На мраморных утесах - Эрнст Юнгер

Но утешением мне было то, что теперь я шёл не в очаровании магических приключений, как в первый раз, когда искал Фортунио, а в очаровании добрых дел, призванный высокой духовной силой. И я решил не предаваться страху и высокомерию.

23

Уже сразу за хутором мы разделились в походную колонну. Мы выслали вперёд разведчиков и наказали им следовать за гончими на ремне, тогда как основной отряд с тяжёлыми сворами замыкал движение. Лунный свет стал настолько ярким, что в его сиянии можно было читать написанное; поэтому, пока мы шагали по пастбищным долам, отдельные группы легко держали друг друга в поле зрения. По левую от себя руку мы также видели три высоких, похожих на чёрные пики тополя, а по фронту — тёмные массы Филлерхорна, так что без труда выдерживали направление. Мы шагали к дуге, в которой серп Филлерхорна выдвигался из высокой поросли.

Я занял место сбоку от старого кровного мстителя у лёгкой своры, и оттуда мы не выпускали из виду головную группу. Когда она достигла камышового и ольхового пояса, ограничивающего болото, мы увидели, как люди в ней насторожились, потом группа проникла в брешь. Едва она исчезла из поля зрения, как мы услышали злой, жужжащий звук, точно защёлкнулась железная пасть, и предсмертный крик. Разведчики беспорядочно выскочили обратно из кустов на поле, а мы спешно устремились вперёд, чтобы перехватить их и узнать, что случилось.

Мы обнаружили прогалину, через которую проникли разведчики, по колено заросшую дроком и вереском. Она поблескивала в лунном свете, а посредине её взорам предстала жуткая сцена. Мы увидели там одного из молодых слуг как дичь повешенным в тяжёлой железной скобе западни. Ноги его едва касались земли, а голова и руки за спиной свисали в траву. Мы поспешили к нему и поняли, что он угодил в ловушку для простаков — как старик называл тяжёлые капканы, которые сам же и расставлял на человечьих тропах. Острый край скобы раздробил ему грудь; одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что спасти парня уже невозможно. Однако мы совместными усилиями растянули пружину, чтобы высвободить труп из захвата. При этом мы обнаружили, что скоба на манер акульей челюсти была снабжена острыми зубами из голубой стали, и, уложив мертвеца на пустоши, мы осторожно закрыли опять эту пасть.

Можно было предположить, что за засадой наблюдали разведчики, и действительно, стоя в молчании вокруг вытянувшейся жертвы подлого оружия, мы услышали шорох из ближайших кустов, а потом громкий, ехидный смех в ночи. Теперь что-то зашевелилось в болотистой топи, как будто в гнезде вспугнули спящих ворон. С сосновых участков донёсся хруст ломаемых веток и волочения, а вдоль тёмных канав, на которых старик держал хижины для охоты на уток, послышался шелест. Одновременно болото наполнилось свистом и беспорядочными голосами, как если бы в нём орудовала стая крыс. Мы услышали, как отродье подбадривает себя возгласами, какими оно придаёт себе дерзости в грязи дна и каторжных тюрем, когда составляет уверенное большинство. Они и в самом деле, казалось, имели большой перевес, ибо вблизи и вдали мы услышали развязные песни этой плутовской братии. Непосредственно перед нами шумела шайка пикузьеров.[45] Они тяжело топали по болоту и квакали, как лягушки:

Catherine a le craque moisi,Des seins pendants,Des pieds de cochon,La faridondaine.[46]

А из-за высоких метёлок дрока, зарослей камыша и ивовых кустов звучал им ответ. В этой суматохе мы увидели, как на трясине приплясывают зеленоватые блуждающие огни, и испуганно вспархивают водоплавающие птицы.

Между тем подоспел и основной отряд с тяжёлой сворой, и мы заметили, что от вида этого призрачного шабаша у слуг, похоже, затряслись поджилки. Но здесь был старый Беловар, мощно возвысивший голос:

— Начинайте, ребята, вперёд! Эти оборванцы не выдержат натиска. Но берегитесь ловушек!

С этими словами он, не оглядываясь по сторонам, начал продвигаться вперёд, сверкая в лунном свете лезвием двойного топора. Тут за ним последовали и слуги, горя желанием наброситься на расстановщиков ловушек. Маленькими группами мы пробирались через камыш и кусты и, насколько то было возможно, прощупывали почву под ногами. Так мы отыскивали узкие проходы между заводями, на тёмных зеркалах которых светились русалочьи розы, и продирались сквозь сухой камыш, от чёрных початков которого отслаивалась шерсть. Вскоре мы совсем близко услышали голоса и почувствовали, как пули со свистом проносятся мимо наших висков. Теперь настал черёд псарям натравить гончих, отчего шерсть у тех встала дыбом, а глаза засверкали как жаркие угли. Потом их спустили с поводков, и они, радостно повизгивая, устремились сквозь ночной кустарник как бледные стрелы.

Старик с полным основанием предсказал, что шайки не дадут нам отпора — как только собаки напали, мы услышали жалобные крики, которые, удаляясь, терялись в кустах, а за ними лай своры, шедшей по следу. Мы стремительно бросились вдогонку и увидели, что на противоположной стороне густого кустарника находится маленький торфяник, почва на котором была, как на гумне. На эту площадку, убегая, сбился противник и, спасая шкуру, со всех ног устремился к ближнему высокоствольному лесу. Между тем достичь его удалось только тем, кого не тронули гончие. На многих, как мы увидели, налетели собаки, и они вынуждены были остановиться — животные окружали их подобно бедным огням в царстве проклятых и яростно напрыгивали на них. Местами убегавшие были уже повержены и лежали на земле как парализованные, ибо охотящиеся в одиночку псы с рычанием держали их за горло.

Теперь слуги спустили с поводков тяжёлую свору, и хищные псы с воем ринулись в ночь. Мы видели, как они с наскоку валили свои жертвы, потом рвали добычу и, оспаривая её друг у друга, таскали по земле во все стороны. Слуги, сыпля ударами, следовали за ними. Здесь, как в аду, не было сострадания. Они наклонялись над поверженными и оставляли собакам их право поживиться. Потом с большим усердием снова гнались за бестиями.

Так стояли мы на болоте, как в преддверии тёмного бора. Старый Беловар был в хорошем настроении; он хвалил слуг и собак за работу, разливая по чарке водки. Потом он настоял на продолжении наступления, пока лес из-за сбежавшей своры пребывал в растерянности, и велел прорубить топорами брешь в тяжёлой изгороди, загораживавшей его. Мы оказались недалеко от того места, куда я с братом Ото проникал в поисках Красной птички, и прежде всего собирались атаковать Кёппельсблеек.

Брешь вскоре была с ворота амбара. Мы зажгли факелы и как через тёмную глотку вошли в высокоствольный лес.

24

Как красные колонны блестели стволы в зареве огня; и дым факелов поднимался вертикально тонкими нитями, которые на большой высоте в неподвижном воздухе сплетались в балдахин. Мы шагали широкой цепью, которая из-за поваленных стволов то сжималась, то снова растягивался в стороны. Но благодаря факелам мы не теряли друг друга из виду. Для обеспечения маршрута старик прихватил с собой мешочек мела, из которого он отмечал наш путь светлым следом. Так он позаботился, чтобы мы не потеряли выходную лазейку.

Собаки тянули в направлении Кёппельсблеека, поскольку их всегда ведь манит запах преисподних и живодёрен. Благодаря им мы быстро достигли поля и легко двинулись вперёд. Только время от времени из верхушечных гнёзд с тяжёлыми взмахами крыльев взлетала какая-нибудь птица. Да беззвучно кружили в факельном свете рои летучих мышей.

Вскоре мне показалось, что я по сплошной лесосеке узнаю холм; он мерцал в матовом отсвечивании большого огня. Мы замерли на месте и теперь услышали голоса, доносящиеся оттуда, только они были не такие хвастливые, как только что на болоте. Было похоже, что леса там охраняют подразделения лесничих, и Беловар решил расправиться с ними так же, как с шайкой преступников. Он выдвинул вперёд псарей с лёгкой сворой, велел им выстроиться в линию, как для бега наперегонки, а затем послал собак в ночь как светящиеся стрелы. Сперва они, прочёсывая, пробирались через кусты, затем мы услышали на той стороне свисты и такой вой, как будто явился сам Дикий охотник, чтобы их встретить. Они нарвались на свору легавых, которых Старший лесничий держал в клетках.

Фортунио однажды поведал мне об этих злобных и зубастых псах, их ярости и силе такие вещи, которые казались неправдоподобными. В этих кровожадных тварей Старший лесничий превратил кубинских догов, имеющих рыжий окрас и чёрное пятно на лбу. Ещё в древности испанцы приучили этих кромсателей разрывать индейцев, и их развели во всех странах, где имелись рабы и рабовладельцы. С их помощью и чернокожих на Ямайке, которые уже одержали было победу в вооружённом восстании, опять загнали в ярмо. Вид их по описаниям был настолько страшным, что даже мятежники, презиравшие железо и огонь, предпочли покориться, стоило охотникам на рабов высадиться на берег с этими кровопийцами. Вожаком рыжей своры был Шифон Руж,[47] дорогой Старшему лесничему, потому что он происходил по прямой линии от легавого пса Бечерилло,[48] чьё имя роковым образом связано с завоеванием Кубы. Сообщается, что его хозяин, капитан Яго де Сеназда, дабы ублажить взоры своих гостей, приказывал разрывать на куски пойманных индианок. В человеческой истории постоянно возникают моменты, когда эти твари грозят превратиться в чисто демонические существа.