Правила Дома сидра - John Irving

— А что, если он заглянет в бачок, Уилбур? — спросила сестра Эдна д-ра Кедра.

— Если он уже такой большой, что заглядывает в бачки, значит, пора его учить, — ответил Святой Кедр.

Скорее всего, слова Кедра значили: такой большой, что может разобраться в содержимом бачка. После родов и аборта в бачок отправлялось почти одно и то же: кровь и слизь, вата и марля, плацента и лобковые волосы. Сестры наперебой уверяли д-ра Кедра, что для аборта лобок пациентки можно не брить, но Кедр был неумолим: раз вся работа — Господня, говорил он, ни в чем не будет различий. Бачки, которые Гомер носил к мусоросжигателю, содержали вещественную историю Сент-Облака: обрывки шелковых хирургических ниток, мыльную воду от клизм и еще то, что Гомер (боялись сестры Эдна и Анджела) мог бы там невзначай обнаружить, — «продукты зачатия», другими словами, человеческие эмбрионы или узнаваемые их части.

Он и обнаружил, узнав таким образом (ему было уже тринадцать — несчастливое число), что в Сент-Облаке извлекают на свет Божий и тех, кто «дергается» и кто «не дергается». Возвращаясь однажды с пустым бачком в больницу, он увидел на земле человеческий плод, выпавший из бачка на пути к мусоросжигателю. Откуда здесь взялась эта странность, подумал Гомер, с неба, что ли, упала. Нагнулся, поднял и стал искать взглядом гнездо. Но деревьев поблизости не было. А птица не может снести яйцо на лету, да и упади оно здесь, рядом осталась бы скорлупа.

Может, это выкидыш какого-нибудь животного? В сиротском приюте, особенно если при нем такая больница, слово это не редкость. Но какого? Весил он меньше фунта, длина — дюймов восемь, на почти прозрачной головке что-то темнеет, да ведь это зачатки волос, не перьев; на сморщенном личике как будто брови, заметны даже ресницы. А это что за бледно-розовые точечки на груди величиной с большой палец? Неужели соски? А крохотные скорлупки на кончиках пальцев рук и ног — это же ногти! Держа находку в ладони на вытянутой руке, Гомер помчался прямиком к д-ру Кедру. Кедр сидел за пишущей машинкой в кабинете сестры Анджелы, печатая письмо в Новоанглийский приют для малолетних бродяжек.

— Я что-то нашел, — сказал Гомер и протянул руку.

Кедр взял у него плод и поместил на белый лист бумаги, лежащий на столе сестры Анджелы. Плоду было месяца три, от силы четыре. До аборта он, по-видимому, еще «не дергался», но был уже близок к этому.

— Что это такое? — спросил Гомер Бур.

— Работа Господня, — сказал Уилбур Кедр, главный святой Сент-Облака. Ибо сию минуту ему открылось: это тоже работа Господня — учить Гомера всему, что он знал сам. Дабы мальчик умел отличить добро от зла. Работа Господня — тяжкий труд, но раз уж хватило духу взвалить его на себя, исполнять его надо наилучшим образом.

Глава третья

Принцы Мэна, короли Новой Англии

«Здесь, в Сент-Облаке, — писал в дневнике д-р Кедр, — мы относимся к сиротам как к отпрыскам королевских фамилий».

Отголоском этого, по-видимому, и было ежевечернее благословение, произносимое д-ром Кедром в темноте над рядами кроватей в отделении мальчиков. Благословение следовало сразу за вечерним чтением; после несчастного случая с Винклями д-р Кедр возложил эту обязанность на Гомера, который ему рассказал, с каким чувством читал Диккенса в походной палатке Винклей и что получилось у него это совсем неплохо, правда, Винкли почему-то заснули. Таланты надо поощрять, подумал д-р Кедр, к тому же это прибавит Гомеру уверенности в себе.

Шел 193… год. Гомер стал читать мальчикам «Давида Копперфильда» чуть не на другой день после того, как первый раз увидел человеческий эмбрион. Читал перед сном ровно двадцать минут, ни больше ни меньше. Пожалуй, на чтение романа у него уйдет больше времени, чем у Диккенса на его написание. На первых порах он слегка запинался, и мальчишки немного младше его посмеивались над ним, но очень скоро Гомер стал читать идеально. Часто уже в постели он громко шептал себе первую фразу романа. Она действовала на него благотворно, как молитва, и глаза у него сами собой смыкались.

«Эти страницы покажут, стану ли я главным героем собственной жизни, или им будет кто-то другой», — шептал Гомер. Ему вспоминалась котельная Дрейперов в Уотервилле, сухость в глазах и носу; водяной вал, смывший Винклей; холодная, влажная запятая эмбриона, мертво покоившаяся у него на ладони. Вот кому никогда уж не стать героем собственной жизни.

В спальне гас свет, сестра Эдна или сестра Анджела спрашивали, не хочет ли кто последний раз глотнуть воды или сходить на горшок; под потолком слабо мерцал заметный во тьме волосок лампы, одни мальчишки уже спали и видели сны, другие переживали приключения Давида Копперфильда; и вот тогда отворялась дверь, ведущая в коридор, стены и водопроводные трубы которого были окрашены в больничные цвета, в светлом проеме появлялась голова д-ра Кедра, и он громко произносил:

— Спокойной ночи! Спокойной ночи, принцы Мэна, короли Новой Англии! — (Мертвая запятая эмбриона никогда не станет ни принцем, ни королем.)

Бам! — хлопала дверь, темнота воцарялась еще раз, и сироты оставались наедине каждый со своими царственными образами. Каких принцев и королей они вообразят? О каком будущем станут мечтать? Какую королевскую семью, распахнувшую им объятия, увидят во сне? Какую принцессу, готовую их полюбить? Рассеется ли мрак, окутавший их, когда хлопнула дверь и стихли шаги д-ра Кедра и сестры Анджелы (или сестры Эдны)? (Эмбрион, скорчившийся у него на ладони, никогда не услышит этих шагов. А какие у него маленькие, сморщенные ушки!)

У Гомера были свои мечтания. Он и не помышлял расстаться с Сент-Облаком. Королевский двор был для него здесь, в приюте. Принцы и короли никуда не уезжали, не мечтали о морских путешествиях, никогда не видели океана. И все-таки даже Гомеру благословение д-ра Кедра поднимало дух, вселяло надежду. Принцы Мэна, короли Новой Англии были главными героями своих жизней. Это ему ясно виделось в темноте спальни. Это ему внушил, как внушают отцы, д-р Кедр.

Вести себя, как подобает королю или принцу, можно и здесь, в Сент-Облаке. Наверное, в этом и заключался смысл вечернего благословения.

Гомер Бур, воображая себя принцем, благоговейно взирал на своего короля, стараясь не упустить ни слова, ни движения. Да вдруг вспоминал невзначай холодную, влажную мертвенность того эмбриона, который все не выходил у него из головы.

— Он холодный, потому что мертвый? — спросил он однажды д-ра Кедра.

— Да, — ответил д-р Кедр. — В каком-то смысле он никогда не был живой.

— Не был живой, — как эхо повторил Гомер.

— Есть женщины, которые просто не могут прервать беременность, — сказал д-р Кедр. — Такая женщина чувствует в себе живого ребенка с первой секунды зачатия и уверена, что он должен родиться, хоть он ей не нужен, ей его не вырастить. Тогда она едет сюда, родит и оставляет ребенка нам. А мы ищем ему семью.

— Так получается сирота, — сказал Гомер. — И кто-то должен усыновить его.

— Обычно мы находим семью.

— Обычно, — кивнул Гомер. — По большей части.

— Рано или поздно, — уточнил д-р Кедр.

— А иногда, — сказал Гомер Бур, — женщина не хочет родить ребенка. И не родит.

— Иногда она с самого начала понимает, что ребенок ей ни к чему.

— И ребенок с первой секунды сирота?

— Можно сказать и так.

— И она убивает его, — продолжал Гомер.

— Если хочешь. Но можно и по-другому сказать: избавляется от него, пока он еще не стал ребенком. Прерывает беременность. В первые три или четыре месяца эмбрион, или плод (не ребенок!), еще не имеет собственной жизни. Он живет за счет матери. Он еще не развился.

— Не совсем развился, — поправил Гомер д-ра Кедра.

— Не может самостоятельно двигаться. — У него еще нет настоящего носа, — вспомнил Гомер. У того эмбриона было две дырочки, как на пятачке поросенка.

— Если женщина сильная и знает, что никто на свете не будет любить ее ребенка, она приходит сюда, и я помогаю ей.

— А как эта помощь называется? — спросил Гомер.

— Аборт, — ответил д-р Кедр.

— Точно, — опять кивнул Гомер. — Аборт.

— А в руке ты тогда держал абортированный плод. Трехмесячный эмбрион.

— Трехмесячный эмбрион, — повторил Гомер.

У него была несносная привычка повторять окончания фраз, как будто он тренировался произносить слова перед чтением «Давида Копперфильда».

— Вот почему, — продолжал терпеливо объяснять д-р Кедр, — некоторые женщины не похожи на беременных. Эмбрион, то есть плод, еще так мал, что ничего не заметно.

— Но они все беременные? — спросил Гомер. — Значит, эти все женщины или родят сироту, или убивают его?

— Да, — ответил д-р Кедр. — Я просто врач. Делаю то, что они хотят, помогаю родить сироту или делаю аборт.

— Сироту или аборт, — повторил Гомер.

— У вас, Уилбур, появилась еще одна тень, — пошутила сестра Эдна.