Любовь по правилам и без - Юлия Гауф

— Мам, а может не надо? — прошептал мой котёнок пугливо. Но тут я не на стороне дочки. Подло вытолкала её из-за своей не самой широкой и надежной спины, и сразу — в объятия тётушки.

Сама я при этом хихикаю. Знаю — Котька смущается, особенно когда старшие родственники начинают нежничать. Я и сама такая была. Дедушка у меня таким-же был, как и тётя Лена — приезжал с дачи, и всегда со сладостями для меня. Называл это подарками «от Зайчика», и говорил, что Зайчик просил передать мне поцелуй в лобик. Я морщилась, но позволяла себя поцеловать. А как дедушки не стало, жалеть начала, что всем видом показывала, как мне неприятны поцелуи и объятия. Так что пусть моя Катя потерпит.

Все расцеловались, и вошли, наконец, в дом.

— Неплохо ты за месяц обустроилась!

— Могли бы и у меня поселиться. Я еще месяц назад сказала — нечего мотыляться по съемным квартирам и гостиницам! Вон у меня места сколько — три свободные комнаты, между прочим! И уютненько, и кормила бы вас с Катюхой, и мне не так одиноко, — привычно наехала тётя Лена. — Но ты же упертая у нас, приспичило жить одной!

— Тёть Лен, — я послала ей укоризненный взгляд, и поняла, привычные её наезды сейчас — повод отвлечь внимание от разглядывания Егора. От её внимания не укрылось ничего: и одежду успела оценить, и внешность, и трость.

— Не тётьленкай. Так! — хлопнула она в ладоши. — Идите мыть руки, я пока на стол накрою.

— А чебуреки?

— Что ж я, зверь что ли, чтобы не накормить, и чаем не напоить? Подождут чебуреки! Я уже партию нажарила, кстати. Давай-ка, Настька, первой иди в уборную, и ко мне на кухню. Поможешь на стол накрыть.

Я справилась быстро, и уже через минуту была рядом с задумавшейся тётушкой. Она одета в привычную аляповатую блузку, внизу — цыганская юбка, полную шею обвивают две золотые цепочки. Золото и на запястьях, и на ушах, обрамляющее старомодные рубины «паучками».

Да, тётя Лена не слышала модные советы, что нужно делать акценты. Что в аксессуарах, что в макияже. Она любит быть яркой, ненавидит диеты, всегда громко хохочет, и живет на полную катушку.

Люблю её очень.

— Одобряю, — просто сказала она.

— А я ждала допроса, — хмыкнула я.

— Хороший мужик, Насть, — также задумчиво заметила тётя Лена.

Я и правда ждала допроса: где познакомились, чей сын-брат-сват, из какой семьи, далеко ли зашли отношения, и прочее-прочее-прочее.

— Уверена, что хороший? Тёть Лен, ты с Егором парой слов обменялась, и знакома пять минут.

— Уверена, — отрезала тётя. И добавила: — Почти уверена. Дерьмо — оно всегда пахнет. А этот… видно, что нормальный мужик. Глаза добрые у него, без опасной придури.

— А есть безопасная придурь? — фыркнула, и начала расставлять по столу чашки с блюдцами.

— У каждого мужика есть придурь. Без придури — не мужик! — заявила тётя авторитетно. — Если так хочется допросов, то давай, принимайся рассказывать.

— У нас ничего нет. Сосед наш, дом снял поблизости от твоего старого коттеджа. Вот и познакомились. Дружим.

— Ну-ну, дружите, — расхохоталась она. — То есть, просто друг смотрит на тебя как оголодавший волк на овечку, а ты этого «друга» познакомила с дочкой и привела в семью? Это и есть современная дружба? От такой дружбы через пару месяцев пузо на глаза, глядишь, полезет.

— Тётя!

— Ой, варенье, — пискнула довольно Катя, залезла с ногами на стул, и пальцем потянулась к розетке со сладостью.

Следом на кухню вошел и Егор. Трость он оставил в коридоре, и сейчас его хромота стала намного заметнее.

Интересно, что же с ним случилось? И вообще хотелось бы узнать о нем побольше. Странно, я не из молчаливых, и вообще та еще болтушка, да и профессия обязывает — умею разговорить практически любого человека! Иногда к нам на радио звонят такие люди, которые и не надеются попасть на ведущего и в эфир. Смущаются, двух слов связать не могут. Приходится их раскрепощать, настраивать на нужный лад.

Я умею. Но с Егором почему-то стесняюсь проделывать эти трюки. Вдруг по носу меня щелкнет? Вдруг отвернется? Я… не хочу его терять.

Собака на сене, блин.

Зато тётя Лена не страдает лишней скромностью. Мы расселись за столом, и тётушка ринулась в атаку, отбросив все политесы и вежливость. В своем репертуаре.

— Ох, жаль, что ты так рано лишился родителей, — покачала тётя головой на слова Егора о смерти родителей.

— Да, жаль. Они молодые еще были, могли бы и пожить подольше. Мы, старшие, взрослые уже были, когда родители погибли. Помним их хорошо. А вот младшие братья совсем маленькими были, так и не успели их узнать — ни мать, ни отца. Жаль.

— И сколько у тебя братьев?

— Пять. Всего нас шестеро.

— Ого! — тётя округлила глаза, и фыркнула: — Силён ваш отец был! Уважаю! Это ж надо — шесть пацанов настругал. Что ж ни одной сестры-то нет?

— Вы как моя тётя. Она тоже сокрушалась, что родители сестру нам не родили. Но что уж теперь.

— Шесть братьев, — повторила тётя Лена неверяще.

— Мам, а ты мне братика обещала, — решила напомнить о себе Катя.

Услышали её все.

— Будет тебе братик, — ответила за меня тётя Лена. — Подожди немного. Может, и не один братик будет, а много. Некоторые только братиков и могут делать. Генетика!

— Тёть Лен, — зашипела я гадюкой, но та снова довольно хохотнула.

Егор тоже выглядит подозрительно довольным.

Все всё поняли. Все, кроме Кати, которая пожала плечами, и потянулась за еще одним чебуреком.

15

— Ну и чего ты хмуришься? Морщины появятся, не куксись, — ущипнула меня тётя, вздохнула, и приобняла. — Ох, Настюшка, ну что ты? До сих пор козла своего забыть не можешь?

— Тёть… — вздохнула.

Мы в гостиной. Дверь открыта, нам видно кухню. Егора от «черной» работы мы избавили, но пару чебуреков он все же слепил под чутким руководством Кати. Дочка теперь корпит над партией, которая скоро отправится в морозильную камеру, скрепляет края теста ножичком-солнышком. Егор сидит рядом с дочкой. Болтают. А мы с тётей наблюдаем за ними из другой комнаты.

—