Невеста лорда. Книга 2 - Глиссуар

больше тридцати с небольшим, но выглядела она по меньшей мере на пятнадцать лет старше. В руках у нее был обернутый в потрепанную овчину сверток с младенцем. Услышав ее рассказ, лорд сначала не поверил.

Гретхен родила шесть детей, из которых в живых оставалась только одна новорожденная девочка. Пятеро умерли от снежного поветрия, один за другим. Теперь у нее больше не может быть детей, и она боится за свое последнее оставшееся дитя.

— Так не бывает, — покачал головой лорд Вильморт.

Он побольше других знал о снежном поветрии и готов был ручаться — это сила из тех, что не выбирают. Север раз в год собирает дань — в первый день после конца лета, в предрассветный час, когда заканчивается последняя летняя ночь, под каждой крышей человеческого жилища одно живое существо с теплой кровью должно умереть. Не важно, какое именно — человек, собака, ворон или крыса, молодое или старое, здоровое или умирающее… Каждый год, неизбежно, в одно и то же время, одна смерть — не больше и не меньше. Поветрие — одно из тех явлений, с которыми проще смириться, принять их естественный ход и, конечно, не спать под крышей одному. Средство, чтобы защититься от поветрия, было, и лорд Вильморт знал его, но применял лишь единожды, на себе самом себе, и отнюдь не потому, что ему не хотелось его применять — с огромным удовольствием он бы провел обряд над своим старшим сыном, но не мог рисковать.

— Где спали твои дети? Ты не оставляла их одних в ночь поветрия? — спросил лорд, отдавая себе отчет, что людей настолько глупых не бывает и во всех девяти землях.

— Они спали в большом хлеву, милорд, — ответила Гретхен.

Большой хлев — много других людей, спящих вповалку чуть не друг на друге, чужие дети, скотина, копошащиеся в соломе мыши и свившие гнезда под потолком птицы… И, несмотря на это, поветрие пять раз забирало именно детей этой женщины. Что это, не может ведь быть обычным совпадением?

— Кто-то убивает твоих детей. Душит их или дает яд, — такое объяснение было наиболее вероятным. «Может быть, даже ты сама, если ты сумасшедшая». — Это не поветрие, потому что поветрие не выбирает.

Женщина молча протянула ему сверток с младенцем.

— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я защитил твое дитя от поветрия? Я не могу этого сделать, да это и не поветрие вовсе…

Он осекся, когда понял, что в свертке, который настойчиво суют ему прямо в руки, лежит не живой младенец. Можно было бы раньше понять — ребенок не издал ни звука за все время…

Волнуясь, лорд Вильморт поспешно отодвинул в стороны письменный прибор, листы бумаги, тарелку с остатками сыра и опустевший кувшин с кубком, освободив место, положил сверток на стол перед собой, разорвал засохшую бечевку, заменяющую свивальник, и бережно распутал тряпки и лохмотья, открывая содержимое свертка. Это был трупик ребенка — мальчика, прожившего не больше пары месяцев и умершего, определенно, от снежного поветрия — внутри и вокруг рта еще оставались крупинки холодного нетающего снега. Хотя со дня смерти прошло уже больше двух месяцев, тело ребенка не разлагалось, а медленно высыхало, как часто происходило с телами тех, чьи жизни забирало поветрие.

— Милорд…

Лорд Вильморт так увлекся разглядыванием трупика, что забыл о матери и чуть не вздрогнул от ее голоса.

— Вы можете вернуть его, милорд? — очень тихо спросила Гретхен, глядя на него совершенно безумными глазами.

«Похоже, слухи зашли слишком далеко», — с досадой подумал Фержингард. Оживлять бесполезных младенцев в его планы точно не входило. Разве что ради эксперимента…

— Может быть и смогу, — ответил он. — Но сначала мы с тобой должны понять, как и почему это происходит. Почему именно с тобой, с твоими детьми. Садись, Гретхен. Ты должна рассказать мне все.

Глава 4

Начавшиеся с ноября метели обещали суровую зиму. Лорду Рейвину оставалось только гадать, не связано ли это с трагедией, случившейся в его семье — в конце концов, погода так внезапно переменилась именно с той ночи. Любой книжник, сверившись с погодными записями, заверил бы его, что в осенних холодах нет ничего странного, но все же последние восемь-десять лет, что Рейвин помнил, конец осени выдавался дождливым, промозглым и ветреным, но не таким холодным.

Рейвин написал послание лорду Хэнреду — короткое и не содержащее никаких подробностей: «Мой добрый друг, я нуждаюсь в вас». Но о том, что отправить его в такую погоду и речи не было, пришлось ждать больше недели, пока пурга не унялась.

Лейлис чувствовала себя уже лучше, но из спальни почти не выходила и большую часть дня по-прежнему проводила в постели. У нее были книги и давно начатое кружево из вергских золотых нитей, но Рейвин ни разу не видел, чтобы она к ним притрагивалась, и рисунок на кружеве не расширялся.

— Вам, может быть, скучно, миледи? Или что-то требуется? — спрашивал лорд в надежде занять ее хоть чем-нибудь, но получал отрицательный ответ. Сверх того супруги почти не разговаривали.

Сам лорд, чтобы немного отвлечься от мрачных раздумий, решил заняться делами, и так как зимой их было немного, принялся проверять и править торговые накладные и учетные записи за осень. Разобравшись с этим, начал расписывать дела, которыми следовало заняться по весне, а то и ближе к лету. Вот только на все планы не хватало денег. Золота было мало; последний раз сундуки в сокровищнице наполнялись до краев, когда леди Альда выходила замуж за лорда Вильморта Фержингарда, но почти вся сумма выкупа за невесту ушла в первый год правления лорда Рейвина на подарки соседям и дополнительный гарнизон в крепостях на восточной границе.

Золота в недрах северных земель всегда было мало; во владениях Эстергаров — не было вовсе. Выкуп за невесту или военный поход были единственными способами получить его, отчасти именно этим обстоятельством был продиктован брак лорда Рейвина с южанкой.

Разбирая старые бумаги, Эстергар нашел запись о давнем неоплаченном долге — лорд Тистельдер обязывался вернуть три сотни золотых еще отцу лорда Рейвина. С тех пор прошло десять лет. На Севере знали — от южан, конечно же — что такое проценты по долгу, но между собой их не назначали. Однако просрочка в десять лет, к тому же явно недобросовестная забывчивость в вопросе осведомления наследника покойного кредитора о долге стоили как минимум ценного подарка. Но что делать дальше, было неясно; поехать к Тистельдеру лично, как ездил к Хостбину,