Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 (СИ) - Токсик Саша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристаллики нитрата серебра, которые и дают изображение на фотоплёнке по размеру совсем крохотные. Для сравнения, на одном кадре фотоплёнки их в два раза больше, чем в модном формате 4к.
Но это не значит, что фотоплёнку можно увеличивать бесконечно, как это показывают в шпионских фильмах. Во-первых, размеры кристалликов тоже имеют свои ограничения и на фотографиях создают «зерно».
Чем меньше кристаллы тем, плёнка менее светочувствительна, другими словами, требовательна к освещению. Поэтому днём и на солнце фотографии получаются хорошими и чёткими, а в помещении при плохом свете, даже снятые на более чувствительную плёнку — зернистыми на грани брака.
У меня условия близки к идеальным, солнечный день и плёнка Свема-65. Но есть и вторая проблема — резкость. Сводился я всё-таки по девушке, поэтому пятку Кэт я вижу со всеми подробностями, а вот фигура в полумраке каюты расплывается.
Проецировать кадры прямо на стену и делать снимки выставочного формата, чтобы задумчиво разглядывать их с лупой в руках, как персонаж известного фильма Антониони я не могу. У меня и бумаги такого размера не найдётся.
И мне не всё фото нужно, а только фрагмент. Правда, мой «Ленинград» умеет печатать снимки только размера 24×36, но я легко обхожу эту деталь. Разворачиваю сам аппарат на 180 градусов. На подложку ставлю тяжеленную пишущую машинку «Ятрань», чтобы конструкция не кувыркнулась носом вниз, и проецирую негатив прямо на пол.
Разглядеть лицо мне так и не удаётся. Слишком тёмная и контрастная картинка. Виден только контур. Зато в глубине помещения вижу ещё одну фигуру. Совершенно определённо — женскую.
* * *
Начав ремонт крыши, я открыл ящик Пандоры. Семеро «слонов» безропотно согласились поучаствовать в комсомольской стройке имени меня.
В семь утра следующего дня эта галдящая и исторгающая выхлопы перегара компания оказывается у нашего крыльца, слегка перепугав маму, которая не успела уйти на работу.
Её неожиданно успокаивает наличие у двоих из них стройотрядовских курток. Только тогда я вспоминаю, что с мамой не только не посоветовался насчёт ремонта, но даже её не предупредил.
— Вас из райкома прислали? — спрашивает она.
С моей точки зрения, эту банду бомжеватого вида людей трудно заподозрить в причастности к такой серьёзной организации, как райком.
«Слоны» растерянно переглядываются.
— Из райкома, мам, — говорю, — меня вчера товарищ Комаров сообщил, а я забыл тебе передать.
— Третий год обещают, — она верит со свойственным творческим людям легкомыслием, — ну, успехов вам в ваших начинаниях. Мне на работу пора.
Снова уснуть не удаётся. Даже беглый осмотр показывает, что ремонтировать там нечего. Строители, которые готовили дом для приезжей сотрудницы, откровенно схалтурили. Покрыли крышу рубероидом в один слой, даже не проклеив швы. Их просто положили внахлёст, прибив длинными рейками.
Так кроют сараи с не слишком ценным имуществом, рассказал мне Анатолий, тот самый опытный товарищ с редкой бородой и несколькими стройотрядовскими значками на куртке.
Конструкция держалась исключительно на соплях и ржавчине, ссохшаяся и слипшаяся под ударами стихий и собственным весом. Стоило её тронуть, как с крыши посыпалась труха, а рубероид стал отрывается клоками.
Вместо ремонта «слоны» приступают к демонтажу. Мне даже удаётся немного задремать под ритмично падающие на палисадник доски. Хрен с ними, с цветами. Думаю, мама не расстроится. Они который год растут там «самосадом» из собственных семян. Ремонт закончится, я там розы посажу.
Не сам, конечно. Найму специалиста.
В мечтах о будущей богатой жизни постепенно погружаюсь в сон. Вчера я проработал до пяти утра, и голова наливается свинцовой тяжестью, едва касаясь подушки.
— Твою мать, сука! — вопль сопровождается шумом падения чего-то куда более тяжёлого, чем доска и треском. — Щемись, мужики!
— Бля, их тут много!
— Больно как, падла!
— Толик, они с твоей стороны лезут!
— Атас! Тикаем!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В полном недоумении выскакиваю на улицу.
Зря.
Над домом висит густое и недоброе облако. Осиный рой.
Четверо ремонтников уже выглядывают из за уличной ограды, ещё трое спешно покидают место происшествия.
— Фотограф, эй! Алик! — машет мне из-за забора очкастый Витёк. — Вали оттуда. Съедят!
Его физиономия как минимум в двух местах распухла от волдырей. Следами тесного общения с осами могут в той или иной степени похвастаться все «старшаки».
Больше всех, по закону вселенской справедливости, досталось Серёге. Именно он наткнулся на гнездо под очередным листом рубероида.
Точнее, само гнездо находилось на чердаке. Осы вылетели в щель между подгнившими кровельными досками. Они были очень недовольны и быстро нашли тех, на ком это недовольство можно сорвать.
Я немного замешкался. Бежать из собственного дома почему-то кажется мне постыдным. Ровно до первого укуса.
Укус осы ощущается особенно. Такое чувство, что она лупит тебя крохотным электрическим шокером и все нервные окончания в этом месте бьются в конвульсиях.
Словно вместо яда она впрыскивает в тебя всю свою ненависть.
— Чтоб тебя!
Хлопаю себя по шее и чувствую, как недобитая гадина падает под рубашку и ползёт там, выбирая место для нового укуса. Ещё одна тварь запутывается у меня в волосах. Опомнившись, несусь к ограде. Уже по дороге понимаю, что спрятаться в доме было проще и логичнее.
Поле битвы остаётся за осами. Они вьются над домом как маленькая серая шаровая молния.
— Отработали на сегодня, — говорит Витёк, — шабаш.
— В смысле⁈ — оборачиваюсь к нему.
— Я туда не полезу, — сообщает он. — А если у меня аллергия на укусы? Вдруг я помру тут, вдали от цивилизации?
Остальные «слоны» согласно машут головами.
— От какой цивилизации? — говорю, — тут ЦРБ есть. Не переживай, откачают.
— Туда лезть бесполезно.
— Они до ночи не успокоятся.
— Утром их надо, по росе…
— Керосином…
— А лучше дустом…
— Лучше само гнездо поджечь!
— Ты дурак? — я поворачиваюсь к последнему говорившему, — Какой поджечь, оно на чердаке! Дом же сгорит!
— Ну я так, гипотетически, — сопит худой и смуглый парень в шляпе из газеты. — В плане теории.
— Сегодня они точно не успокоятся, — стройотрядовец Анатолий говорит от лица всей банды. — И пока гнедо на чердаке, делать что-то бесполезно. Не дадут работать.
— И как мне с этим жить? — показываю на полуразобранную крышу, — а если дождь?
— Так материала всё равно нет, — говорит он, — ты чем крышу крыть планируешь? Так же, как было, рубероидом? Или шифером поверх? А может, оцинковкой? Если рубероидом, то гудрон нужен. Доски кровельные поменять придётся многие, там сгнило всё. — Он упирает руки в бока и начинает «лечить» меня с видом опытного прораба. — В общем, хозяин, ты готовь материалы. А мы завтра подгребём к тому же времени. Лады?
— Лады, — вздыхаю я.
Вот не было печали. Как-то в прежнем времени у меня все стройки намного проще проходили. Утвердишь смету, переведёшь деньги, и через какое-то время приезжаешь в готовый дом. И без понятия, что там на крыше, шифер или рубероид.
За советом я обращаюсь к человеку, который намного лучше ориентируется в реалиях окружающей эпохи. К Жендосу. Я то привык, что достаточно поехать на базу, выбрать необходимое и оплатить доставку.
Хрен вам! Наличие денег не гарантирует ни-че-го. Только сейчас я понимаю отчаяние миллионера Остапа Бендера. Бабки есть, а приобрести на них ничего нельзя.
— Шифером несолидно, — говорит Жендос, — железом крыть надо. Шик!
Листовое железо в Советском Союзе — все равно, что сердце юной прелестницы. Купить его невозможно. Можно только украсть.
Самостоятельно я этого делать не собираюсь. Такие идиоты отправляются за решётку куда чаще, чем профессиональные преступники. Нарвёшься на какого-нибудь «украл, выпил, в тюрьму» и пойдёшь следом за ним прицепом.