Достояние леди - Элизабет Адлер

Уоррендер поднялся из-за стола и, помахав Джини, направился к выходу. Казалось, какая-то невидимая сила заставила Джини повернуться в сторону сидевшего у окна человека. Их взгляды встретились. Джини Риз поняла: выбор сделан. Она отлично представляла себе, что надо теперь делать.

ГЛАВА 6

Валентин Соловский долго еще не уходил из опустевшего ресторана. Одинокий официант с салфеткой, перекинутой через локоть, терпеливо стоял у дверей, ожидая, когда наконец засидевшийся посетитель допьет последний бокал «Шато-Марго».

Валентин откинулся на спинку стула и молча смотрел на метель за окном. Снегопад был не в диковинку для уроженца России, но он никак не ожидал увидеть такую погоду здесь, в Швейцарии, и уж совершенно не входило в его планы торчать в этой скучной, чопорной Женеве так долго – увы, снегопад не прекращался, надежд на скорое открытие аэропорта практически не было. Он отпил еще один глоток замечательного вина и снова посмотрел в окно. Он думал сейчас о родной Москве, об отце…

День, изменивший коренным образом всю его последующую жизнь, начался обычно. Валентин проснулся рано утром в своей небольшой, но уютной квартире в одном из арбатских переулков… Это был старый, дореволюционной постройки дом. Каким-то чудом он пережил сталинские и хрущевские кампании по реконструкции центра Москвы, и вот совсем недавно в нем был сделан капитальный ремонт – огромные коммуналки переделали в уютные квартиры для партийной номенклатуры. Со старых времен в доме сохранились высокие потолки с лепниной, мраморные камины и ажурные лестницы. Трехкомнатная квартира Валентина была заставлена русским антиквариатом. По иронии судьбы, все эти шедевры – или почти шедевры – Соловский привез в Москву из заграничных командировок. Каждый раз, приезжая в Лондон или Париж, он первым делом бросался по антикварным лавочкам и – насколько позволяла зарплата – приобретал старинные предметы, вывезенные когда-то из России. Напротив, на кухне Валентина царили безделушки из Нью-Йорка, в том числе—красивая старинная кофемолка. На высоких, доходивших до самого потолка стеллажах стояли книги на разных языках – он владел французским, английским, немецким и итальянским так же свободно, как русским…

В доме Соловского не было картин эпохи соцреализма, зато в углу большой комнаты висел фотопортрет Ленина.

Кроме этого портрета, в квартире было еще четыре небольших фотографии в аккуратных, скромных рамках—они стояли на небольшом столике в гостиной.

На одном из снимков был запечатлен его дед Григорий Соловский. Фотография была сделана, когда Григорию стукнуло шестьдесят. Старый большевик крепко стоял на своих коротких крестьянских ногах, приобняв жену Наталью. Ее волосы были седыми, но глаза сохранили удивительный юношеский блеск. Старики Соловские умерли лет десять назад, у Григория было кровоизлияние в мозг, Наталья не вынесла утраты и пережила мужа всего на две недели…

Слева от снимка стояла официальная фотография дяди Валентина – Бориса Соловского: недобрый, вечно подозрительный взгляд, жесткие морщинки в углах рта, лысый, как бильярдный шар, череп. Борис никогда не был женат, хотя по Москве ходили многочисленные слухи о его любовных похождениях. Говорили, что Борис Соловский – настоящий садист, причем не только в отношениях со слабым полом, но и в методах управления КГБ, который он возглавлял на протяжении вот уже семи лет.

На самой большой из четырех фотографий были запечатлены родители Валентина, Сергей и Ирина, в день свадьбы. Оба они широко улыбались в объектив фотоаппарата. Это была любимая фотография Валентина—ни разу в жизни он не видел отца таким счастливым. По возрасту Ирина годилась Сергею в дочери, но было видно, что она от всей души любила своего мужа. Они прекрасно смотрелись вместе: Сергей – высокий, светловолосый, с проницательным взглядом, и Ирина – миниатюрная, стройная балерина, с забранными в пучок темными волосами. Валентин ни разу не видел, чтобы его мать сделала какое-то неловкое движение. Она была грациозна и изящна и на сцене Большого театра, и в саду их большой дачи в Жуковке.

На последней фотографии была запечатлена одна мать. Ирина, дочь сельского плотника и его неграмотной жены, выглядела как настоящая принцесса в кружевной пачке Авроры в «Спящей красавице».

Валентин жил в этой квартире вот уже десять лет, время от времени уезжая в заграничные командировки. Единственное, что могло бы заставить Валентина добровольно покинуть эти уютные стены, было продвижение по служебной лестнице – высокопоставленным партийным чиновникам полагались более роскошные апартаменты… Валентин мечтал о карьере с детских лет.

Он всегда был законопослушным мальчиком: и пионером, и когда в четырнадцать лет вступил в комсомол. Лишь единицы нарушали общие правила. Валентин хорошо помнил, как у него в школе ребята издевались над двумя учениками, чьи родители ходили в церковь. Жизнь несчастных детей была невыносимой. Вскоре, однако, эти двое перестали ходить в школу. Через некоторое время Валентин узнал, что всю их семью выселили из Москвы куда-то на север.

Валентин Соловский окончил факультет международного права МГИМО, после чего провел в качестве младшего офицера несколько месяцев на военных сборах в полку спецназа под Рязанью. На знамени полка был начертан лозунг: «Будь готов пожертвовать собой ради социалистической родины!», и солдаты стремились во всем следовать этому лозунгу. Они беспрекословно выполняли любые приказы офицера, зачастую рискуя при этом жизнью. Вскоре выпускники института стали специалистами не только в международном праве, но и в стрельбе, метании гранат, угоне автомобилей и самолетов. Солдаты жили в тесных, темных казармах, дни и ночи проходили в боевой подготовке. Сразу же после подъема начинались учения, потом – после небольшого обеденного перерыва – упражнения продолжались. Каждое воскресенье отличившимся давали увольнительную – они имели право погулять по городу. Домой никого не отпускали. Впрочем, было одно исключение: у одного из солдат умер близкий родственник, и он получил трехдневный отпуск, чтобы съездить на похороны.

Солдатам выдавали карманные деньги, которых едва хватало на сигареты. Употребление спиртного было строго запрещено.

Валентин так и не смог понять, что тянет молодых парней в спецназ – ведь многие шли сюда добровольно. Все-таки жизнь офицера была намного легче – приходилось мало спать и есть, много тренироваться, но не было этой ужасной муштры, которой ежедневно подвергались солдаты. Валентин не боялся трудностей, но не любил жестокость – а именно ее прививали бойцам спецназа… Впрочем, он никогда не помышлял уклоняться от военной службы: он знал, что это его долг. Поэтому, когда по окончании сборов под Рязанью его послали на шесть месяцев в Афганистан военным советником, он не сопротивлялся и спокойно поехал в эту горячую точку.