Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова

«Куки, ты уже большая девочка (но я хочу быть всего лишь „хорошей девочкой“!) и не должна бояться пылесоса».

«Немедленно отойди от малыша, гадкая девчонка! Он испугался вовсе не шума от пылесоса, а того, что ты схватила его своими мерзкими, грязными руками! Сейчас же пойди и вымой руки с мылом и щеткой».

«И чтобы никакого нытья, марш!»

Упорно высиживая перед тарелкой с ненавистной кашей или еще более презираемыми хлопьями, Куки несколько переоценила новую реальность.

Здесь есть приятные вещи и есть неприятные. Есть враги и друзья. Но есть и тот, кого надо защищать ценою жизни, кто нуждается в тебе, как в воде. Тот, благодаря кому можно стать «хорошей девочкой».

Глава 18

Наконец завершилось многодневное путешествие Корки и Ролли из зимы холодной и снежной Шотландии прямиком в лето благословенного мягкого климата центральных графств Англии.

Лондон уже издали дал о себе знать темнеющим облаком дыма от сотен и тысяч печных труб, которые топили углем, привозимым на барках из Ланкастера и с Тайна. Десятки фабрик стекольных, ткацких, фарфоровых испускали столбы черного смога.

Добравшись до особняка леди Фрэнсис, прибывшие, под кислым взглядом дворецкого, обосновались в правом гостевом крыле и, получив в полное распоряжение двух лакеев и одну горничную, провели ночь в самых комфортных за последние две недели путешествия условиях.

На следующее утро Корки в полном облачении, при новом парадном парике и алом жустикорпе, купленном в Шотландии, которая несмотря на военное положение продолжала торговые связи с Францией, собрался выйти в город.

Зрелище он собой представлял весьма красочное – такой изящный джентльмен – с пеной золотистых кружев в раструбе расширяющихся рукавов расшитого золотом кафтана.

Драгоценные, на первый взгляд по крайней мере, пуговицы сияли так, что резали глаз. Пара золотых часов на длинных цепочках весело позвякивала на каждом шагу. Белоснежный шейный платок из голландского шитья, скрученный и продетый в специальную петлю на весте [26], стоил как минимум две гинеи.

– Бесподобно, сэр! – Задохнувшись от восторга, мистер Ролли обозрел своего господина от макушки тщательно расчесанного и уложенного живописными волнами парика до черных блестящих ботинок на высоких каблуках. И принялся прилаживать огромную меховую муфту, завязывая ее на талии хозяина.

Удовлетворенно оглядев себя в высоком зеркале, Корки был склонен согласиться с мнением камердинера. Насвистывая веселую песенку, манерно переставляя тонкую трость с позолоченным наконечником, он вышел на Мальборо-стрит.

– Французская собака! – тут же раздались со всех сторон крики уличных мальчишек.

Не обращая на них никакого внимания, Корки, задумавшись, повернул не в сторону Сент-Джеймского парка, как намеревался вначале, а пошел по Странду в кофейню «Менз» напротив Скотленд-Ярда. Там собиралась публика, которая могла по достоинству оценить его великолепие. Впрочем, и здесь, на улицах Лондона, его колоритная фигура снискала достаточно внимания.

Старьевщик, представитель самой наглой и шумной братии из всех сортов уличных торгашей, с видом знатока оглядывал Корки, прикидывая в уме, через руки скольких покупателей дойдет до него великолепная треуголка блестящего лорда.

А что? Ведь продавец был уверен, что среди пяти-шести шляп, надетых сейчас на его собственной голове и предлагаемых всякому желающему их приобрести, есть, возможно, и та, коя украшала лорд-мэра на пышной процессии в день вступления его в должность!

В конце концов, весь Лондон одевается в одно и то же платье, которое, совершая кругооборот от богатеев, оседает на плечах и голове такого старьевщика, как он.

Он так засмотрелся на Корки, что не заметил, как мальчишка, сидевший в корзине на голове у проходившего мимо верзилы, ловко подхватил палкой с крюком одну из его шляп.

В общем-то, такие жулики охотились за дорогими париками, но раз уж подвернулся ротозей со шляпами, отчего бы и такую рыбку не поймать? Парик ценой пять шиллингов или две шляпы ценой в два с половиной шиллинга – всякий улов хорош!

Лондон кипел. Деловой люд спешил на обед в свои дома или в кофейни, оставив лавки и конторы на клерков и помощников. В каретах и портшезах [27] важно ехали состоятельные горожане.

Тут же женщина со следами невзгод на темном от загара лице, облаченная в бедное мантуанское платье, несла на голове овощную корзину, а в руке еще одну с горшочками масла. Она пронзительным голосом извещала хозяек близлежащих домов, какую провизию предлагает на продажу.

Старик водонос, со спиной, скрюченной самым удобным образом для переноски бочек с водой, подвязанных к коромыслу на его плечах, предлагал хозяйкам воду. Его фартук был насквозь мокрым от расплескавшейся воды.

Только самые богатые горожане имели водопровод в доме, остальным приходилось воду покупать или носить из уличных колонок и фонтанов.

Госпожа спешила за материей на новое платье. Служанка бежала в ближайшую аптеку за настойкой от подагры для хозяина. Лакей, шедший ей навстречу, остановился и, отвесив поклон, стал любезничать, забыв дела и не замечая подозрительного типа, примостившегося рядом с преступными намерениями освободить его карманы от кошелька.

Лондон ничуть не изменился, подумалось Корки. Стоит слегка отвлечься, и ты станешь добычей для тысяч воришек и бандитов, промышлявших своим опасным бизнесом на улицах и в подворотнях самого большого и опасного города в мире.

– Эй, любезнейшая, от души советую оставить при мне мои часы, – произнес Корки тихим голосом и повернулся на сто восемьдесят градусов как раз вовремя, чтобы успеть схватить за край широкого плаща женщину, как будто совершенно спокойно шедшую по своим делам.

– В чем дело, сударь, я позову на помощь! – не очень любезно ответила та, стараясь освободиться и продолжить путь по неотложным, видимо, надобностям.

– К чему беспокоить доброго человека, а ведь в констебли таковых и выбирают, ради сущего пустяка? Вы, сударыня, вернете мою вещь, и мы разойдемся с миром, – продолжал упорствовать Корки, обратив уже внимание окружающих на свое странное поведение.

– Да как вы смеете обижать честную вдову… – начала было, с возмущением повернувшись к обидчику, женщина. – Корки!

– Рад нашей встрече, милая сестрица, – улыбаясь, ответил джентльмен. – Но мы стали объектом изучения немалого числа добрых граждан, что не может меня не угнетать. Прошу вас составить мне компанию и отобедать со мною, как бывало это раньше.

– Ах, Корки, все такой же галантный кавалер! – мурлыкала дама, опираясь на его руку и оглядывая всю его нарядную фигуру. – И все такой же франт!

– А ты, милая сестрица, все так же рискуешь оказаться на виселице.

Дама резко отдернула свою руку от облаченной в перчатку руки Корки. Но, задумавшись, все же продолжала путь рядом с ним.

Разочарованная толпа растаяла, так и не дождавшись продолжения спектакля. Зайдя в таверну, Корки со своей спутницей заняли отдельную комнату и, расположившись со всеми возможными удобствами, завели приятную беседу.

– Мисс Бетти, я намеревался встретиться с вами. Надеялся, вернее.

– Зови меня миссис Джонсон.

– Ммм… Миссис Никто! Ты снова побывала замужем?

– И снова вдова, увы! А ты, милый братец, кем нынче называешься?

– Тем же, кем и рожден.

– Мммм… Как увлекательно! – Дама обладала удивительно богатой вьющейся шевелюрой. Множество рыжих кудряшек довольно живописно обрамляли ее лицо с крутыми скулами, полными губами, высоким лбом и веселыми карими глазами.

Это была довольно статная и высокая дама в скромном, но богатом полутраурном платье. Вся ее гибкая, затянутая шитым лионским шелком фигура, исполненная жизненной силы, пленяла с первого взгляда.

– Как, миссис Джонсон, – Корки со значением кивнул собеседнице, – поживают ваши детки?

– Корки, мелкий ты ублюдок! – не сдержавшись, вскричала уважаемая дама на всю таверну. – Не смей говорить со мной в подобном тоне!

– Прости меня, милая сестрица, – вовсе не виновато склонился в поклоне Корки. – Даже не думал задевать свою любимицу. Ах, я так надеялся, что этот пригожий мальчик – или девочка? – выживет. Женщина, нанятая тобой в услуги как няня и кормилица для малыша, выглядела вполне достойной, чтобы оправдать самые смелые надежды наилучшего родителя из всех возможных… Но мы ведь с тобой знаем о пользе воспитания в чужом доме на свежем деревенском воздухе.

– Тебе превосходнейшим образом известно, что у меня только маленький чудесный мальчик. Один. И ему живется сносно. Женщина, которой я плачу ежегодно по десять гиней, выглядит вполне порядочной и доброй… Она чиста и опрятна и во всех отношениях достойна всяческого доверия! – Бетти, все больше возбуждаясь, раскраснелась и выглядела прехорошенькой. – Как ты можешь сравнивать нашу попечительницу и… и кого бы то ни было!