Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без - Наталья Павлищева

Александр словно что-то чувствовал, не хотел брать сестер в Петербург, еще там, в имении, отговаривал, она почти обиделась, решила, что боится, чтобы обузой не стали. Дмитрия убедила, чтобы побольше им содержание выделил, ей самой присылали 1500 рублей в год и с бесконечными задержками выплат, а сестрам по 4500 рублей каждой.

Но сейчас это было совершенно не важно. Она пыталась понять, что теперь делать. И вдруг осознала, что не сделает ничего. Если бы это была Екатерина, другое дело, а Азя… с Азей они словно одно целое. Нет, против Ази она ничего не сделает. И Пушкину скажет, чтобы забыл.

Но Пушкин не забыл, и связь со свояченицей не прервалась. Осознав это позже, Наталья Николаевна не раз устраивала мужу скандалы, а вот поругаться с сестрой почему-то так и не смогла, словно чувствовала себя перед ней виноватой за то, что на ней, а не на Азе женился Пушкин.

Глупость, конечно, но женскому сердцу не прикажешь…

«Милостивый государь, князь Михаил Александрович, пользуясь позволением, данным мне Вашим сиятельством, осмеливаюсь прибегнуть к Вам с покорнейшею просьбою…» И в конце: «С глубочайшим почтением и совершеннейшею преданностью честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою. Александр Пушкин».

Князь Дондуков-Корсаков швырнул полученное письмо на стол. Пушкин не просто дерзок, он насмешлив до издевательства! Не он ли только что пустил в оборот гадость:

В Академии наукЗаседает князь Дундук.Говорят, не подобаетДундуку такая честь;

Почему ж он заседает?Потому что… есть?

Рифмовалось, как всегда у Пушкина, отменно, запомнили легко и хихикали многие.

И вот теперь этот поэтишка уверяет в своем почтении и совершеннейшей преданности? Он просит о «Письмах из Парижа» Тургенева, мол, комитет ли решит их судьбу или прямо к Бенкендорфу обращаться? Секретарь уже подсказал, что «Письма…» напечатаны в «Московском наблюдателе» как литературные заметки, потому обозвать их политическими будет трудно. Князь махнул рукой:

– Пусть в комитет обращается, болтун эдакий!

Мстить рифмоплету даже за откровенные оскорбления значит признавать их правоту. Пусть болтает, недолго уж осталось. Ни для кого не секрет, что Пушкин в таких долгах, что вот-вот в долговую яму угодит, там, поди, не станет свои вирши писать, а коли и станет, так дальше стен кутузки не выйдут. И жену князю тоже жалко не было, к чему такой красавице за болтуна замуж выходить, лучшей партии не нашлось?

Пушкин держал в руках первый номер «Современника» и пытался понять, что чувствует. Это была его последняя надежда если не выбраться из долгов, то хотя бы облегчить их бремя. Векселей выдано на немыслимую сумму, даже продав все, он не смог бы их погасить.

А ведь семья, четверо детей, дом, выезд… Свояченицы вносили свою лепту в содержание, но все равно обременение чувствовалось…

Ему требовались 60 000, а то и 80 000 годового дохода, чтобы не только жить, но и гасить долги. Была надежда, что «Современник» эти 60 000 даст. Пушкин подсчитывал просто: 25 000 экземпляров давали 75 000 рублей. Это окрыляло.

Но недаром Пушкин в Лицее имел по математике одни нули, он не желал учитывать типографские расходы, оплату гонораров авторам, которые хотя и были его друзьями, но тоже желали заработка, а еще он не учитывал, что тираж может быть не распродан.

– Наташа, смотри, вот наша надежда…

В руках у Пушкина книжица толщиной в полторы сотни листов в коричневом переплете. Красиво, достойно, веско… Неужели и впрямь спасение? Так хотелось бы!

Наталья Николаевна бережно открыла: «Современник. Литературный журнал, издаваемый Александром Пушкиным. Том первый». Следующая страница: оглавление. Стихотворения и первое из них «Пир Петра Великого»:

Над Невою резво вьютсяФлаги пестрые судов;Звучно с лодок раздаютсяПесни дружные гребцов…

Она переписывала это стихотворение для кого-то, знала, о чем оно, а потому удивленно вскинула на мужа глаза:

– Почему это, Саша?

Он подхватил, почти закружил по кабинету:

– Эх, женка моя… да с какого бы ни начать, главное, чтобы пошло, понимаешь, чтобы был свой журнал и чтобы раскупался!

Начались дни ожидания – как-то читающая публика примет новый журнал? Литературных опусов и без «Современника» в Петербурге немало, одна надежда, что сначала на имя издателя откликнутся, а после уж оценят по достоинству. Что оценят, Пушкин не сомневался, в первом же номере, кроме стихотворения самого Пушкина, «Скупой рыцарь», а гоголевская «Коляска» чего стоила!

Публика приняла… нет, не плохо, но и без большого восторга. Отклики разные, горячих мало или вообще нет.

– В Москву ехать надобно, в архивах потрудиться, иначе «Петра» своего не закончу никогда. А как ехать, коли тут все сразу: и второй номер выпускать надо, и ты на сносях!

Досада, послышавшаяся в голосе мужа, Наталью Николаевну даже обидела. Словно в том ее вина, что на сносях! Что же надо: родить до срока или вовсе не беременеть? Так не ее стараниями сие.

– Плетнев и Одоевский обещают же помочь. И я помогу. Езжай.

Обрадовался, закрутился:

– Мне работать надо, а не типографскими делами заниматься! Коли сумеете, так и поеду. Только следи, чтоб от моей воли не отступали, чтоб все напечаталось, как оговорено. А я в Москве не только по архивам буду.

– А где еще, по цыганам или вечеринкам? – Она заставила себя улыбнуться через силу, состояние было такое, что лучше лежать, а не по издательским делам бегать.

У Натальи Николаевны пятая беременность, снова тяжело, снова страшные отеки, настолько, что ходить трудно, ноги разнесло. Вот-вот роды, которых она уже очень боялась, хотя старательно скрывала страх ото всех, чтобы никому не досаждать. Но хуже всего не это – снова (как это уже привычно!) нет денег, нечем платить за квартиру, за выезд, нечем выкупать заложенное.

Но и этого говорить мужу нельзя, он рвется в издатели, словно сумеет перебить опытного Греча с его журналами. Наталья Николаевна гнала от себя мысль о том, что будет, если «Современник» не принесет желаемого дохода. Гнал и Пушкин, он был деятелен, полон надежд, а что еще оставалось, надеяться больше не на что. Иначе полный финансовый крах, закладывать больше нечего, жить не на что, да и долги отдачи требуют.

Пушкин уехал, оставив ее привычно без денег и беременной.

Дачу сняли на Каменном острове, дорого, конечно, но причин несколько – сама Наталья Николаевна на сносях, а потому куда-то дальше просто не доедет, к тому же сестрам Екатерине и Александре надо все время быть на виду, иначе так и останутся сидеть старыми девами. Об этом тоже открыто не говорилось, но все понимали.

Была еще одна очень важная причина – по издательским делам Пушкин вынужден был проводить лето если не в самом Петербурге, то рядом с ним. О поездке в Михайловское или вообще в Полотняный Завод речи не шло.

Полотняного Завода сестры Гончаровы очень боялись.

Сестры снова и снова умоляли старшего брата Дмитрия прислать лошадей и, как всегда, денег… денег… денег!

– А дача хороша… мечта просто! – Азя закатила глаза, вспоминая два прелестных домика на одном участке, в зелени, уютных и так близко от общества. – Там и парки, и каналы чудесные, а еще говорят, будто этим летом в театре, что рядом с мостом на Елагин остров, будет французская труппа!

Екатерина усмехнулась:

– А еще скажи, что напротив, через Большую Невку, летний лагерь кавалергардов!

– Это скорей уж тебе говорить, а не мне! – парировала средняя сестра и снова повернулась к тетушке – фрейлине Екатерине Ивановне Загряжской: – Нет, тетенька, вам решительно нужно снять дачу там же!

Загряжская улыбнулась:

– Поздно ты говоришь, душа моя.

– А что, вы уже в Царское Село решили? Где будет двор в этом году?

– Где двор, пока не ведаю, еще не решено, а вот я с вами, меня Таша пригласила.

– Ах!

И непонятно, обрадовались сестры или испугались такому решению Натальи Николаевны.

– Конечно, ей вот-вот родить, а ну как снова болеть будет? Слуги, как известно, надзора требуют, да и вы, чай, тоже, попрыгуньи этакие.

Тетушка права, Наталье Николаевне в конце мая родить, ходила трудно, не ходила, а ковыляла, трое детей малы совсем, Александра Сергеевича нет, он в Москве, и скоро ли будет, неизвестно.

Не имея своего постоянного дома, живя в съемных квартирах и то и дело перетаскивая мебель и скарб, тратили много лишних средств, потому что каждый переезд что-то портил, что-то терялось, приходилось докупать или брать в наем мебель, что тоже стоило денег, стоила и сама перевозка… Но где взять на свой дом или хотя бы часть его? Наталья Николаевна вздыхала: хотя бы за квартиру платить было чем…

На каменноостровскую дачу перебирались без Пушкина, который умчался в Москву, оставив издательские дела на Плетнева и Одоевского, а финансовые – на жену. Редакционная подготовка следующего номера «Современника» снова была отдана Гоголю. Это оказалось грубейшей ошибкой.