Холодный мир. Сталин и завершение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Сталин как неопатримониальный лидер

По сравнению с четкой, почти как у часового механизма, работой руководящих структур Совета министров, встречи Сталина и его соратников по Политбюро выглядели особенно хаотичными. Они зависели от намерений и обстоятельств жизни Сталина. Официальные заседания часто принимали форму личных встреч. Сталин нередко устраивал ночные застолья членов Политбюро на своей даче.

Наблюдательный М. Джилас, один из руководителей новой коммунистической Югославии, посетивший несколько дачных собраний у Сталина, охарактеризовал их так:

«На этих ужинах в неофициальной обстановке приобретала свой подлинный облик значительная часть советской политики […] На этих ужинах советские руководители были наиболее близки между собой, наиболее интимны. Каждый рассказывал о новостях своего сектора, о сегодняшних встречах, о своих планах на будущее […] Неопытный посетитель не заметил бы почти никакой разницы между Сталиным и остальными. Но она была: к его мнению внимательно прислушивались, никто с ним не спорил слишком упрямо — все несколько походило на патриархальную семью с жестким хозяином, выходок которого челядь всегда побаивалась «[195].

Хотя Сталин превратил Политбюро в существенно персонифицированный инструмент управления, это не означало, что Совет министров примет ту же форму. Конечно, кадровый состав Политбюро и Бюро Совмина в значительной степени совпадал: семь из девяти первоначальных членов Бюро были также членами Политбюро. Однако при этом Совет министров имел дело с решениями, ответственность за значительную часть которых Сталин практически с себя снял. Дистанцирование Сталина от Совмина позволяло тому функционировать более гибко, в соответствии с преимущественно технократическими критериями. Сочетание традиционных персонализированных форм принятия решений с современными технократическими структурами было характерной чертой высших эшелонов партии-государства в послевоенный период. Как мы уже видели, Сталин в значительной мере сам создавал эту систему, продиктовав например, постановление от 8 февраля 1947 года о реорганизации работы Совмина и создании технократической иерархии комитетов, работавших на регулярной основе и способных принимать решения без обращения к вождю. Однако при этом Сталин мог чувствовать себя в относительной безопасности. Сталин знал, что реальное определение границ компетенции различных институтов всегда оставалось его прерогативой. В любой момент вопрос формальной инстанции (например, Бюро Совмина) мог быть рассмотрен на неформальной встрече с вождем.

Как показали последующие события, Сталин старался держать в своих руках ключевые решения экономического характера. На это были нацелены и те положения февральского постановления 1947 года о Совмине, которые предусматривали оставление вопросов денежного обращения и валюты в ведении Политбюро. Вполне воспользовавшись этим правилом (хотя, конечно, он мог сделать это и без всяких правил вообще), Сталин при помощи министра финансов А. Г. Зверева в декабре 1947 года провел денежную реформу, которая начала разрабатываться при внимании со стороны Сталина еще в годы войны[196]. Два месяца спустя, 16 февраля 1948 года наблюдение за работой Министерства финансов, которое февральским постановлением 1947 года возлагалось на Вознесенского, было отдано Сталину[197]. Сходным образом Сталин по-прежнему активно участвовал в реорганизациях правительственных учреждений. Например, в том же декабре 1947 года он предложил разделить Госплан. Наряду с преобразованием Государственной плановой комиссии в Государственный плановый комитет Совета министров СССР, сосредоточенный на планировании, создавались два новых органа: Государственный комитет по снабжению народного хозяйства Совета министров и Государственный комитет по внедрению новой техники в народное хозяйство Совета министров. «[…] У нас Госплан очень перегружен, — объяснял Сталин в телефонном разговоре В. А. Малышеву, назначаемому председателем Комитета по внедрению новой техники. — У нас министерства плохо занимаются новой техникой […] Надо создать государственный центр по руководству и внедрению новой техники»[198].

В ведение руководящей группы Политбюро (Сталина) были переведены некоторые вопросы, первоначально, согласно букве и духу февральского постановления 1947 года, входившие в компетенцию Бюро Совмина. Например, постановлением Политбюро от 25 мая 1947 года устанавливалось, что «всякое разбронирование цветных и редких металлов и стратегического сырья (каучук, шерсть и т. п.) из государственных материальных резервов может производиться каждый раз лишь после специального обсуждения в Политбюро ЦК ВКП(б) и по его решению»[199].

Особенно ревностно Сталин относился к своему праву кот роля над репрессивными и квазисудебными органами. Особый интерес представляло Министерство государственной безопасности, руководство которого (и министр и следственная часть по особо важным делам) было подотчетно Сталину напрямую. Стремление Сталина поддерживать и укреплять такой порядок, в том числе за счет назначения руководителями МГБ лиц, преданных ему лично и мало связанных с другими членами Политбюро, в полной мере проявилось в 1946 году при снятии В. Н. Меркулова и назначении министров госбезопасности В. С. Абакумова[200]. Используя органы госбезопасности против членов Политбюро (например, в «деле авиаторов», направленном против Маленкова), Сталин провоцировал неприязненные, даже враждебные отношения руководства МГБ и членов руководящей группы Политбюро. Февральским постановлением 1947 года Сталин зафиксировал свой приоритет в контроле над МГБ, передав это министерство под юрисдикцию Политбюро. Это было сделано во изменение постановления от 28 марта 1946 года о распределении обязанностей между председателем Совмина и его заместителями, согласно которому наблюдение за работой МГБ поручалось Берии[201]. Отстранив Берию от надзора за МГБ, Сталин, судя по всему, столкнулся с необходимостью назначения нового куратора, решающего мелкие повседневные вопросы работы МГБ. Сам Сталин заниматься такими вопросами не собирался. Выход был найден в том, что 17 сентября 1947 года наблюдение за органами госбезопасности поручили секретарю ЦК, начальнику Управления кадров ЦК А. А. Кузнецову[202]. Этот выбор, несомненно, был обусловлен тем, что Кузнецов входил в группу Жданова, соперничавшую с многолетним руководителем и шефом органов госбезопасности Берией. Несмотря на то, что Абакумов согласовывал все принципиальные вопросы напрямую со Сталиным, в то время как Кузнецов занимался рутинной работой, Сталин крайне ревниво и с подозрением следил за вторжениями в его вотчину.

Показательным в этом отношении был скандал, вспыхнувший в начале 1948 года. Чтобы продемонстрировать свою бдительность, Абакумов в рамках общей кампании, прокатившейся по всем министерствам и ведомствам, решил устроить суд чести над двумя работниками МГБ. Этот вопрос Абакумов согласовал с Кузнецовым. Такое согласование было вполне логичным, так как Кузнецов не только официально курировал МГБ, но и руководил кадровой работой в ЦК. Однако Сталин усмотрел в этом факте (неясно, на самом деле или в воспитательных целях) превышение полномочий со стороны Абакумов и Кузнецова. 15 марта 1948 года Политбюро приняло специальное постановление, осуждающее Абакумова за организацию суда чести «без ведома и согласия Политбюро». Кузнецову было указано, что он поступил неправильно, дав «единоличное согласие на организацию суда чести». Наряду с взысканиями Абакумову и Кузнецову, постановление запрещало «впредь министрам организовывать суды чести над работниками министерств без санкции Политбюро ЦК»[203].

Февральское постановление 1947 года о реорганизации Совмина свидетельствовало о наличии определенного компромисса между стремлением Сталина максимально контролировать партийно-государственный аппарат и необходимостью улучшения управления экономикой при помощи относительно автономных в оперативных вопросах бюрократических структур. Однако даже в тех случаях, когда Сталин не вмешивался напрямую в действия Совмина, он зачастую косвенно влиял на работу правительства, задавая определенные политические рамки дозволенного. Соратники вождя, работавшие в правительстве, отвергали все то, что могло быть воспринято Сталиным как «либеральные» реформы. Опасаясь спровоцировать гнев Сталина, они не выдвигали предложений, которые могли бы противоречить его желаниям[204]. Они научились приспосабливаться к желаниям и предубеждениям Сталина, не беспокоя его теми инициативами, какими бы срочными и насущными они не были, которые могли вызвать непредсказуемую реакцию вождя. Это стремление соответствовать Сталину объективно ограничивало процесс принятия решений, тормозило проведение даже необходимых и очевидных преобразований[205].