбнулся он.
Клони, Ретон, Комил, Стон и Навин тут же вскочили и вытянулись перед десятником. А я, Молин и Баин немного растерялись. Слишком большая разница получилась между тем тоном, которым предпочитал общаться с нами десятник вчера, и сегодняшним. Впрочем, удивление продлилось недолго.
— А ну, встать, гномы толстозадые! — Дружелюбный тон сменился рыком, который мы запомнили еще вчера. — Бегом на луг!
Ближе к обеду меня стали посещать мысли о скорой смерти. Стражники казались почти друзьями, все прошлые неприятности — чем-то незначительным, а каждое текущее мгновение — расплатой за прошлые грехи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});