Бушующая стихия - Сара Крейвен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я дала вам на время крышу над головой. – Ее сердце гулко и часто, почти болезненно, колотилось. – Больше мне нечего вам дать. А теперь прошу вас, отпустите меня. Я… я не хочу кофе, я лучше пойду к себе. Все это… вздор, нелепица, мы слишком далеко зашли.
Он мгновенно отпустил ее, и она почти оскорбилась.
– Вот видите, – тихо сказал он. – Незачем так бояться.
– Я… не боюсь. – Ее голос был похож на сдавленный крик. Неверным движением она поднялась на ноги. – И я вам не пациентка. Копайтесь в собственных проблемах, мистер Делани.
– Именно этим я и намерен заниматься. А потом, мисс Карлайл, я собираюсь обуздать вас с вашей безудержной гонкой по жизни.
– Нет, – тряхнула головой Мэгги, – вы этого не сделаете. Когда мы выберемся отсюда, вы больше никогда меня не увидите, ни на шаг не приблизитесь ко мне. Я вам это обещаю.
– А вот туг вы ошибаетесь, Мэгги. Потому что вы вернетесь в мои объятия, и очень скоро, и тогда я вас уже не отпущу. Думайте об этом, когда будете ложиться спать.
Он удерживал ее взгляд всего одно, но показавшееся вечностью мгновение. Ее губы беспомощно раскрылись, и острая необоримая боль пронзила все ее существо. Она ощутила внезапное отчаянное желание быть с ним, кожей ощутить тепло его тела, обнять его упругие мускулистые плечи, прижаться к его сильной загорелой шее. Этот безудержный порыв ужаснул ее.
Но как горько было сознавать, что желания ее напрасны, что никогда им не сбыться.
Она отступила на шаг, потом еще; осторожно, крадучись, отдалялась она от него, пока ее дрожащие пальцы не схватились за прочные перила винтовой лестницы.
Джей стоял, положив руки на бедра, и, улыбаясь, смотрел на нее. Потом спокойно произнес:
– Вы придете ко мне, Мэгги, и мы оба знаем это.
Ее губы беззвучно прошептали «нет». Он пожал плечами, подошел к столу и налил себе кофе – словно оборвал некую связующую их цепь. Мэгги вдруг почувствовала, что свободна – может уйти, может подняться по лестнице в ожидающий ее мрак.
И вместе с тем ясно, до боли, поняла, что свобода утрачена ею навсегда.
Глава пятая
В ту ночь Мэгги не могла сомкнуть глаз. Она лежала, всматриваясь в темноту, и слушала, как хлещет по стеклу дождь и ветер глухо воет в трубе.
Она, конечно, понимала, что с ней происходит. Снова и снова твердила она, что Джей Делани – высокооплачиваемый актер, пользующийся огромным успехом у зрителей. Секссимвол, ни больше, ни меньше. Его персонажи были неотразимо обаятельны, властны, и Мэгги убедилась, что в жизни он мог нанести куда более опасный удар.
Но как могла она, прекрасно сознавая все это и презирая его и ему подобных, подпустить его так близко? На этот вопрос она не знала ответа.
Ее все время не покидало ощущение его присутствия. Одиночество сделалось для нее столь привычным, что малейший звук, малейшее движение, казалось, пронзали весь домик. Она слышала, как он вымыл посуду, и потом, намного позже, уловила его осторожные шаги по лестнице.
Потом он долго ходил по комнате, ей казалось – несколько часов. Неужели же он так долго раздевается, с раздражением подумала она. В конце концов, не так уж много на нем надето. При этой мысли ее обожгла невесть откуда нахлынувшая горячая волна, принесшая образ его обнаженного загорелого тела, распростертого на ее кровати. Таким он предстал перед ней при первой встрече. И Мэгги с ужасом поняла, что сохранила в памяти каждый изгиб его тела.
Нет, это невозможно, обругала она себя и, перевернувшись на живот, отвесила подушке мощный удар кулаком. Нужно занять голову чем-нибудь другим.
Например, работой. Интересно, как там Филип управляется с Кили Сен-Джон, подумала она и поморщилась. Если бы она смирилась с судьбой и покорно отправилась трудиться – раз уж отпуск все равно сорвался, – она никогда бы не встретила Джея Делани и жила бы себе спокойно.
Как только я отсюда выберусь, прямиком побегу в редакцию, горячо взмолилась она незримым божествам судьбы. Буду самозабвенно возиться с Кили, править строчку за строчкой, как она пожелает. Только не оставляйте меня здесь.
И, твердя эти слова, будто заклинание, она наконец забылась сном…
Солнце нещадно палило, запах свежескошенной травы щекотал ей ноздри. Мэгги глубоко и с наслаждением вдыхала его. Учебник французского лежал перед ней открытым; ей бы следовало заняться повторением, но она так разнежилась, что ничего не хотелось делать. Невдалеке работала косилка, и ее жужжание придавало летнему дню особую прелесть.
Этот укромный уголок сада во всякое время был залит солнцем. Сюда редко заглядывали, поэтому Мэгги воспользовалась случаем позагорать и даже расстегнула лифчик купальника.
Как хорошо поваляться на солнышке, думала она, с наслаждением растянувшись на животе.
Она вспомнила, как ворчала ее сестра: важные экзамены всегда приходятся на летнее время, причем на самую жару. Сейчас Лу, наверное, готовится к годовым экзаменам в университете.
Мэгги беззвучно вздохнула, солнце для нее мгновенно померкло. Ах, если бы Лу не была так далеко! Новая жизнь и новые друзья совсем закружили ей голову, а Мэгги так нужно поговорить с ней о наболевшем… Никому другому она не могла этого сказать, а матери – особенно…
Она уже пробовала намекнуть о растущей тревоге в письмах, но, очевидно, выразилась недостаточно ясно, потому что Лу ее не поняла и попыталась лишь подбодрить.
«Я знаю, тебе нелегко, Мэгс, – писала она. – И никто не сможет заменить нам папу. Но мама теперь счастлива, и нам следует порадоваться за нее, быть к ней снисходительнее. Кроме того, ты скоро уедешь в колледж».
Скоро, да не очень, подумала Мэгги, и по ее спине, несмотря на жару, пробежал холодок.
Снова и снова спрашивала она себя, не фантазирует ли, не напрасны ли ее опасения. Возможно, Лесли Форестер сам толком не знает, как себя вести в новой для него роли отчима, а может, он просто чересчур усердствует, стремясь совладать с неловкой ситуацией.
Но ведь, когда рядом мать, он ведет себя совсем по-другому, размышляла Мэгги, вонзая ногти в ладони. А когда он застает ее одну? Это случалось чаще, чем хотелось бы, и Мэгги начинала думать, что он намеренно ищет с ней встреч.
Ей не нравился неотрывный, немигающий взгляд его серых водянистых глаз, всегда устремленных на ее едва наметившуюся грудь и худенькие бедра. Она дрожала от отвращения, когда он при каждом удобном случае прикасался к ней, протискиваясь мимо нее в тесной кухне, опускал руку ей на плечо или хлопал по спине. Обычно это были всего лишь незначащие, родственные знаки внимания, но порой его рука задерживалась дольше, чем следовало.
Но хуже всего были его поцелуи – влажные, сочные, и целил он все чаще в ее рот, а не в щеку или в лоб, как поначалу.